Информация - Роман Сенчин

– С фига ли!?

– Ты сам меня с ней познакомил.

– И что – что я? Я ей этот номер не давал. Знаю, что она безбашенная на все четыре головы…

От такого признания я даже с дивана вскочил:

– А на хрена ж ты мне жениться на ней советовал?!

– Ну, можно подумать, если б сказал «не женись», ты бы послушал…

– Это уже мое дело – слушать или не слушать. Спасибо, земляк!

– Ладно, давай не грузиться, – устало попросил Макс. – Оба мы в дерьме-дерьмовиче… Я тебе не говорил еще? Ленка моя замуж собралась.

– Хм! – я обрадовался смене темы. – За кого?

– Да какая разница… Нашла какого-то… То есть он ее. Уговорил. Она сообщила позавчера эсэмэской. Пытаюсь дозвониться – не отвечает. На письма – тоже. На домашний звонил несколько раз – родители говорят, что дома нет… И тут еще на работе завал – на день сорваться не могу. В субботу стал работать, прикинь… Уволюсь к херам. К ней надо! Я ведь люблю…

Мне становилось все легче и легче от его нытья. Свои проблемы всегда становятся менее грузящими, когда наблюдаешь проблемы других… Я лег, натянул одеяло до подбородка, прикрыл глаза; слушал максовский монолог, будто колыбельную.

– Дождался… такую девочку теряю… Блин, если замуж, значит, она с ним трахалась! Он ее трогал!.. Все, увольняюсь! На хер мне эта должность, деньги эти сраные… Я один, один совсем…

И, что удивительно, Макс это свое намерение все-таки реализовал: не дожидаясь окончания срока, расторг контракт и уехал в наш родной город. Конечно, расплевавшись с теми, кто симпатизировал ему на ВГТРК. В Москву после этого ему дорога вряд ли когда-нибудь снова откроется.

Время от времени он звонил мне, жаловался на нищету (нигде не работал, что подкопил в Омске, спустил), на то, что Лена, несмотря на все его уговоры, все же вышла замуж; Макс пришел на свадьбу, устроил прямо в загсе дебош, валялся перед любимой на коленях, был сдан в милицию, штраф ему там какой-то выписали, чуть дело не завели… Жил он с матерью, питался рисом и макаронами, когда появлялись копейки, бухал в своей комнате, а потом шел уговаривать Лену бросить мужа и стать его женой… В общем, весь смысл его жизни свелся к тому, чтобы вернуть любимую.

А у меня происходило наоборот – только на месте Лены был я (правда, у меня не было в то время, так сказать, второй половины), а на месте Макса – Полина. Она долбила меня звонками каждый день. То истерила, то тихо плакала, то умоляла, то угрожала…

Это продолжалось все лето. Однажды я не выдержал и ушел в запой, который закончился новым, но, к счастью, довольно легким приступом белки. Я целые сутки слышал в ушах строчки какой-то попсовой песни: «Стоят девчонки, ноги по колено, у перехода метрополитена…» Я знал, что слова в оригинале не совсем такие, и мучительно пытался их вспомнить, – не «ноги», дескать, а что-то другое. Вдобавок мне стало явственно казаться, что моя обмороженная три года назад голень снова стала распухать и покрываться пятнами. Я тер ее мазями, пил успокоительное и слышал, слышал одни и те же фразы задорной песенки: «Стоят девчонки, ноги по колено…»

Когда белка отпустила, я традиционно навел в квартире порядок. При этом выбросил вещи, не только принадлежавшие Полине, но и побывавшие у нее в руках. Даже майку «Челси», присланную мне Лианой из Лондона, швырнул в мусоропровод – Полина ее пару раз надевала…

В общем, лето две тысячи девятого получилось тяжелое, бредовое. И, конечно, не только из-за истории с Полиной.

Агентство наше откровенно разваливалось. Зарплату стабильно задерживали, серьезных заказов не поступало, зато дисциплина крепчала и крепчала; Настоящий Полковник смотрел на нас с ненавистью, как на дармоедов. «Надо увольняться», – шелестели сотрудники.

Первой, и совсем неожиданно, соскочила тихоня Оксана. Как-то в середине июля, в конце рабочего дня, она собрала вещи в пакет и объявила:

– Прощайте, господа.

Не поняв смысла этого «прощайте», мы ответили равнодушным «пока». Я, помню, удивился одному – что сегодня она уходит раньше других.

На другое утро Оксана на работе не появилась, зато на доске приказов закрасовалась бумажка, извещающая, что она уволилась по собственному желанию. Наша местная блондинка Настя Мациевская тут же, сгорая от любопытства, стала звонить Оксане и после череды наводящих вопросов узнала, что та устроилась в «Газпром».

