Убийство номер двадцать - Сэм Холланд

уж она и сейчас не двинулась с места, то не двинется уже никогда.

– Ты не сердишься на меня? Ты ведь не думаешь, что я…

– Что?

– Кусок дерьма.

Ромилли притягивает его ближе.

– Послушай, что бы ни случилось… Что бы ты ни делал дальше, я буду с тобой. Я помогу тебе. Во всем, что тебе только понадобится.

Адам наклоняет к ней голову и медленно целует в лоб, прижимаясь губами к ее коже.

– Я никогда не оставлю тебя, – говорит она, повторяя его слова.

– Никогда? – Он ухмыляется. – А как же твоя работа? Твои пациенты?

– Я буду координировать их лечение отсюда. Прямо из собственной постели.

– А как насчет супермаркета? Нам нужно есть.

– В «Теско» есть доставка. С голоду не помрем. И в холодильнике есть пиво. Чего еще можно желать?

Она приподнимается и целует его. В отличие от предыдущего раза, все происходит медленно и просто, и Ромилли знает, что все будет хорошо.

Больше она ничего не хочет.

Глава 54

Посреди ночи Адам просыпается. Переворачивается на спину и смотрит на мерцающие точки от ночника-планетария на потолке. Понимает, что соскучился по этим звездам. Когда никак не удавалось заснуть, когда расследование буксовало или преступник оказывался слишком хитрым, он всегда так лежал, глядя на плавно кружащуюся Солнечную систему над головой и прислушиваясь к легкому дыханию Ромилли.

Потому что без нее какой в этом смысл? После их расставания ничего не изменилось к лучшему. Он перестал следить за собой, не заботился о своем здоровье. А на черта? Страх перед раком был ничем по сравнению с его более призрачными и зловещими врагами – самоуничижением и одиночеством.

И все же Адам знает, что лежит в постели, которую всего сутки назад согревал другой мужчина. Поворачивается на бок и смотрит на Ромилли. Она спит на боку, отвернувшись от него, и он нежно проводит пальцем по линии ее плеча. Гадает, сказала ли она правду – оставит ли Фила, вернется ли к нему. Пойдет ли на риск и будет опять готова ему довериться.

А вот доверится ли ей он сам? Та измена не стоит даже выеденного яйца на самом-то деле. Это было лишь оправданием – ханжеским и лицемерным поводом уйти, хлопнув дверью. Поскольку он сам отталкивал ее от себя на протяжении долгих месяцев.

У него всегда были те же опасения, что и у Шепарда. То же самое ощущение: где-то она солгала. А если Ромилли солгала в тот раз, то что еще она может скрывать? Это было неосознанно, но со временем Адам ощутил, что отступает, воздвигает барьер, чтобы защитить себя от боли. Так же, как он поступил в случае с собственными родителями много лет назад.

В газетах тогда в очередной раз рассуждали о генетике – о том, может ли зло быть врожденным и передаваться из поколения в поколение. Адам никогда не верил в подобные сказки, полагаясь на неопровержимые доказательства, действия и последствия. Но факт все равно оставался фактом. Ее отец был серийным убийцей.

Ромилли всегда говорила, что не хочет детей. Что для нее гораздо важней карьера, что она не ощущает в себе никаких материнских инстинктов – даже просто способности быть матерью. И для Адама это было совершенно нормально. Он никогда не представлял себя семейным человеком. Даже просто женатым, пока не встретил Ромилли.

И вот теперь, лежа рядом с ней, в тепле и полной безопасности, Адам задается вопросом, насколько честной она тогда была. Ромилли и вправду просто не хотела детей или же знала, что нечто таится где-то глубоко внутри нее, в ее крови, в ее ДНК? Что-то гнилое, что она не хотела передавать по наследству…

Вчера вечером он сказал, что никогда не оставит ее, что останется с ней навсегда. И, под влиянием момента, когда ее обнаженное тело прижималось к его телу, был совершенно искренен. Но теперь, в темноте, бурление эндорфинов затихает. Сомнения вновь всплывают на поверхность.

Адам понимает, что абсолютно ничего не изменилось. Он по-прежнему не верит ей – ему все еще нужно знать, что и как произошло. Все эти годы назад.

Глава 55

Элайджа Коул лежит в своей тюремной камере, заложив руки за голову, и смотрит в темноту. Слышит вокруг себя храп своих сотоварищей по заключению, бормотание за стенами, тяжелые шаги и звяканье ключей в металлических дверях – звуки, которые за последние двадцать лет стали для него такими же привычными, как некогда пение птиц и смех.

У него удобная кровать, мягкая подушка. Он один в камере, рассчитанной на двоих, – роскошь, которую он заслужил. Сегодня его камеру перевернули вверх дном. Перетрясли все его вещи, прощупали матрас, пролистали книги. Но начальник тюрьмы убрался несолоно хлебавши, что-то с отвращением бурча себе под нос. Сейчас Элайджа улыбается этому воспоминанию – ну конечно же, он знал, что они придут, но ничего не найдут. За кого они его принимают?

Он – тот, кто выкован в адском пламени. Человек, который в точности помнит тот момент, когда узнал от своей матери, что потерянный было контроль над ситуацией может быть вновь обретен в любую секунду. Со взмахом ножа и криком ярости.

В тот день, в тот последний день, он чувствовал себя триумфатором. Два! Он ухитрился добраться до счета «два», меняя потайные места, замирая, как неживой, чтобы перехитрить своего отца, пока тяжелые шаги сотрясали крошечный домик, то опасно приближаясь, то удаляясь, и звучал обратный отсчет. Но в итоге все-таки был вычислен и отец схватил его за волосы и потащил на кухню.

Но два… Два – это еще терпимо. Что бы его ни ждало. Два удара ремнем. Две горящие сигареты, затушенные об руку… Даже два удара в живот – это сущая чепуха, когда до этого он получил пять. Однако он недооценил своего отца. Его жестокость. Ту психопатию, которая теперь течет в его собственных венах.

Его отец медленно вытащил из деревянного кухонного держателя нож и подошел туда, где на полу лежала его мать, избитая и задыхающаяся.

– Выбирай, – сказал он.

Ее испуганные глаза были широко раскрыты.

– Что выбирать? – промямлила она окровавленным ртом, в котором уже не хватало зуба.

– На твое усмотрение. Любой вариант из двух. Ухо и мизинец. Глаз и большой палец. Чего мне его лишить?

Дыхание застряло у Элайджи в горле. Руки сжались в кулаки.

А отец все не унимался.

– Выбирай, – повторил он. – Или я заберу всё до кучи.

После чего схватил Элайджу,