Мужеедка - Джиджи Грэйзер

— А если все-таки попро…

— Нет. У тебя есть расписание на эту неделю? — спросила Морган.

— Момент, сама догадаюсь. Три шоу в Хилтоне?

— Одно из них может оказаться довольно забавным. Держи, на сегодня. — Морган бросила Клариссе трехмерное приглашение в виде тубы. Напечатать такие, должно быть, стоило целое состояние. — Вначале аукцион.

— Ненавижу аукционы. Вечно там продают беззащитных щенков Лабрадора мерзким, гадким детишкам, которым еще даже нос у хирурга не успели исправить. Я это точно знаю, потому что сама была такой.

— То есть ты не хочешь туда идти? — уточнила Морган.

— Да, я не хочу туда идти.

— А говорят, у них суперская халява.

Слабостью Клариссы, когда речь заходила о благотворительных обедах, были халявные сумки, которые раздавали в конце вечеринки всем присутствующим. И неважно, что сами сумки были слишком большими и чаще всего холщовыми, из тех, что обычно берут с собой на пляж. Главное — содержимое. Внутри можно было обнаружить брошюры от устроителей ярмарки, с дорогими золотыми и серебряными рекламами на всю страницу (и дешевыми черно-белыми объявлениями на полстранички, чаще всего какой-нибудь бухгалтерской фирмы или чьей-нибудь бабушки), шампуни, лосьоны для волос, губную помаду, парфюм или грошовую безделушку, которую Кларисса всегда могла подарить матери. В последний раз там оказалась фарфоровая карусельная лошадка, играющая песенку про дождь; жуткая гадость, но мамуля пришла в восторг. Из-за этих халявных наборов между влиятельными, богатыми людьми случалось больше драк, чем во время тюремных бунтов. На последнем благотворительном обеде, посвященном то ли куриной слепоте, то ли изнасилованиям несовершеннолетних (Кларисса никогда даже не пыталась запомнить все эти глупости), старуха в бриллиантах миллиона на полтора долларов отпихнула Клариссу так, что та едва не родила, — лишь бы первой добраться до столика с бесплатными сумками. Никто не мог устоять перед халявой.

Через пару часов после встречи с Морган Кларисса сидела голой попой на полу своего стенного шкафа, похожая на ультрасовременную рубенсовскую модель: пышка с французским маникюром. И ей нечего было надеть.

Серьезно. Это вам не привычные причитания типа «О боже, надеть абсолютно нечего!», а холодный и беспощадный реализм: надеть и впрямь было нечего.

За последние двадцать четыре часа ее тело переросло весь гардероб. Точнее сказать, ее задница переросла гардероб. Все платья, даже «модные» наряды для беременных цз «дышащей» ткани, внезапно взбунтовались. Кларисса, в чем мать родила, поднялась на ноги — не без помощи стены. Нужно смотреть правде в глаза. Она не из тех миленьких беременных мамочек, которые младенцев носят, как аксессуар к модному прикиду. Кларисса носила ребенка не только в животе, как баскетбольный мяч, но и в заднице, руках, лодыжках, коленках, пальцах, в носу… Даже мочки ушей у нее подозрительно увеличились.

Соски были похожи на те самые НЛО, о которых трепался Сталлоне; странно, что черные вертолеты еще не попытались их сбить.

Она позвонила Грэйви.

— Я толстая, голая и опаздываю.

— Давай по одному факту за раз. Да, ты толстая.

— Голая.

— Приходится верить на слово.

— Опаздываю.

— Опаздываешь на очередную благотворительную вечеринку, где богачам раздают дармовые презенты? Зачем ты туда ходишь?

— Это моя работа, моя карьера, mi vida. Кстати, есть лишний билетик. Хочешь?

Грэйви пару раз посещала с ней благотворительные обеды, но ей это сразу осточертело, как только Гарри Шендлинг прицепился с вопросом, настоящая ли у нее грудь.

— Нет.

— Тебе все равно нечем заняться.

— Сочиню что-нибудь. В чем проблема?

— У меня нет одежды.

— Черная лайкра?

— Я ее надевала. Пять раз подряд. Больше не могу. Не могу — и все тут.

Кларисса с ненавистью глянула на черное платье для беременных и молча поклялась никогда больше не носить лайкру. Ей хотелось шерсти и хлопка. На худой конец, акрила.

— Кларисса, ты и впрямь считаешь, что кто-нибудь обращает внимание на твои тряпки? Ты беременна, и ты на службе. Никому до тебя нет дела. Если что и заметят, так только убойное содержимое декольте.

Кларисса вздохнула. Грэйви, конечно, права… Грудь у нее достигла эпических пропорций, так что выбора нет: черная лайкра опять станет ее спасением. Кларисса распрощалась с Грэйви, договорившись о встрече после приема, и принюхалась к платью. Тест на запах оно прошло: ни сигаретного дыма, ни мужского одеколона, лишь легкий аромат курицы от прошлого обеда. Она надела бабушкин лифчик из пуленепробиваемой ткани с косточками, способными удержать Пизанскую башню, вздумай та падать, через голову натянула платье, причесалась (волосы стали гуще; но этот единственный благой спутник беременности Клариссу, счастливую обладательницу роскошной шевелюры с детства, ничуть не радовал), подкрасила губы и довершила туалет старушечьими туфлями.

Видок кошмарный. Ну и плевать. В конце концов, на «работе» она никогда не встречала знакомых. Это был другой, более изысканный мир истинных движителей прогресса и сотрясателей основ, тех, кто на нее дважды и не взглянет.

Никто ее даже не заметит.

Кларисса, бесспорно самая крупная женская особь на милю вокруг, протиснулась в зал аукционов «Хилтона», соседствующий с бальным залом. В руках она держала небольшой блокнот и карандаш, заточенный до угрожающей остроты кухонного ножа, чтобы служить как по назначению, так и оружием, если кто-нибудь посмеет хотя бы моргнуть на нее у столика с дармовыми сумками.

Тьма голов вокруг: головы улыбающиеся, головы нахмуренные, головы со свеженькими стрижками, головы растрепанные, головы с безупречными носами и зубами, головы с глазами, которые, не задерживаясь на ней, двигались дальше в поисках «лица». Узнаваемого лица. Лица, которое могло оказаться им хоть чем-то полезным.

Дамы, все в платьях до полу, вынули из шкатулок свои лучшие украшения, призвали на помощь лучших парикмахеров и визажистов.

«Именно так, — сказала себе Кларисса, — люди и представляют истинный Голливуд… Тут все прекрасны».

Кларисса переключила внимание на лоты аукциона. Отдых на двоих на курорте «Буркс-Уильямс» (с массажем); ролишка в боевике с новомодным коротышкой-китайцем; ужин на восемь человек в «Спаго»; щенок Лабрадора…

Брр. Она так и знала. Кларисса записала свое имя рядом со щенком. Денег, конечно, не хватит, но как не попытаться спасти бедняжку от какого-нибудь неблагодарного детеныша?