Жена башмачника - Адриана Трижиани

– Я мало что помню о том дне, Энца.

– Но мы снова встретили его в больнице Святого Винсента, когда я болела. Чиро Ладзари из хорошей семьи. Его брат стал священником. Детьми они жили в монастыре Сан-Никола.

– Ладзари из Вильминоре… – Марко задумался. – Однажды я отвозил вдову Ладзари в Бергамо. Лежал снег.

У нее было двое сыновей, она определила их в монастырь. Я помню. Она заплатила мне три лиры. Получается, судьба.

Энца сделала глубокий вдох. Какие же прочные нити соединяют их с Чиро! Похоже, новая встреча была неизбежна.

– Еще один знак, что мы должны быть вместе.

– Почему ты думаешь, что этот молодой человек знает, как с тобой обращаться? То, что он из наших краев, еще не значит, что он достоин тебя. Он вырос в монастыре. Это не его вина, но он не знает, что такое настоящая семья. Как ты можешь быть уверена, что он не бросит тебя, как его бросила мать?

– Я в нем уверена, папа.

– Но сможет ли он стать хорошим мужем?

Марко знал свою дочь. Она всегда имела свое мнение, еще с детства, и всегда слушалась собственного сердца. Марко встал, отошел к окну. Разглядывая улицу, он подбирал верные слова. Дочь на перепутье и явно нуждается в мудром материнском совете, но матери рядом нет.

Он увидел, что на крыльцо поднимается молодой человек, высоченный, в новеньком костюме. Раздался звонок.

– Этот Ладзари собирается со мной встретиться? Ты что, выбрала великана?

Мисс де Курси провела Чиро в гостиную. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка, жилет и галстук. Ботинки бычьей кожи с темно-синими, в тон костюму, шнурками.

Марко повернулся к будущему зятю, и они пожали руки.

– Рад встретиться с вами снова, синьор.

– Энца, я бы хотел поговорить с синьором Ладзари с глазу на глаз, – сказал Марко.

Энца кивнула и выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ладзари! – громко сказал Марко.

– Да, синьор.

– Чем занимался твой отец?

– Он был горняком. Работал в мраморных карьерах в Фодже, а затем в Альпах, на железных рудниках.

– Что с ним сталось?

– Он уехал в Америку почти двадцать лет назад в поисках работы. Мне сказали, что он погиб в железном руднике в Миннесоте.

– А кто твоя мать?

– Она из Монтини.

– Это печатники?

– Да, синьор.

– Они издавали миссалы[75] к Святой неделе.

– Для всех церквей в горах, а еще в Бергамо и Читта-Альта.

– Почему ты не стал печатником?

Чиро посмотрел на свои большие руки, мало пригодные для каллиграфии.

– Мне не хватает тонкости, сэр. Delicato[76].

– Чем же ты зарабатываешь на жизнь?

– Помогаю синьору Дзанетти с Малберри-стрит. Шью обувь.

– Ты уже мастер?

– Да, я завершил ученичество у синьора Дзанетти. Мой долг ему выплачен, и я готов открыть собственное дело.

– В городе большая конкуренция. Говорят, если в Бруклине бросить камень, попадешь в обувщика.

– Знаю, синьор. У меня есть партнер, Луиджи Латини, мы хотим взять ссуду и открыть дело там, где сапожников не хватает.

– Тебе нужен партнер?

– Предпочитаю работать с партнером, синьор. Я вырос с братом, которому был очень предан. Потом пошел добровольцем на войну и обрел там друзей. Один из них, синьор Хуан Торрес, особенно заботился обо мне, и я платил ему тем же. К несчастью, он не вернулся домой, но я по-прежнему чувствую, что он рядом. Я слишком долго шел своим путем один, поэтому вполне естественно, что ищу партнера. Луиджи Латини хороший человек, и я с ним отлично сработался. Думаю, вместе мы развернем хороший бизнес.

Марко молчал, размышляя. Как это похоже на него самого. Он тоже прошел трудный путь в одиночку. С партнером можно разделить тяготы, положиться друг на друга. В словах Чиро был определенный смысл.

Марко смерил парня критическим взглядом. Высокий, сильный, с виду прирожденный лидер. И привлекательный, наверняка от женщин нет отбоя.

– У тебя было много девушек?

– Несколько.

– Моя дочь была помолвлена с Вито Блазеком.

– Знаю. Должно быть, за мной присматривал ангел. Я прибежал к церкви за минуту до того, как Энца вошла внутрь.

– Письмо синьора Блазека, в котором тот просил руки моей дочери, произвело на меня большое впечатление, – сказал Марко. – Оно было очень трогательным.

– Хорошо, что мы встретились лично, сэр. Я не смог бы поразить вас на бумаге, не буду и пытаться. Я привык, что в нашей семье все способности такого рода достались моему брату Эдуардо, – улыбнулся Чиро.

Марко не сводил с Чиро пристального взгляда:

– Я все про тебя понял.

