Разбой - Петр Воробьев

Острожцы подъехали на приземистом бицикле с громким и вонючим двигателем внутреннего сгорания. Женщина осталась снаружи, не опуская забрала шлема, но и не выпуская из рук пищали, воин поклонился Акерате и полез в грузовик, жрица – за ним по пятам.

– С каких это пор Щеглов Острог Яросветовой клятвы не признаёт? – гневно допыталсь до острожца повитуха.

– Не в обиду, матушка!

– Вестница, – строго поправил Агенор.

– Тем паче не в обиду, вестница! – Одди острожец попытался поклониться, уже согнувшись, чтоб не удариться головой о висевшую в одной из грузовых сетей теорбу. – Щеглов-то Острог богов чтит, наш цех в первый черёд!

– Тогда за чем дело стало? – спросил Самбор. – И что за цех?

– Мусорщиков!

– Так бронеходы…

– К мусоровозам броню приварили, а из подъёмников бомбомёты сделали!

– Дело! Что ж не пропускаете?

– Мы-то по завету живём, а вот чолдонцы – нет! Уже под Яросветовым знаменем грузовик со взрывчаткой к воротам пытались подогнать! Проезжайте, Нотт, Астеродота, и все боги вас оберегай!

Пятясь, Одди вылез из машины, отвесил поясной поклон, залез на водительское место бицикла, дал бронеходам сложную отмашку, и с перестуком топливных взрывов в цилиндрах поехал обратно. Сигурбирна с перекинутой через плечо пищалью возвышалась над мусорщиком на втором сиденье.

– Самбор, куда? – Кромвард направил машину к воротам, где пара бронеходов-мусоровозов раздвинулась в стороны ровно настолько, чтоб дать грузовику возможность протиснуться между грубыми сварными боками. Захваты, изначально предназначенные для мусорных баков, держали бомбы, тоже явно сработанные наспех, но оттого не менее, а более устрашающие.

– Сперва гони к Свентанину чертогу, с нашим грузом после разберёмся, – бросил схоласт, устраиваясь на сиденье впереди.

Акерата уже успела вернуться к изголовью Ормхейд, потом проверила перевязки на первом раненом, с чьими носилками ещё у Бунгурборга помог Сетник, как ему теперь подумалось, давным-давно. Самбору легче было сказать «Гони», чем Кромварду так сделать – стража на каждых внутренних воротах пропускала броневоз с висевшим из правого окна Яросветовым стягом вперёд, не досматривая, но все другие проверки замедлили движение по улицам до черепашьей скорости. Когда грузовик добрался до чертога и въехал во двор, уже начало темнеть. Кромвард и Самбор помогли с разгрузкой и, коротко простившись, спешно отправились в неизвестном направлении «разбираться» с таинственными цилиндрами. Вместе с двумя подоспевшими жрицами, Акерата, Агенор, Сетник и Вигдис стали обустраивать раненых.

– Дети мои, не остаться ли вам при чертоге на несколько дней? – спросила жрица, передавая подстаршине пластиковый пузырь капельницы. – Вон, на крюк над ложем повесь. Тебе всё равно надо за ногой следить, а через неделю швы снимать, а нам помощь была бы очень к спеху.

– Дело у меня, – сказал подстаршина, с неожиданным для самого себя отсутствием уверенности.

– Да рассказала нам лада твоя всё про твоё дело, пока ты лежал, от вида собственной крови сомлевши, – весело сказала вестница, распечатывая бинт и подавая его другой жрице.

Сетнику показалось, что его сердце поменялось местами с поджелудочной железой.

– Вряд ли ты много в Щегловом Остроге сейчас наторгуешь динландскими и серкландскими редкостями, – сказала Вигдис, принимая у вестницы веленевую обёртку.

– Вигдис, ножницы! А то вообще идите в Яросветово служение, – вдруг предложила Акерата. – У вас у обоих дар есть!

Не успел Сетник облегчённо перевести дух, как в глубине освещённого неровно мерцавшими лампами накаливания приёмного покоя раздался и долго не смолкал крик. Так могла бы кричать свинья на бойне, если мясник плохо знал своё ремесло.

– Вестница! – взмолился кто-то.

– Болеутоляющие ещё утром кончились, – объяснила незнакомая жрица, осторожно надрезая ножницами перевязку с коркой запёкшейся крови.

Выражение лица Вигдис изменилось, как будто больно было ей. Сетнику почему-то вспомнились сперва трупы у горевших машин, потом слова схоласта: «Всё, что может произойти, может произойти и с тобой». Если не остановить тьму, она равно поглотит и свет, и тени. Бывший подстаршина сумеречного братства расстегнул застёжки, полез за пазуху, вытащил из потайного отделения суму с гидроморфоном, и протянул Акерате.

Глава дюжина пятая. Восточный берег Риназа

– Подгони бронепоезд поближе! – орал Избор. – Я его палицей звездану!

