Бреслау Forever - Анджей Земяньский

Он чувствовал себя паршиво, как и перед каждой акцией. Вот уже неделю, как он не чистил зубы, не мыл голову, не купался, не пользовался дезодорантами, не брился. Хуже всего, еще предстояло заняться одеждой. Ботинки он купил в Познани, пальто нашел на свалке в Ченстохове, рубашку получил на благотворительной раздаче в Гданске, а штаны стащил в Люблине с веревки. Он любил ездить по стране на своей спортивной, ухоженной машине. Всегда что-то да попадалось. Ведомый GPS-ом с картой Польши, он приезжал в какой-угодно город, ставил машину в пригороде и ехал на такси на противоположную сторону города. Затем трамвай со всеми теми отвратительными людьми, которым приходилось вставать в шесть и бежать на работу. У них были землистого цвета лица и мины, словно шли на казнь. В больше случаев, они дремали. Только знакомые женщины иногда разговаривали о ценах на петрушку или же о том, как Юзек снял девчонку Метека, или же что колготы из чего-то там лучше колгот из чего-то другого. Убийца пересаживался в автобус и ехал в противоположную сторону. А там вновь рабочий класс. Громкая икота или даже пердеж. Неприятные запахи. Вечные жалобы женщин на детей, бедность или буквально нищету. С трудом он удерживался от злобных замечаний: «Дура, раз тебе тяжело с детьми, то на какую холеру рожала?» И жалобы мужчин. На пробки на дорогах, на беспорядок в городе, на бардак на работе. Сами же они могли все исправить в три секунды. Только убийца никогда не сказал на это: «Мужик, раз ты такой умный, так почему не богатый? Почему ты не стал директором, премьером, президентом и не поправил всего этого в три секунды?» Убийца родился в хорошей семье. Сын профессора и пани инженерши. Ему всегда хватало всего, вплоть до момента, когда жизнь дала ему под зад. Правда, потом он уже думать, справляться со всем и ездить на мазератти, а не на «общественном транспорте». Но иногда был вынужден. Когда высаживался из автобуса, приходилось использовать половину упаковки «Шанель Эгоист», чтобы избавиться от «атмосферы толпы». Затем, как правило, он шел пешком в какой-нибудь склад для люмпенов и приобретал тряпье. Никто не мог его распознать или запомнить. Это были самые прекрасные мгновения его жизни. С городами он знакомился пешком. Каждый из них, вроде бы, и похожий на другие, тем не менее, обладающий своей не всегда понятной душой. А потом ночь в дешевой (или самой шикарной, в зависимости от каприза) гостинице, рассказы снятой девицы про то, как Казик приложил Юзефу, или что колготы из чего-то там лучше плавающего танка… или чего-то там. Он не слушал, только поддакивал. Всегда, по ночам, когда девица спала, он выходил в парк или хотя бы в скверик и впитывал окружающую атмосферу. Он был убежден, что любой город можно узнать только в темноте. И он сразу же знал, живой этот город или мертвый, есть ли в живущих здесь людях какой-то стержень, или они уже поддались. Иногда разговаривал с пьяницами, иногда же сидел абсолютно сам, пока роса не оседала на одежде. Он обожал рассветы. Погода ему никак не мешала. Одетый во все эти достижения хай-тека, поляры, гортексы, виндстоперы, дышаще-непроницаемые ткани, равномерно распределяющие тепло, с антибактериальными вкладышами, микрофильтрами — он чувствовал себя одинаково хорошо при плюс и минус двадцати. Во время суши и при дожде. Он всегда задумывался, каким образом его обувь могла отводить избыток влаги наружу, оставаясь при том абсолютно непромокаемой. Но это неважно. Он обладал исключительной наблюдательностью. Глядел, подглядывал, чувствовал, делал выводы. Потому-то и выбрал Вроцлав в качестве места, где мог жить. Единственный город столь замызганный, сумасшедший, прибацанный, вечно раскопанный и засранный. Он был таким же, как и он сам. Никогда не спящий. Как и он. Живущий на полную катушку. Как и он сам..

Ни разу он не выполнил ни единого контракта во Вроцлаве. До времени… Ему, вообще, казалось, что наконец-то придется помериться силами с серьезным противником. А не с каким-то там уродом-придурком, который позволял разработать себя в десяток секунд, а убить — в течение одной. Ему ужасно хотелось выйти на улицы города, который никогда не засыпал. Который никогда не клал голову на подушку. Но теперь его ожидало задание. Неделю назад он высыпал из кошачьей кюветы самый дорогой песок, который обычно покупал в магазине с товарами для животных. Громадный перс принял перемену с большой неохотой. Как раз в тот момент, когда увидел в собственном туалете вместо пахучего песочка мятую одежду, купленную в разных местах Польши. Кот с бешенством начал его царапать и драть когтями. Опять же, нужно было пометить новую территорию мочой и какашками. Вонь в квартире была бы невыносимой, если бы не кондиционер высшего класса.

Убийца подошел к кошачьему туалету, понюхал. Сморщил нос, чувствуя нерешительность. Одежда на завтра была готова.

Он встал перед огромным, панорамным зеркалом. Постепенно разделся донага, разбрасывая вещи куда попало. Послезавтра уборщица приведет все в порядок. Он дал ей неделю отгулов и сам уже начинал чувствовать себя паршиво в созданном им же балагане. Он не был нарциссистом или каким-то особым поклонником собственного тела, но сейчас приглядывался к отражению внимательно. Он взял самостоятельно изготовленный золотой фломастер и начал рисовать на коже сложные узоры. Фломастер был заполнен самым настоящим золотом в порошке, разведенным в соответствующей клеевой взвеси. Просто-напросто, убийца не любил путаницу проводов, которая могла бы в чем-то помешать движению, поэтому рисовал золотом электрическую схему прямо на себе. Батарейки приклеил на высоте почек, конденсаторы — слева под мышкой, ограничители спусков — на животе, электронные элементы камеры — под ягодицами. Под правое предплечье он приклеил оружие. Тоже собственной работы, двухствольную воздушку. Достаточно было размонтировать четыре спортивных пистолета, которые можно было приобрести в любом оружейном магазине, если у кого-то было хоть немного ума в голове, даже в Польше. Только он купил самые лучшие — чешские. Ему было достаточно одних стволов, потому что газовые камеры он приобрел в Дюссельдорфе. Убийца задумался. Чехия. Прекрасная страна. Если мог свободно говорить на их языке, то любое оружие можно было приобрести без малейших проблем; а если говорить не сильно свободно, то тоже любое, разве что дороже. Убийца знал чешский язык в совершенстве. В свободное время он даже переводил на польский язык их романы про любовь. Иногда он задумывался над тем, какие языки должны были учить герои романов Форсайта. Французский? Фламандский, голландский, немецкий? Сам он знал только чешский, но в такой степени, что в Праге его принимали за местного, и этого ему полностью хватало. Всегда он оттуда что-то перевозил контрабандой, дополнительно брал в багажник два, три литра водки, чтобы его хоть на чем-то сцапали — он же хотел выглядеть своим парнем. Но с этими границами Европейского Союза? Таможенники никогда к нему не цеплялись. Водку он выбрасывал в ближайший мусорный бак или же выставлял на свалке у своего дома. Ну да, он спаивал народ. Во всяком случае, ту его часть, которая копалась на мусорниках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});