– Надеюсь, вы доверите мне Энцу.

Марко посмотрел на свои руки. Внутри у него все подрагивало от напряжения. Он боялся за Энцу, но он ведь всегда полагался на ее суждения. Представляет ли Чиро, как сильна духом его старшая дочь?

– Моя дочь – человек независимый. Уже долгое время она все решения принимает самостоятельно.

– Я люблю ее и за то, что она такая сильная. Это ее свойство дорого мне чуть ли не больше всего. Думая о женитьбе и о последующей жизни, я хочу быть уверенным, что жена сможет позаботиться о себе и детях, если со мной что-нибудь случится.

Марко улыбнулся. Его Джакомина взвалила на себя заботу о детях и о доме.

– Мы в нашей семье привыкли трудиться. А ты?

– Да, сэр, я тоже.

– Мы люди верующие. А ты?

Чиро сглотнул. Лгать ему не хотелось, но и вводить в заблуждение будущего тестя – тоже.

– Я стараюсь, сэр.

– Старайся получше.

– Буду, синьор.

– Кроме того, мы люди верные. Я уже годы живу вдали от жены и ни разу не был с другой женщиной. Сохранил бы ты преданность моей дочери в подобных же обстоятельствах?

– Да, синьор. – Чиро начал покрываться потом.

– Можешь дать мне слово?

– Даю слово, сэр. – Голос Чиро дрогнул.

– Я должен еще кое-что узнать, прежде чем согласиться доверить тебе свою дочь.

– Все, что угодно, сэр. – Внутри Чиро нарастала паника. Неужели он прошел такой долгий путь, только чтобы отец Энцы отверг его?

– Я бы хотел знать, за что ты любишь мою дочь.

Чиро подался вперед. Он никогда не задавал себе этого вопроса, но знал, что человек не рождается со способностью любить, он учится этому всю жизнь. За верность, стойкость, трудолюбие, доброту – вот за что любят людей. Взять его самого – потерял отца, потом мать, затем брата, отправился на войну и выжил. Все это, каждый его поступок, наложило на него отпечаток. Что такое верность, он познал еще в монастыре, потому что рядом всегда был Эдуардо, самый преданный из братьев и самый любящий. Это он научил Чиро любить. И все последующие метания – не что иное, как попытки заполнить пустоту, оставшуюся после исчезновения матери. И вот после многих лет одиночества и ошибок он нашел ту, что ему нужна, ту, что спасет его. Чиро не хотелось, чтобы Марко подумал, что он выбрал Энцу, чтобы спастись, но ведь это правда.

Он медленно заговорил:

– Я побывал в чужих странах. Но нигде не встретил женщины, похожей на Энцу. Она умна без высокомерия. Она красива без тщеславия. И она изящна без малейших усилий. Я люблю ее и подарю ей достойную жизнь. Рядом с вашей дочерью я становлюсь лучше. Рядом с ней я чувствую благодать.

Он умолк. Молчал и Марко, обдумывая его слова. Он угадывал в Чиро непонятную печаль. Марко не знал, что это, груз прошлого или предвестие будущего. Он лишь видел в этом парне серьезность, порожденную испытаниями, какие на долю самого Марко не выпадали. И на его взгляд, этот союз будет крепок, Джакомина благословила бы его. Не стоило забывать и о том, что Чиро их земляк, он говорит на том же диалекте итальянского, что и они, знает их обычаи. Они одной крови, а для Марко Раванелли это было важным доводом.

Чиро окаменел на краешке кресла. Его будущее, его надежды были сейчас во власти сидящего напротив человека.

Марко медленно достал из кармана конверт. Положил на стол, накрыл ладонью и посмотрел на Чиро:

– Для Энцы.

– В этом нет необходимости, – сказал Чиро.

– Это важно для меня. Я разрешаю тебе жениться на моей старшей дочери, моем первенце. Мужчины обычно ждут первым сына, но я скажу тебе – не родился еще сын, доставивший отцу столько же радости, сколько доставила мне Энца. Есть дочери – и дочери, но Энца только одна. Я вверяю тебе свою плоть и кровь. И ожидаю, что ты оправдаешь доверие.

– Оправдаю, сэр.

– Наш дом в Скильпарио готов уже почти как год. Я мог бы сразу вернуться в Италию, но остался, чтобы скопить на приданое дочери. Мне приносит удовлетворение мысль, что эта небольшая жертва облегчит Энце начало ее новой жизни. Один год из тех пятидесяти, что я провел на земле, – ничтожная малость по сравнению с тем, что она для меня значит.

– Благодарю вас, синьор. Я не забуду, сколько труда вы вложили, чтобы подарить Энце эти деньги.

Марко поднялся. Чиро тоже встал. Энца приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

– Все улажено, – сказал ей Марко. Энца подбежала к отцу, обняла. – Твое счастье – это и мое счастье, – прошептал Марко на ухо дочери. – Будь же счастлива, моя Энца!