Последнее предложение - Мария Барышева

— Урок не пошел на пользу… — пробормотал Роман недовольно и открыл глаза, и ее лицо было совсем близко, глаза казались огромными, и в сине-зеленом он впервые увидел тепло, и в нем не было ни малейшей фальши.

— Ты много говоришь… — шепнула Рита и прижалась губами к его подбородку. — Очень много…

Ее губы скользнули выше и поймали его губы, и Роман, приподнявшись, прижал ее к себе, сочтя дальнейшее собственное сопротивление совершенно бессмысленным. Никакой куртки на ней уже не было, золотистые волосы, больше не стянутые шарфиком, рассыпались по обнаженным плечам, она вся тянулась к нему, раскрываясь навстречу, — уже не испуганный зверек, а женщина, которая никуда не собиралась убегать. Игры, если они и были, закончились, и сейчас в его мире существовали только ее руки, ее губы и сияющие глаза из-под полуприкрытых век, да еще тонкий, странный аромат ирисов — до самого неба, а все прочее не имело значения… и теперь, и еще очень долго.

* * *

Потом она сидела у него на коленях, мурлыкала что-то в шею со сладкой утомленностью, приятно щекоча волосами, а он обнимал ее и думал, что Анатолий оказался прав — работать водителем действительно было совсем неплохо. Где-то неподалеку возмущенно стрекотала сорока.

— Негодует, что мы устроили разврат на ее территории, — сказала Рита и легко куснула его шею, потом потерлась щекой об его подбородок. — Господи, какой же ты, все-таки, колючий.

— Это жалоба?

— Констатация факта, — она чуть повернулась, прижимаясь к нему грудью, и обняла его, сцепив пальцы на спине. — Если б знали, взяли б с собой одеяло.

— С тобой я не знаю, что произойдет в ближайшие десять секунд, а уж на такой длинный временной срок…

— Это жалоба?

— Нет, так, философское нытье…

Рита усмехнулась, потом подняла голову и очень внимательно на него посмотрела.

— Ты ведь меня не любишь, верно?

Роман покачал головой — чуть недоуменно. Его удивил не вопрос, а легкий, почти незаметный страх, скользнувший в ее голосе. Рита вздохнула, потом удовлетворенно сказала:

— И я тебя не люблю. Здорово, правда?

— Господи, ну и дите же ты еще, — вздохнул Роман, притягивая к себе ее голову. Рита с готовностью ответила на поцелуй, потом, с неохотой оторвавшись от его губ, сурово погрозила Савицкому пальцем.

— Так ты дите соблазнил, коварный негодяй?! Завел в лес бедную девочку и неоднократно надругался! Как это гнусно! — она показала ему кончик языка и провела пальцем по его щеке. — Ох, как же это было гнусно… А ты можешь еще гнуснее?

— Могу, только дай моей фантазии и всему прочему немного отдохнуть.

— Так и быть, — милостиво сказала Рита, потом осторожно погладила его по боку. — Твой порез не разошелся от резких движений?

— Нет, — он закрыл глаза, ощущая ее озорные пальчики. — А вот там уже не порез, там совсем другое…

Рита, рассмеявшись, встала и пошла к озеру. Роман сказал ей вслед, пристально глядя на тонкую, иссеченную шрамами спину:

— Не вздумай купаться — вода здесь ледяная.

Она кивнула, зашла в заросли ирисов и остановилась там, выгнувшись и закинув руки за голову, сцепив пальцы под золотистыми волосами. Рита казалась там удивительно к месту — беззаботная обнаженная лесная нимфа в своих владениях, которой совершенно некого опасаться. Подняла руки, так что золото волос медленно стекло с них, потом подошла к воде, наклонилась, поводила ладонями, разгоняя мусор, потом зачерпнула пригоршню, плеснула себе в лицо и восторженно взвизгнула. Роман, наблюдавший за ней, улыбнулся. Все сейчас казалось ему каким-то нереальным, хрупким, почти волшебным, — и собственные ощущения, и эти цветы, и плеск ручья, и птичий щебет, и идущая к нему нимфа с солнцем в волосах.

