Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

Осетинские села в Кахетии создавались в основном на необжитых и не всегда пригодных для хозяйственной деятельности землях – приходилось приложить немало усилий, чтобы сделать земельный участок плодородным. Несмотря на это, осетины-мигранты старались расселиться на территории Верхней и Нижней Кахетии компактно. Религиозная идентичность и предрасположенность осетин и грузин к интеграции позволяли им также образование смешанных поселений. Подобные поселения были созданы в Горийском, Душетском, Карельском, Хашурском, Ксанском, Боржомском и других районах. Стоит также подчеркнуть, что переселение из оккупированной грузинской знатью Южной Осетии в Грузию, поощряемое властями, приводило к тому, что мигрантов, покинувших свои насиженные места, становилось больше, чем остававшихся в Южной Осетии жителей. Это серьезно ослабило Южную Осетию перед феодальным натиском грузинских тавадов и вело ее к беспомощности перед опасной экспансией.

Главной социальной категорией крестьян, уходившей со своей родины в Грузию, были хизаны. По своему положению они обладали большими возможностями для миграции и для выбора нового крестьянского статуса. На начальном этапе, когда российские власти заинтересованно занимались переселением осетин, хизаны получали разрешение селиться на казенных землях. Такое же разрешение они имели от Синода, позволявшего занимать участки на церковных землях. Некоторые хизаны покупали земли у грузинских владельцев. Следует сказать, что осетинские хизаны покидали Южную Осетию и по инициативе грузинских князей и помещиков, имевших владения не только в Южной Осетии, но и в Грузии. Они пользовались этим, заключали договоры с хизанами и поселяли их на своих землях. Тем самым феодалы добивались расширения своего феодального подворья. В первое время грузинские феодалы, заинтересованные в расширении своих владений, стремились сохранить для осетинских переселенцев одинаковые с грузинскими крестьянами повинности. Это и было, собственно, мерой поощрения осетин к миграции в районы Грузии. Насытив «рынок рабочей силы», грузинские феодалы резко изменили свою политику в отношении осетинских мигрантов. Они стали вводить для них меры сегрегации. Судя по всему, это началось в 80-х годах XIX века – одновременно с усилением официального произвола властей в Южной Осетии. В тогдашней прессе отмечалось, что места, где ранее обитали дикие звери, осетины превратили «в наилучшие пахотные земли». Вместе с тем указывалось и на то, что «помещики подымную подать повысили с одного рубля до двадцати четырех рублей». Было ясно, что бывшие осетинские хизаны, ставшие в новых местах крестьянами у грузинских феодалов, не смогут нести столь тяжелые повинности. И вновь «на помощь» пришла персидская деспотическая модель феодализма, в соответствии с которой феодал сначала объявлял о размерах повинностей, а затем насильственно изымал при помощи воинского отряда (стражи) столько повинностей, сколько позволяли его силы и крестьянские «ресурсы». Такая модель феодального режима обуславливалась не только хорошо знакомой грузинским феодалам традицией, но и мигрантским положением осетинских крестьян. Грузинские тавады, научившиеся у персидских ханов и валиев облекать свои фискальные аппетиты в громкие лозунги о Родине, естественно рассматривали Грузию как свою «собственность», на землях которой поселились осетины-мигранты в качестве временно проживающих. Сами осетины, обосновавшиеся в Грузии и оторванные от осетинской метрополии, не могли не чувствовать, насколько незащищенными они стали в плотном грузинском окружении. Несомненно, сказывалась и российская политика двух стандартов, согласно которой грузины относились к привилегированной расе, а осетины, к тому же беженцы – к «низшей», что ставило осетинских крестьян в Грузии в очень тяжелое положение. Этим, очевидно, объяснялась высокая степень грузинской ассимиляции, характерной для мигрантов-осетин в Грузии.

