Попадают по-разному - Чистяков Юрьевич

   Разворачиваются и уходят. Строевым шагом. Придурки! Или просто мальчишки. Интересно, сколько себе они корзин да мешков набили, с высочайшего-то разрешения?

   Киваю на форму.

   - Надевай поверх этого. А то на тебе и нет считай, ничего.

   Спрашиваю, пока она... То есть Анид, штаны пытается завязать. Велики, конечно, хотя тут солдатики не веселились, самый маленький размер принесли.

   - Анид. Ты точно не помнишь, как тебя мама звала? Если помнишь, скажи, так тебя и буду звать.

   - Благодарю, Госпожа. Буду Анид. Не помню я того имени. Буду зваться, как вы велели.

   - Как знаешь. Вспомнишь если, скажешь. Переписать ведомости недолго.

   Гляжу на неё. Походная форма удобством отличается, а не красотой. Но Анид выглядит засунутой в мешок. Ничего, ушьёт потом. Роюсь в кошеле. Найдя медную звёздочку, цепляю ей на наплечник.

   - Вот. Мой знак. Солдаты его хорошо знают и обижать не будут.

   Не объяснять же ей всю нашу систему чинов и званий. Я и в самом деле имею право производить в старшие солдаты и десятники. Или лишать этих званий. Звездочку десятника Анид и прицепила. Теперь если кто и полезет - ссылка на меня вполне достаточна.

   - Есть хочешь? Бери!

   Опять испуг в глазах. Что на этот раз? Она выглядит какой угодно, только не недокормленной.

   - Это... Из кладовых господина. Это только для него и его гостей.

   - Да ну?

   Подхватив из корзины большое яблоко, откусываю. Потом ещё раз.

   - Видишь? Со мной ничего не произошло.

   - Но вы теперь здесь госпожа.

   - Только не говори, "ничего подобного не ела", не поверю.

   - Ела. Но кладовки для нас не здесь.

   - Теперь это тебя волновать не должно.

   Руку протягивает осторожно, будто боится, я шучу и сейчас ударю. Берёт что-то и садится на пол у моих ног. Кому-как, а мне противно, когда человек ведёт себя словно собака.

   - За стол иди. Я приду скоро. Если кто зайдёт, назовёшь моё имя и покажешь знак.

   На этот раз, за мной не увязалась.

   Солдаты заняты - очищают погреба от содержимого.

   - Где Верховный?

   - Второй этаж заняла.

   - Двое за мной.

   Велела им притащить в комнату Анид два кресла и столик. Та лишь испуганно глянула, но ничего не сказала.

   - Поела?

   - Да, госпожа.

   Хм. А то я не понимаю, "нет" хозяину она говорить просто не умеет. Опять стоит передо мной с опущенными глазками.

   - Анид, садись.

   Озирается по сторонам. Показываю на кресло.

   - Мне нельзя в нём сидеть.

   - Почему?

   - Это для господ.

   - Я же сижу.

   - Но вы госпожа.

   - Тогда зачем оно здесь?

   - Если господин зайдёт.

   - Порядочки тут у вас... За год так и не сидела?

   - Почему? Сидела, когда звал на коленях посидеть, или...

   - Можешь не продолжать. - похоже, она пока только одно обращение понять способна.

   - Так, Анид, я - Осень, твоя госпожа, приказываю тебе сесть вон там.

   Осторожно устраивается на самом краешке.

   - Ты где так хорошо научилась по-нашему говорить?

   - Всегда умела. Там, где родилась. Много жило, кто умел. От страшной Рыжей Ведьмы сбежали когда-то. Играли детьми.

   - Ясно, святоши с первых двух войн.

   Анид молчит.

   - Продолжай.

   - Потом... Мне много говорили, "забудь имя, но не вздумай забывать язык". Кто два языка знает - дороже стоят. Меня и купили в подарок потому что лучше всех по-грэдски говорю и петь умею. Ну и самая красивая тоже.

   Впервые какое-то чувство, кроме страха, в голосе мелькает. Насчёт красоты права. Она искренне меня за мужчину приняла. И не в доспехах тут дело. Тяжело признавать, но на её фоне смотрюсь откровенно так себе. Да и остальные были ей под стать.

   Видимо, то, чему человека учат, накладывает отпечаток на внешность. У нас-то, как и Рэдрии, фигуры и к старости останутся девичьими. А их красота сойдёт за пять, ну, пусть десять лет. Если род занятий не сменят. Потом за рисовый шарик отдаваться будут, ибо больше не даст никто.

   - Господин любил по грэдски говорить. Песни ему нравились...

   - Когда он тебя рвал, больно было?

   - Что? Да... Очень... Везде... Сказал "чему учили, покажешь потом. Я тебе, сука, покажу твое место, чтобы навек запомнила. Заплачешь - убью вообще". Потом долго за мной не посылал. Говорили, я умереть могла. И некоторые умирали. Но я понравилась, человек, подаривший меня получил, что хотел.

   - Вот такой он, песенок любитель! - умней ничего не придумала. По словесному портрету, этот храат ростом с Линка. Чуть ли не с конским достоинством. При этом ведёт очень благочестивый образ жизни. Вот, значит как ведёт.

   - Госпожа, спросить можно?

   Киваю.

   - Вы ведь сюда войной идёте?

   - Ну да.

   - И много вас идёт?

   - Все, сколько нас за Линией живёт. Про Рыжую Ведьму знаешь. Нас её внучка ведёт.

   - Господин так и говорил, "на нас войско женщин идёт. Объясним им, каковы настоящие мужчины!"

   - После того, что ты мне сказала, я очень сильно сомневаюсь, был ли твой прежний хозяин настоящим мужчиной, да и вообще был ли человеком. У нас за сделанное с тобой, ему сперва отрубили бы хрен, а потом голову... Нет, вру, голову за убийство рубят, а за это - в дерьме бы утопили. Тех, кто тебя продавал, тоже бы на голову укоротили. И думаю, скоро так и сделаем.

   Смотрит во все пребольшущие глаза. Кажется, мир её рушится. Угу, и чем скорее, тем лучше.

   - Правда, Госпожа?

   - Сама подумай. Кто-то болтал о войске женщин. Однако, это мы у стен его столицы, а не он у нашей. Сбежал, как трус, велев рыбок да птичек перебить. Не так? Отвечай!

   Молчит. Опять слёзы на глазах.

   - Не ныть! Я солдат, слёз вытирать не умею.

   - Простите. Нам при них нельзя было плакать. Всегда весёлыми должны были быть. Плакали, когда их не было. Вы девушка, вот и не удержалась. Он никого не отпускал. Говорили, другие господа разонравившихся дарят более младшим господам. Очень редко даже женятся. Он же не делал так никогда. Кто надоедала... Они исчезали. Шептались - тут больше трёх лет не прожил никто.

   "Олений парк, мать твою растак, генерал, олений парк!"

   - Мы его убить пришли. Сегодня причин стало больше.

   - Правда?

   - Да. Надоела уже!

   Дёргается, как от удара.

   - Что опять?

   - Ничего, госпожа. Мы... Я боялась, когда так говорили. Потом... Могли наказать. Могла и вовсе пропасть.

   - А я за двое суток спала три часа. И чувствую, с тобой, и сегодня не высплюсь.

   - Вы меня захотели?

   Показываю ей кулак.

   - Я только сказала, что и сегодня не высплюсь.

   - Я могу... Учили делать так, чтобы человек просто быстрее засыпал.

   - Нет уж, обойдусь. Раз свободна, то просто напьюсь. Книг тут, кроме этой нет?

   - Наверху были. С картинками. Как люди друг с другом, по всякому, даже с животными. Отвести вас туда?

   - Нет уж, пусть солдатики над ними ржут. Я вина лучше выпью. Его тут много, может, засну.

   Доносится какой-то шум. Это ещё что? Солдаты уяснили, это крыло Госпожа мне отдала. И что отсюда выносить, только мне решать.

   - Да где она? - гремит голос Динки.

   - Тут!

   Вваливается в сопровождении обеих Линки. Все три в доспехах, но без шлемов. Динка в алых, Динни в золотых, Кэрри - серебряных. У Кэрри на голове свежая повязка. В бою, или пьяной с коня свалилась?

   - Здорово, сестрица!

   У Анид глаза квадратные, но шепчет вполне человеческим голосом.

   - Так значит, это правда? Вы все женщины!

   Плюхается в свободное кресло.

   - Ма говорила, ты любовницу храата поймала. Глянуть охота. Это она что ль?

   Дина переглядывается с сёстрами. Потом смотрит на меня. Хлопает себя по лбу.

   - Ах да, это кобель её брехал, что на него армия женщин идёт. Вот и добрешется скоро. А подстилка уши развесила.

   - Не называй её так.

   - Да? А как? И если она не подстилка, то кто?

   - Разницу между жёнами, любовницами, наложницами, девочками из цветочных и рабынями для удовольствий объяснить?

   - Сама знаю. Она кто?

   - Была рабыней.

   - А теперь?

   - Знака не видишь?

   Хмыкает.

   - Быстро карьеру сделала. Она по-нашему говорит хоть?

   - Да, госпожа.

   - Звать как?

   - Анид Ерт, госпожа.

   - Странное какое-то. Откуда?

   - Я сегодня придумала.

   - Понятно... Над ма пошутить охота... Значит, она совсем не местная дама?

   - Нет.

   - Тогда, ей повезло. А Кэр грозилась, как подналовим, сначала их всех солдатам раздать поиграться, потом обрить, в мешковину обрядить и отправить самые грязные нужники чистить да камни с полей таскать.

   - Ей не дадут так сделать.

   - Сама знаю, но хоть помечтать казначею можно?

   - Это плохие мечты.

   - А у неё после, - проводит рукой по глазам, - вообще хороших мыслей к врагам не бывает.