Выдумщик (Сочинитель-2) - Андрей Константинов

Катерина встала, прошлась по кухне, подошла к окну, закурила, потом снова покачала головой:

— Олафсон не пойдет на рискованную сделку — он деньги считать умеет… Костя человек хозяйственный и бережливый, я не смогу уговорить его рискнуть капиталами фирмы. Тем более, что речь идет об очень крупной сумме…

Андрей будто ждал этого возражения:

— А тебе и не надо уговаривать Костю вписать в этот «блудень» деньги вашей фирмы… Надо сделать так, чтобы у самого Олафсона тоже душа спокойна была, чтобы он чувствовал себя полностью уверенным и защищенным… Что я предлагаю? Ты завтра съездишь к Косте и изобразили из себя жадную дуру.

— Я?!

— Ты, Катюша, ты… Если постараешься — получится… Как говаривал старик Ришелье, пытаясь стырить подвески у королевы Анны: «Это нужно не мне, это нужно Франции»… Ты сделаешь вид, будто предложение тебя безумно заинтересовало — настолько, что ты готова вложить в сделку свои собственные деньги… Понимаешь? Не деньги фирмы, а твои личные сбережения… А Косте ты предложишь сорок процентов от будущей прибыли — за его работу, за то, что «тему» он нарыл… То есть Олафсон, ничем не рискуя, получает солидный куш в том случае, если все пройдет хорошо… Это даст ему необходимое душевное равновесие, азарт. И вообще, он будет действовать так, что никто в «ТКК» даже не подумает его в чем-то заподозрить — он ведь не станет в Питере говорить, что закупает здесь водку не за свои кровные деньги… Ты тоже останешься вне подозрений — потому что рискуешь больше всех в финансовом плане… С этой точки зрения именно по методу исключения ты будешь чиста — даже если кто-то в своих проверках и дойдет до несчастной еврейки Рахиль Даллет, вложившейся сдуру в проект… И потом, если все же наша задумка осуществится — в Питере завертится такая карусель, что на серьезные проверки у желающих может просто не хватить времени… Мы же тоже не будем сидеть сложа руки, надо будет по обстановке ориентироваться и действовать… Обладая изначальной информацией о подноготной этой сделки, мы сможем в нужное время подтолкнуть обе стороны конфликта к каким-то шагам… В конце концов — если Палыч через Плейшнера заглотит наживку, можно будет и правоохранительные органы активизировать… Мы должны стать невидимками, призраками — о которых никто не знает, но которые способны реально влиять на расклад… Конечно, сейчас невозможно в деталях спрогнозировать, как именно будет развиваться ситуация… Мы можем вычислить только вероятное направление ее развития… Кстати, я убежден, что если только конфликт между Палычем и «комитетчиками» проявится в каких-то жестких формах — немедленно активизируются дополнительные силы, и в игру войдут новые участники…

— Что ты имеешь ввиду? — спросила Катя, не успевая за «полетом мысли» Серегина.

Андрей пояснил:

— Слабость «империи» Антибиотика в том, что далеко не все в ней любят «императора» и желают ему долгих лет жизни и правления… На определенном этапе развития в любой империи центробежные силы начинают превалировать над центростремительными — это я тебе говорю, как историк… Молодежь всегда дышит в затылок старикам — стало быть, и в нашем конкретном случае вполне допустимо предположить, что какой-нибудь молодой «фаворит» захочет воспользоваться случаем и ударит «императора» в спину — а потом все будет списано на внешних врагов… Нет ничего нового под Солнцем, зато есть общеисторические закономерности… И кто умеет их высчитывать — тот может моделировать развитие ситуаций…

Обнорский говорил очень вдохновенно и убежденно, но по лицу Катерины было видно, что она по-прежнему сомневается в успехе предложенного плана — это подтвердил ее очередной вопрос:

— А если Плейшнер все-таки не захочет или не сможет украсть водку? Тогда что? Знаешь — задумывается все всегда красиво, а в жизни такие нестыковки начинаются… Из-за любой мелочи самый гениальный план может рухнуть — и чем сложнее план, тем больше может быть таких непредсказуемых мелочей… Все предугадать невозможно…

Обнорский устало закрыл глаза и начал массировать себе веки пальцами. После небольшой паузы он ответил:

— Если Плейшнер не клюнет, тогда в результате «левой» поставки «Абсолюта» ты, Костя Олафсон, ребята из «ТКК» и деятели с «Апрашки» получат большие деньги… Всем будет хорошо и здорово, кроме «напаренного» в очередной раз государства… Ну, а нам с тобой в этой ситуации придется выдумывать что-нибудь еще… Понимаешь, Катя — изъяны можно найти, при желании, в любом плане. Более того, их надо искать, чтобы вовремя исправить, что можно… Когда начинаешь что-то делать — никогда нет стопроцентной гарантии успеха, но зато когда ничего не делаешь, вот тогда стопроцентная гарантия есть. Гарантия недостижения цели… Выбор, по-моему, очевиден… Так?