Примерно в аршине над грифононосным яловцом[268] шлема пеплинского конюшего, повернулась башня, и торчавшие из неё строенные трубы ракетного огнемёта с рёвом отмерили очередную дозу смерти. Вратислав ухмыльнулся.

– Они на крышу лезут! – тревожно поведал Далегор телеграфист из наушников.

Паровоз и четыре вагона бронепоезда высились островами в бурном и дурнопахнувшем море верховых и спешенных чолдонцев. Некоторые из них уже покинули срединный из девяти миров, но в давке продолжали держаться торчком, за исключением наиболее удачно попавших под огнемёт – те рассыпались в пепел. К досаде воеводы, недожаренные дикари составляли большинство, и оказаться захлёстнутыми чолдонским приливом было бы крайне нежелательно. К вящей досаде воеводы, бронепоезд не мог задраить люки и выполнить спешное погружение, оставив проблемы на поверхности.

– Деян, Воемил, Бедомир, со мной! – Вратислав полез вверх по трапу, скобы которого были приварены к наклонной бронеплите за огнемётной башней.

Какой-то злопоносный блевун впарил дикарям бронебойные пули. Зная чолдонский обычай, вернее, его отсутствие в том, что касалось таких базовых явлений, как торговля, можно было надеяться, что продавца не вознаградили золотом, а убили десятью ударами отравленным ножом в спину, небрежно освежевали, некачественно сожгли, его пепел смешали с его же салом, а полученной смесью вымазали чолдонские рожи и патлы – на это у племён Девятиречья обычай как раз имелся. Несколько пуль уже успело отскочить от пластин титанокерамики. Не прикрывай они вершок объёмного плетения из сиилапана, запросто могли бы сломать ребро или ключицу. Мествинов мальчишка как раз вернулся из-за двух морей с треснутым ребром. Вот уж кто не хуже отца оказался способен влипать в приключения. Это рассуждение почему-то отозвалось не досадой, а одобрением.

Вратислав ступил на крышу. Ход бронепоезда был вынужденно замедлен узлов до пяти, но время от времени, броню под ногами предательски шатало – внизу, толкаемая силой пара решётка скотоотбойника откидывала с пути очередного яка, или двухаршинные колёса перемалывали хребет его наездника. Навстречу бежали дикари, как-то сумевшие взобраться на третий вагон. Чолдонец впереди, если судить по количеству и разнообразию ошмётков трупни, пришпандоренных к его справе, был не из рядовых. В описанные в сагах и былинах времена, рваться в бой впереди войска считалось хорошим тоном для предводителя и удачным шагом для жаждущего пробиться в таковые. Появление огнестрельного оружия изменило картину не в пользу фалломорфирующих от собственной невпердольности показушников.

Вытаскивая меч из-за спины, воевода запоздало заметил, что последнее наблюдение относилось и к нему самому – стыдоухий девятиреченский труполюб держал в обеих руках по самопалу. Не сбавляя шага, Вратислав крутанул перед собой лезвием, быстро меняя хват левой руки с прямого на обратный, и вновь на прямой. Никакой практической цели это не преследовало, но при мало-мальской удаче… Сверкнули руны «Се грань», завизжали пули, отскакивая в разных направлениях. Если не все, то большая их часть просто отразилась от титанокерамики, но у некоторых чолдонцев, спешивших за труполюбивым предводителем, создалось впечатление, что воевода принял обе очереди на меч. Часть толпы поубавила прыти.

Воевода нажал кнопку, смещая центр тяжести «Грани» ближе к хвату. Внутри, управляемая электромагнитным полем жидкость перелилась с места на место. Лезвие, извлечённое из ножен чолдонцем, на добрых четыре пяди уступало по длине. Во времена Годника и Боривоя, короткое и относительно лёгкое оружие давало бы врагу преимущество в поворотливости, но… Вратислав отразил быструю последовательность уколов и ступил в сторону, уходя от рубящего удара. Его противник потерял ритм – ровно настолько, чтобы дать воеводе ответную возможность ударить сбоку и сверху вниз, одновременно отпуская кнопку, отчего вся масса жидкости устремилась к концу обоюдоострого клинка, по периметру утыканного зубчиками из синтетического адаманта.

Левый наплечник чолдонца разлетелся пополам, кровь принялась бить в несколько струй из глубоко разрубленного плеча. Далее следовало нанести удар милосердия, но левая рука Вратислава остановилась. То, что украшало тулью шлема вожака дикарей, свидетельствовало не о зверстве, и даже не о безумии – безумием была бы уже сама идея, что кому-то может прийти в голову у кого-то такое сначала выдрать, а потом повесить на шлем. Титановым носком сапога, воевода пнул врага между ног, сделал ещё шаг вперёд, и коротко послал вверх правый кулак, дробя незащищённый полузабралом подбородок и отправляя дикаря в короткий полёт вниз. С мечей и копий своих же товарищей, непотребный вожак свалился под копыта скакавших за поездом яков.