– Охрен-не-еть! – Лицо Руслана страшно исказилось. – Вот тебе и простуха. А мы тут киснем!

Увольнение Оксаны стало толчком, и теперь большинство людей занималось почти исключительно тем, что искало другую работу. Делалось это открыто, Настоящий Полковник бесновался, ему хамили. Смелости сотрудникам добавляло то, что вместо Оксаны была принята тетка, не умеющая даже как следует владеть компьютером. Некоторое время она просила помощи по любому вопросу, а потом забила и стала тупо пить чай…

В начале августа валить стали массово. Из нашего отдела ушли Артем Пахомов и Настя, за их столами появились какой-то явно мало что вообще соображающий в окружающем мире паренек (даже имени его не запомнил) и девушка Ольга.

Когда я увидел ее «Айфон 3GS», который до сих пор еще не продается в России, сумочку от «Миу Миу», а потом и автомобиль, на котором она ездит, – новенький «Ягуар XJ» (совсем вроде бы не женский), то был очень изумлен, зачем она устроилась сюда за тридцать тысяч (в самом лучшем случае), которые к тому же выплачивают с огромным скрипом. И по одежде, и по поведению она была явно не из того слоя, какой плесневеет по офисам.

Мне она понравилась. Симпатичная, ухоженная, а главное – какая-то притягательная, интуитивно близкая мне… Трудно объяснить, чем, но было ощущение, что вот такую девушку я давно ждал. И радовало, что и она обращает на меня внимание.

Несколько дней повода завязать с ней разговор не представлялось, – мы сидели друг напротив друга и переглядывались откровенно заинтересованные друг другом. Но взять и начать болтать и мне, и ей казалось нелепо. Щелкали клавишами, хмурились в мониторы, и, отводя от них глаза, встречались взглядами…

Когда Ольга выходила из кабинета, у меня возникало желание тоже встать и пойти следом за ней. Завязать в коридоре разговор… Естественно, оставался сидеть, терпеливо ждал возвращения… Может быть, я бы подкараулил ее где-нибудь (это было несложно), но я всячески убеждал себя, что неформальные отношения на работе – пошлость. Я всегда старался держать дистанцию с сослуживцами, ограничиваясь «здравствуйте», «до свидания», «привет», «пока»; единственное, мог на праздничной вечеринке дежурно пошутить.

Но в случае с Ольгой все получилось иначе. Этому способствовало и то, что я увидел в ней девушку, которая действительно мне нужна (впервые с момента знакомства с Ангелиной), а также, и это более существенно, мое внутреннее решение вот-вот отсюда уволиться.

Да, мы проработали вместе три с небольшим месяца, а потом и началось наше настоящее общение. Еще месяца два. Прекрасные и… ну, можно сказать, драматические два месяца.

Дальнейшие события я буду описывать, скорее всего, схематически, пунктирно. И не только из-за нехватки времени; но в голове такой сумбур, что события последнего полугода – от знакомства с Ольгой до того момента, когда я понял, что нужно спрятаться, – не получается разложить в хронологическом порядке, выбрать основное, а записывать все подряд, как я убедился, нереально… Поэтому постараюсь более-менее связно объяснить, почему я забился в угол, отключил телефоны и пугаюсь каждого шороха.

К этому привело несколько причин. Большинство из них возникало на протяжении четырех лет, одни раньше, другие позже; они развивались то активнее, то медленнее, и вот в начале зимы сплелись в такой сложный клубок (прошу прощения за этот уже встречавшийся в моем тексте штампованный образ), что мне пришлось скрываться.

Первая, самая, наверное, несущественная (хочется верить, что так) причина, – в августе я наткнулся в Интернете на пост какого-то горца с тарабарским ником, где речь шла о моей весенней статье про церковь в Тарумовке. Горец (по крайней мере, на юзерпике был изображен молодец в бараньей шапке) писал нечто такое: «Поражен цинизмом и ложью… Вопросы корреспондента носят провоцирующий характер… Статья подрывает авторитет руководства республики в решении межэтнических и религиозных вопросов… Пиар-акции такого характера у нас не проходят…» Все бы ничего, но в конце он обещал «найти и наказать провокатора».

Второе – я не желал больше общаться с Полиной… Вообще-то я довольно долго сомневался, правильно ли делаю, что окончательно с ней разрываю, время от времени, даже против желания и голоса разума, пытался наладить отношения. Пусть не отношения жениха и невесты, но хоть человеческие. Все-таки у нас были хорошие, очень хорошие часы.

Но каждая встреча заканчивалась ссорой, после которой я давал себе слово больше не отвечать на ее звонки, не встречаться… Проходило несколько дней, неделя, и я не выдерживал, это слово нарушал.