— Так, — согласно кивнула в ответ Катя. — Я… Ты прав — надо действовать… Я поговорю завтра с Олафсоном… А сейчас — пойдем в комнату…

— Зачем? — удивился Обнорский, машинально почесывая шариковой ручкой лоб.

— По-моему, кто-то здесь стриптиз заказывал? — ответила ему таким же удивленным взглядом Катя.

* * *

Обнорский очнулся от воспоминаний резко — будто кто-то толкнул его в плечо. Господи, неужели он умудрился задремать в этом «черном мешке», куда его запихнули неведомые умельцы-похитители? Похоже, что так… Вот и не верь после этого рассказам про то, что некоторые приговоренные к смерти засыпали в ночь перед казнью… Странные все-таки фортели выкидывает иногда человеческая нервная система…

Андрей вскочил на ноги и заметался по своей тюрьме — кто же его все-таки похитил, кто?! Скорее всего — «тэкакашники», учитывая вечерний разговор с Назаровым, это, конечно, наиболее вероятный вариант… Обнорский глухо выругался вслух — да, смудаковал он тогда с этим звонком майору. Не нужно было его делать… Да теперь-то жалеть уже поздно…

Когда комбинация с «Абсолютом» начала развиваться именно так, как и задумывал ее Обнорский с самого начала — в душе Андрея стало происходить черт знает что… Серегин ведь понимал, что с точки зрения нормальной человеческой нравственности весь его план более, чем спорен… Одно дело — теоретические построения, и совсем другое — когда эти построения начинают претворяться в жизнь, когда приходит осознание невозможности остановки уже запущенного безжалостного механизма…

Когда план еще только выстраивался, еще в Стокгольме Катя спросила как-то Андрея:

— Слушай… Ты извини, вопрос, конечно, дурацкий, но… Тебе не жалко этих «комитетчиков»? Ты же сам понимаешь — если все пойдет так, как ты задумал, тогда и стрельба может начаться, и кровь польется…

— Жалко — оно у пчелки! — Андрей ответил, наверное, излишне резко — именно потому, кстати, что сам себе постоянно задавал тот же самый вопрос, который озвучила Катерина.

Серегин нашел ответ на этот страшный вопрос и даже подробно продекларировал его позднее Кате — хотя на самом-то деле Андрей старался убедить не ее, а самого себя, убедить именно в «нравственной правомочности» своей комбинации…

— Ты пойми, Катя, — говорил Серегин, расхаживая по кухне стокгольмской квартиры Званцевой. — Кто изначально предложил идею «левой» сделки? Мы? Нет, не мы… Эти самые «комитетчики» ее и предложили… Они сознательно пошли на преступление ради своих корыстных интересов. А раз так — то почему их надо жалеть? Только потому, что у людей не получилось все так, как они хотели бы? Но они — уже взрослые мальчики, играющие во взрослые игры… Они сами свою судьбу выбрали… Были бы они чисты и непорочны — никаких таких раскладов у них и не возникло… И потом — «комитетчики» по жизни с бандюгами воевать должны, им это по судьбе положено. А сами не хотят воевать — значит их к этому подтолкнуть надо.

Обнорский говорил убежденно, но грыз, грыз его червь сомнения — все так, не ангелы эти «комитетчики», но имеет ли он, Андрей Серегин, право ломать их судьбы?… Это же все-таки живые люди… Пока — живые…

* * *

Сначала вся «операция» шла, как по нотам, прошла «пробная» поставка, потом Людмила Карасева прекрасно справилась с отведенной ей ролью и передала Плейшнеру бумаги по поставке «Абсолюта». Сам Некрасов, кстати, «наколку» не оценил, но ей сразу заинтересовался Гутман — так, по крайней мере, рассказывала Мила… Андрей поблагодарил проститутку за помощь, а через несколько дней передал ей пятьдесят шесть тысяч долларов с липовым письмом от несуществующего шведского благотворительного фонда «Анонимные проститутки — путь в новую жизнь». Людмила была просто в шоке — она, конечно, не верила в какую-то реальную помощь с Запада, а поручение Обнорского согласилась выполнить просто так, не по корыстным, а по «человеческим» мотивам… Андрей же постарался максимально запутать Карасеву — так, чтобы она не связывала выполненное ей поручение с полученной помощью от «благотворительного фонда»… Обнорский заставил Милу поклясться, что она в ближайшие дни уедет навсегда из Петербурга, а потом, когда устроится на новом месте — даст о себе знать… Из своей питерской квартиры Мила действительно исчезла, но весточки от нее Андрей так и не дождался, с течением времени его все больше и больше беспокоило это обстоятельство, и он не раз и не два пожалел, что лично не проконтролировал отъезд Карасевой — сделать это ему помешала нехватка времени… Если бы только Серегин знал, чем обернется это его упущение, если бы он только знал… Но Обнорский понадеялся на здравый смысл Милы — понадеялся и просчитался…