Царица Армянская - Серо Ханзадян

приметил мелькающий под развесистой орешиной слабый огонек. Он знал: это

маслобойня. Подошел, постучал в плотно затворенную дверь. Звякнула

щеколда, и дверь подалась. На пороге показался светлобородый, совсем еще

молодой человек.

— Гость от бога, входи, — пригласил он и тут же засветился

радостью. — О Арбок Перч, входи, брат, входи. Какого бога благодарить, что

привел тебя сюда, а?

Они вошли в помещение.

— Значит, жив ты, Арбок Перч? А говорили, что верховный жрец Арванд

Бихуни убил тебя?..

— Руки у него коротки.

— Благословение огню и воде за то, что ты жив! Ведь уж сколько раз

прошел сквозь огонь и воду.

Арбок Перч бережно положил сверток к стене и сел на мешок, туго

набитый кунжутным семенем.

— Жив-здоров, брат?

— Вот только уверенности нет, — сказал хозяин дома, — что не сегодня

завтра боги не утянут меня в свои объятия. Оно и пошел бы, да вдруг

встречу в лесу кабана... Ну да ладно, что на роду написано...

Он придвинул к гостю столик на низких ножках. Тут же появился юноша.

Принес ячменную лепешку, еще горячую, и кружку солодового пива.

— Угощайся, Арбок Перч, — предложил хозяин дома. — Да помогут боги

каждому из нас прожить до своего часа. Бери, ешь.

Впряженный в давильный камень буйвол размеренно кружил вокруг

маслобойни, делая свое привычное дело.

Арбок Перч жевал хлеб, а на сердце была такая тяжесть, словно этим

самым давильным камнем прижало. Перед глазами стояли хеттский жрец с

окровавленным ножом в руке и Арванд Бихуни. Пожиратели людей всегда

вместе, будь то хетт или армянин. Эх ты, Мари-Луйс, они ведь и тебя

сожрут. Ты воюешь за единобожие. Да поможет тебе твой един бог. Только

как?..

Голоден он был изрядно. Оттого и не заметил, как умял все, чем его

потчевали. Но пора было уходить.

— Да утроят тебе боги то, что я убавил в твоем доме! — сказал он,

подымаясь. — Надо идти, брат.

— Куда ты в такую пору? Забыл, что боги в обиде на тебя? Нашлют

ночных бед, несдобровать. Дождись утра.

Арбок Перч пристально глянул на него и поднял свой сверток.

— А ты что-то недосказал мне?

— Что тут говорить, — с досадой пожал плечами хозяин дома. —

Развалины не иголка, под шапку не упрячешь. Они вопиют. Мы уже не

принадлежим себе. Село разрушили поля истоптали.

— Кто это сделал? И за что?

— Село приняло тебя с твоими мятежниками, наделило чем могло, как у

нас, у армян, принято. Царь про то прознал, явился, двенадцать твоих

воинов на кол вздернул, а сельчан наших, каждого десятого, велел заживо

сжечь. Против кого ты руку поднял? Где ищешь справедливость, заблудший?

Из-за тебя и мы пострадали...

Арбок Перч впервые в жизни не мог понять, что же с ним творится. Мозг

вдруг как молнией пронзил вопрос: и это то, о чем мечталось? Его люди

убиты, а разделившие с ними хлеб-соль сельчане понесли жесточайшую кару.

Придавленный тяжестью своих дум, он направился к двери.

— Доброго пути! — пожелал ему хозяин. — И да помогут тебе боги!

— Ни в коем случае! — оборвал его Арбок Перч. — Отныне я сам себе

бог.

Хозяин сокрушенно воскликнул:

— Конец света!

— О, нет... Только начало света. Я отправлюсь сам к себе. Иду искать

себя, узнать, кто я есть. Я...

— Путь добрый!..

Арбок Перч шагнул за порог, и густая темень поглотила его.

Проходя разрушенным селом, Арбок Перч увидел посаженных на кол людей

и содрогнулся. Неужто и весь мир в такой тьме и муке, как это

полуразрушенное село?..

Евфрат здесь неспокойный, бурный. «Прощай, великая река. Услышу ли

еще твой рокот? А впрочем, чужая ты теперь и пропади пропадом...»

Арбок Перч забирался все глубже и глубже в лес. Вспомнилось, что

царица находится неподалеку, в крепости Хагтарич, сокрытой в дремучей

чащобе. Она и сюда приехала со своим намерением сокрушить бессчетный сонм

богов и восславить единого бога Мажан-Арамазда. Восславить?.. А жрецы вон

снова принесли в жертву человека...