Идеи освобождения

В начале XX века Грузия переживала серьезные социальные перемены. На ее политической арене обозначился генезис национально-освободительного движения, в котором наиболее заметными были три политические силы: 1. Феодально-тавадская, как наиболее реакционная, частью стоявшая за отделение Грузии от демократизировавшейся России, частью – за усиление российского самодержавия; 2. Буржуазные и мелкобуржуазные силы, также делившиеся на две группировки – на буржуазно-монархическое крыло и демократическое; 3. Массовое крестьянское движение, направленное на освобождение крестьян от тяжелого гнета. В этой довольно сложной природе грузинского освободительного движения наиболее прогрессивным являлось политическое течение, близкое к И.Г. Чавчавадзе. Оно было связано с мелкобуржуазным либеральным движением, опиравшимся главным образом на грузинскую интеллигенцию и крестьянские массы. Их отличало отношение к России, создавшей грузинскую страну и сохранившей грузинский народ. В противовес радикальным силам грузинского освободительного движения, поднимавшим вопрос об отторжении Грузии от России и выборе иных политических ориентиров, И.Г. Чавчавадзе в начале XX века произнес самые важные для Грузии того времени слова: «Покровительство единоверного великого народа, – писал он, – рассеяло вечный страх перед неумолимыми врагами. Утихомирилась давно уже не видевшая покоя усталая страна, отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы. Исчез грозный блеск занесенного над страной и нашими семьями вражеского меча, исчезли полыхающие пожары, в которых гибли дома и имущество наших народов, канули в вечность грабительские набеги, оставившие лишь страшные, потрясающие воспоминания. Наступило новое время, время покоя и безопасной жизни для обескровленной и распятой на кресте Грузии, которую господь создал земным раем для человека, но которая едва не обратилась в братскую могилу для ее самоотверженных сынов, погибших без помощи и надежды, в одиночестве и вдали от всех, во имя величия христианства и сохранения своего национального лица. Была заложена грань мирной жизни. С этого дня никто не осмелился переступить эту грань с огнем и мечом». И.Г. Чавчавадзе и движение, лидером которого он был, выступали за ликвидацию грузинского феодализма. Грузинский князь, в свое время принимавший участие в подготовке крестьянской реформы в Грузии, был сторонником проведения широких аграрных и социальных реформ. В такой небольшой стране, какой была Грузия, идеи Чавчавадзе и его сторонников быстро доходили до крестьянских масс, ожидавших социальных перемен. Несомненное значение для распространения освободительных идей в Южной Осетии имело пребывание в ней видного грузинского демократа В.З. Кецховели. Около года он, сторонник освобождения крестьян от феодального гнета, работал в Джавском обществе Южной Осетии письмоводителем. Используя широкую возможность тесного общения с осетинским крестьянством, В.З. Кецховели вел среди народа большую разъяснительную работу. Следует подчеркнуть, что демократические силы Грузии были еще слабы, в противовес им энергичнее действовало феодально-клерикальное движение. И Кецховели, и несколько позже Чавчавадзе, оказавшие наибольшее влияние на Южную Осетию, были убиты, и таким образом еще более безнадежными становились усилия демократического движения в Грузии.

Освободительные идеи сильны были в самой Осетии. В отличие от грузинского освободительного движения в Осетии не выдвигался вопрос об отторжении от России. Весь смысл освободительных идей здесь заключался прежде всего в поисках свободы, демократических прав и освобождения Южной Осетии от чужеземной оккупации. В Осетии болезненно относились к господству в югоосетинских обществах грузинских тавадов. Этим объяснялась та особенность, что на начальном этапе освободительного движения осетинская феодальная знать оказалась в оппозиции к российским властям. Осетинская аристократия, видевшая предоставление грузинским тавадам непомерных привилегий, в том числе в Южной Осетии, претендовала на равные социальные преимущества. Она ревниво относилась к различного рода дискриминационным ограничениям, вводившимся для осетинской знати. Наиболее существенным ограничением в феодальных правах осетинская знать считала отказ ей со стороны российских властей в признании и законодательном закреплении за ней феодальной собственности на землю, т. е. в том, что разрешалось грузинским тавадам. Противостояние на этой почве с российскими властями привело к эмиграции значительной части осетинской аристократии. Несомненно, это несколько ослабило движение, связанное с борьбой в Осетии против дискриминационной политики Петербурга на Кавказе. Но в Осетии сильна была тяга к просвещению, в ней в скором времени сформировалась мощная национальная интеллигенция, выросшая на традициях российского освободительного движения. Сама Осетия, в особенности ее южные общества, обладала достаточно сложной и напряженной социальной базой, на которой прогрессивно развивались освободительные идеи. Собственно, на этой базе выросла целая плеяда выдающихся осетинских общественных деятелей, каждый из которых вносил свой вклад в демократическое развитие национально-освободительного движения. Среди них были Идрис Шанаев, Ибрагим Шанаев, Алихан Ардасенов, Гуркок Газданов, Афанасий Гассиев и другие. Но подлинно народным лидером национально-освободительного движения был великий Коста Хетагуров. Его литературное творчество тесно было связано с трагической судьбой осетинского народа. Оно было проникнуто глубоким протестом против социальных сил, превращавших Осетию в полигон наживы, феодального произвола, дискриминации и политики, направленной на разрушение этнической целостности осетинского народа и Осетии как единой страны. Коста Хетагуров, родившийся и молодые годы проведший в Центральной Осетии, ранее административно объединявшейся с Южной Осетией, рано узнал об экспансии грузинских тавадов и разорении югоосетинского общества. Ему был известен не только вклад Хетагуровых в борьбу с притязаниями князей Мачабеловых, но и то тяжелое положение, в котором находилась Южная Осетия. Поэт был недоволен тем, что народ не восстает, чтобы освободить себя от «пришельца»-феодала. Его стихотворение «Тревога» написано как обращение ко всему осетинскому народу. Но особенное место в нем занимает боль, вызванная положением в Южной Осетии. Коста Хетагуров писал: