Огниво Рассвета - Алексей Будников

Учитель протянул мне кружку с развариваемыми в кипятке травами. Горячий металлический сосуд занял свое место на полу, рядом с нетронутым стаканом с водой.

— Забавно, — ухмыльнулся Вильфред, вновь усаживаясь на скрипучую кровать, — всегда думал, что если меня что-то и сдаст, то этот дневник. Одно время, после совершения таинства, я даже подумывал его сжечь, но после как-то забылось. — Он отхлебнул из поистине дымившей белесым паром кружки. — Ну, тебе вдосыть?

— Не понял? — впервые за долгое время разлепил губы я.

— Историй на сегодня? Если у тебя еще остались какие-то требующие безотлагательных ответов вопросы, то задавай, коли завели такой разговор.

— Пожалуй, нет, — подумав, ответил я. Конечно, хотелось узнать и больше, вопросов оставалось действительно много, однако голова и без того была слишком тяжела.

— Прелестно… А теперь позволишь мне спросить тебя?

— Конечно.

— Прошлой ночью, в лесу, — неспешно, чеканя слова заговорил маг, — когда я вновь совершил таинство… Ты видел призрак?

От этого вопроса внутри у меня все сжалось. Серебристые глаза старика смотрели спокойно, холодно вонзаясь в мои, но без какой-либо злобы. Пришлось обождать некоторое время, пока я умерил волнение и смог выдавить из себя короткий ответ:

— Видел.

Вильфред, потупив взгляд, чуть кивнул.

Вскоре мы распрощались до обеда. Я решил наградить изможденное тело сном, а учитель, забив трубку свежим табаком, снова закурил, усевшись на свой развернутый к камину стул.

* * *

С каждым солнцем колдун уделял все меньше внимания практической части, и все больше — медитативной. И это возымело свои плоды. Если поначалу мои видения, хоть Форестер и называл их весьма четкими, для меня выглядели непонятно и мутно, то теперь они приобретали конкретные фигуры. Самыми частыми были глаза — один холодно-лазурный и второй кроваво-алый. Двумя разноцветными огоньками они беспорядочно сверкали в сознании, черные вертикальные зрачки неизменно смотрели на меня. От этого взгляда бросало в дрожь. Причем трепетала не столько моя телесная оболочка, сколько скукоживалось магическое нутро, отдавая в груди тревожным морозцем. И каждый раз, точно назойливый ночной кошмар, очи преследовали меня в трансе, нарушая душевное спокойствие. Вильфред толком не комментировал этот образ, ограничиваясь лишь хвалебными отзывами в мой адрес, мол, я невероятно быстро обуздывал свое строптивое колдовское нутро.

Так проходили дни, переводя счет на недели. Боль, часто терзавшая меня после изнурительных магических тренировок, становилась все менее заметной (либо я просто к ней привыкал). Ожоги, полученные мною тогда, на спарринге, бесследно сошли всего через четверо суток, хотя обычно после подобного руки заживают месяцами. Больше таких чрезвычайных колдовских вольностей я себе, благо, не позволял.

Каких-либо обширных, выходящих за рамки моего курса познаний Форестер практически не давал. Да и я сам, отчего-то, не стремился о них вопрошать. Поразительно, ведь в голове дремало столько вопросов, которыми ранее я бы, наверняка, жестоко и беспощадно истерзал сведущего. Однако они постоянно отходили на второй план под натиском необходимых для обучения знаний. Всякий раз, истощаясь после тренировок, я без сил падал в сон, решая отложить расспросы на потом. Но это самое «потом» так и не наступало.

Вскоре, разум совсем оставил досель свербевшие в нем вопросы, полностью отдавая себя новому, ученическому бытью. Забывалась прошлая, разбойничья жизнь, тот поход с Фаресом и компанией в пещеру, об истинном происхождении которой я до сих пор не ведал, и та исторгавшая смертоубийственную силу сфера… Складывалось впечатление, что ничего этого никогда и не было. Тем паче, что и сам Вильфред ни разу не упомянул о событиях тех далеких дней.

…Тренировка, медитация, сон — эта повседневная рутина мало-помалу начинала мне докучать. К тому же, если поначалу можно было говорить о моих удивительных успехах, то спустя чуть более двух недель дело стало продвигаться уже не так победоносно. В конце концов, обучение, можно сказать, зашло в тупик, учитель даже перестал давать мне практические задания, все больше упирая на самообучающий транс. Однако и в медитации вскоре все подвижки сошли на нет.

Едва второй месяц осени вступил в свои права, а тускнеющее солнце мандариновым пузом коснулось горизонта, как у нас с Вильфредом состоялся очередной, но, как оказалось, в корне отличающийся от былых разговор:

— Тебе следует уйти, — посадив меня напротив и выдержав паузу, промолвил учитель, томно выдохнув.

— То… то есть? — от столь неожиданного заявления я едва смог подобрать слова.

— Мне больше нечему тебя учить, — обескураженно пожал плечами старик. — Ты достиг своего пика. К тому же твой след давно стерся. Я даже несколько передержал тебя в этих стенах.

— Но куда мне податься? И почему так скоро? Так… внезапно скоро? Вы и месяца меня не проучили, а уже отпускаете. Ведь в тех же Лугах обучение длится больше десяти лет. Неужели я так быстро исчерпал себя?

— Дело не в этом, — скрепя сердце сказал учитель, понурил голову. — Ты… не совсем простой колдун, Феллайя. Я долго сомневался, однако последние дни вымели все оставшиеся крупицы моего скепсиса. Сколь бы мне не хотелось искать новые факты, опровергающие эти домыслы… — Он скрепил руки в замок, поднес ко рту, нахмурился. — Больше оттягивать не за чем. Помнишь, когда я попросил тебя зажечь фитиль? В самый первый день нашего знакомства?

— Да, — робко ответствовал я, не понимая, к чему клонит колдун.

Старик неожиданно встал со стула, выудил из стола ту самую свечу, вновь протянул мне.

— Повтори.

Я сомнительно глянул на учителя, машинально отстраняясь от огарка.

— Для чего?

— Сам все поймешь. Делай.

Некоторое время поколебавшись, косясь то на старика, то на наполовину расплавленный восковой ствол, я все же подчинился. Легко провел рукой над фитилем, приказывая маленькому желтому огоньку заплясать на его оголовье.

— А теперь коснись его. — Маг как-то нервно кивнул на возникший пламенный лоскуток.

— За…

— Коснись, — грубо оборвал меня Вильфред, — его.

Поняв, что расспросы в данной ситуации бессмысленны, я аккуратно тронул черный фитиль… и тут же, больно опалившись, отдернул руку.

— Теперь сознаешь, к чему я клоню? — Вильфред выхватил свечу, задул, поставил на пол. — Ты, сам того не ведая, создал истинное пламя: яркое, жаркое, — он бросил короткий взор на зажимаемые мною покрасневшие пальцы, — обжигающее. Ни больше, ни меньше. Причем впервые ты соткал его, вобрав в себя энергию рукотворного огня из моего камина, что не был способен причинить вреда даже мухе. Тогда я предположил, что ты просто по неумению абсолютно невольно разложил формулу того пламени, добавил ему другие свойства взамен существующих, но и для того нужна сноровка, коей ты обладать никак не мог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});