— Вода и вправду очень холодная, — Рита снова села к нему на колени. На ее лице и груди сияли и переливались прозрачные капли. — Как же здесь хорошо, тихо… Ты чего такой серьезный стал? Вспомнил об имидже мрачного водителя? А ну-ка, скажи что-нибудь злобное!

— Отшлепаю! — он дернул ее за прядь, и Рита засмеялась, потом наклонилась, чтобы снять прилипший к пятке дубовый лист. Роман осторожно провел ладонью по ее спине, и она вздрогнула и негромко сказала, выпрямившись:

— Да, увы, не сказка. Но теперь это не имеет никакого значения. В этот раз у меня не было времени убирать все эту дрянь, но скоро я все равно от этих шрамов избавлюсь, и будет у меня спинка, как у младенца. А жалеть меня не надо, Ром. Не за что. Лучше просто обними — этого довольно.

Роман молча притянул ее к себе, и некоторое время Рита сидела тихонько, как мышка, закинув голову и поглаживая его пальцы. Он чувствовал, как в ней постепенно нарастает прежний странный испуг.

— Скажи мне, Рит, а ты случайно не знаешь Дениса Лозинского?

Показалось ему, или тело Риты в его руках чуть напряглось? Но когда она ответила, ее голос прозвучал совершенно безмятежно.

— Нет. А кто это?

— Мальчик. Светловолосый мальчик… лет десяти… а может семи… — Роман пошарил в кармане куртки, вытащил рисунок, развернул и протянул его Рите, одновременно передвинувшись так, чтобы видеть ее лицо. Она взглянула на рисунок и изящно пожала плечами.

— Нет. А я видела этот портретик у тебя, среди рисунков с домами… Он тебе кто?

Или действительно не знает, или чертовски хорошо играет.

— Слава богу, никто, — Роман спрятал рисунок, и Рита с тревогой заглянула ему в глаза.

— Ром, ты что? У тебя такое лицо стало странное.

— Задумался. Я задумчивый, — он закурил, поглядывая в ту сторону, откуда они пришли. Рита взглянула на часы, тихонько вздохнула и потянула к себе одежду.

— Нам пора. У меня дела вечером, мне надо быть в городе к шести. Кстати, в восемь на Пушкинской начнется небольшой концертик в рамках городских увеселений. Я там тоже буду участвовать, если хочешь, можешь прийти, — она взъерошила ему волосы. — А потом мы можем поехать куда-нибудь, где нет людей и есть кровать. На земле оно конечно дико романтично, но все-таки очень уж жестко и холодильника рядом нет — такой энергичный амор очень способствует аппетиту.

— Я пока не знаю, посмотрим, — уклончиво ответил Роман. Он и в самом деле не знал. На центральной площади вечером будет много народу, а ему с некоторых пор нельзя ходить среди людей… никак нельзя. Рита, натягивавшая джинсы, подмигнула ему.

— Надеюсь, лодку никто не угнал, пешком-то далековато. По мне, так я бы тут и заночевала… не хочу обратно в город, — Рита застегнула пуговицу, потом присела на корточки, отняла у него сигарету и глубоко затянулась. — Ты меня спрашивал про население… Когда мне было девять, мой отец умер от инфаркта. Ему стало плохо в парке, он присел на скамейку, потом упал… а все ходили мимо, смотрели и шли дальше — мало ли, чего там валяется. Он умер и пролежал на скамейке почти три часа, прежде чем кто-то подошел, сообразил, что к чему и вызвал «скорую». Но до этого он немало лежал на скамейке и живой, понимаешь? Если бы «скорую» вызвали сразу, то папа мог бы и не умереть. Возможно, он был бы жив даже сейчас. И тогда, — она провела ладонью по лицу, словно смахивая паутину, — возможно, многого бы не случилось… Да, я люблю этот город отдельно, потому что людям в нем наплевать друг на друга. Я убеждалась в этом много раз. Я знаю, что, в принципе, таких людей хватает везде… но здесь их почему-то слишком много.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});