На развилке дорог Арбок Перч задумался: идти или нет к царице? А

почему бы и нет? Надо прийти к ней, положить к стопам голову злосчастной

жертвы и сказать: «Не бывать по-твоему. Извечно человек должен приносить в

жертву другого, себе подобного. Нет, твое желание неисполнимо...»

А еще он скажет и многажды повторит: «Твой царственный супруг

уничтожает моих людей, но при этом позволяет, чтобы враждебные нам хетты,

сговорившись с нашими мерзкими жрецами, у нас же в дому принесли в жертву

человека!..»

Лес живет своей жизнью. В нем свои голоса и посвисты. И в нем своя

затаенная тревога. В лесных деревьях живут души наших предков... Дерево

священно, а человек ничто. Деревьями обычно украшают резные врата храмов,

а потом в этих же храмах приносят в жертву людей... Всюду страх, и человек

везде беззащитен в этом мире ужасов.

Может, если владыкой над людьми останется всего один бог, как того

хочет царица Мари-Луйс, и страха станет меньше?.. Не вберет же в себя один

Мажан-Арамазд всю силу зла низверженных богов?..

А вот и Хагтарич. Крепостные ворота охраняются воинами личной охраны

царицы, которые сразу узнали одинокого путника.

— Э-эй, ты Арбок Перч? — крикнули ему сверху.

— Да, верно, я Арбок Перч.

— Тебя ищет царь! — со страхом проговорил кто-то из воинов. — Твоя

голова оценена щедро. За нее обещаны десять рабов и надел земли в

пятьдесят пахотных дней?!

— Но вам-то что с того, братцы? — усмехнулся Арбок Перч. — Ведь едва

ли достанется хоть малая толика из объявленной за меня награды.

Исполните-ка лучше доброе дело, проводите меня к царице.

Воины посоветовали ему лучше не показываться царице.

Арбок Перч с горечью спросил:

— Может, вас завлекает обещанная царем плата за мою голову? Тогда вот

она, нате, секите, братцы.

И тогда один из воинов, не говоря больше ни слова, пропустил Арбок

Перча в ворота и повел его к царице.

Шли молча, бок о бок.

— Что у тебя в свертке? — спросил вдруг воин.

— Дичь. Несу в подарок царице.

Немного помолчав, воин снова спросил:

— Греха на тебе много?

— Немало, если стремление освободить человека от оков — это грех.

— Э-эх! — присвистнул воин. — Ерунду ты несешь, Арбок Перч. Нешто я

не знаю, сколько за тобой всего — и крови на руках, и греха на душе? Ведь

то, что ты порушил в своих набегах, это не случайность, а нрав твой

злобный буйствует. И зло ты творишь душою своей. Не ярись, если я скажу

тебе, что, по мне, и волею богов, и волею царя ты заслужил смерть.

— Э-эй, черный ворон, не каркай. Кончай свою проповедь. С твоим

невежеством едва ли у тебя в голове когда-нибудь рассеется тьма.

Воин довел его туда, где квартировала царица, и доложил управителю о

прибывшем. Тот не сумел скрыть испуга.

— О Арбок Перч, бедовая голова! Неужто с покаянием прибыл?

Арбок Перч рванул его за шиворот:

— Исполняй свою службу, моя голова — тебе не забота. Подумай лучше о

своей, которая наверняка сгниет отрубленной.

Управитель оставил его в приемной под присмотром стражника, а сам

пошел доложить царице.

Арбок Перч пристально посмотрел на стражника и с укором сказал:

— Не видишь разве, какой я усталый, собрат по оружию?

— С каких это пор я тебе собрат по оружию?

— Со времени сражения за Каннувар. Я спас тебя там от удара хеттского

меча. Не помнишь?

Воин с опаской глянул на пришельца: неужто Арбок Перч?

— Как же, помню, Арбок Перч. А отчего ты вдруг вспомнил про это?..

— Земли у тебя не было. Служил старосте...

— Ну и что? Ты ведь тоже не из счастливцев, хотя вон сколько храмов

обобрал. Ты обираешь храмы, царь обирает тебя. Ты, правда, многих рабов

освободил. Хочешь облагородить дикаря? Не бывать этому!

Да что же это такое, с кем бы он ни говорил, все твердят одно и то

же: не бывать этому, не бывать!.. Почему не бывать-то? Ведь именно

невозможное надо сделать возможным!..

Вернулся управитель.

— Царица ждет тебя, Арбок Перч, — сказал он и опять как-то