За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали - Джон Скотт

Березки и гостиница «Центральная» — 2 процента

Кировский район и другие многоквартирные жилые дома — 15

Дома, находящиеся в личном пользовании — 8

Бараки и другие «временные жилые помещения — 50

Землянки — 25

Тот же приятель сообщил мне, что городской бюджет Магнитогорска в 1937 году составлял 23 миллиона рублей, а в 1938 году — 31 миллион. Из этих сумм приблизительно половина шла на строительство и работу всех учебных заведений и около 35 процентов — на здравоохранение и улучшение санитарных условий. Деньги поступали из налоговых сумм, вносимых в основном комбинатом и другими организациями, а также наиболее высокооплачиваемыми работниками.

Мы с трудом дошли по занесенным снегом улицам до самого центра города, где в 1935 году профсоюзом рабочих металлургической промышленности был разбит большой парк. Там были две открытые танцплощадки, трамплин для прыжков с парашютом, один открытый и один закрытый шахматный и шашечный клубы, теннисный корт, баскетбольная и волейбольная площадки, тиры, два ресторана и очень красивый сад, где были посажены цветы и кустарники. Вход в парк стоил 50 копеек, и летом здесь каждый вечер было очень многолюдно.

Сейчас же он был пуст и уныл, хотя все еще висели афиши, рекламировавшие матч Всеуральского футбольного чемпионата, состоявшегося в сентябре в Магнитогорске.

Я показал Джо бараки ИТК[76] где жили почти две тысячи мелких преступников, отбывавших сроки наказания до пяти лет за уголовные правонарушения. Пять лет назад число этих заключенных в Магнитогорске было в десять или пятнадцать раз больше.

Джо хотел осмотреть церковь, но я рассказал ему, что Магнитогорск — один из немногих городов с населением около четверти миллиона человек, где нет ни одной церкви. В маленькой деревеньке под названием «Магнитная» когда-то была церковь, которую в 1934 году приспособили под клуб, а затем это здание было заброшено и впоследствии затоплено после сооружения второй плотины. Исчезновение этой церкви в водах озера символизировало и приблизительно совпало по времени с исчезновением религии как социального и политического фактора в Магнитогорске. Иногда можно было увидеть, как крестьянин, только что приехавший из какой-нибудь отдаленной деревеньки, осеняет себя по старой привычке крестом; в бане время от времени можно было встретить пожилого мужчину с крестиком, висевшим у него на шее на шнурке. Эти остатки огромного былого влияния на русских людей греческой ортодоксальной церкви не были объектом преследования со стороны властей. В целом поди улыбались и подсмеивались над этими еще сохранившимися верующими, а в прессе и в школах проводилась неослабевающая кампания беспощадной атеистической пропаганды.

Глава VIII

Джо интересовали театр и кино. В Магнитогорске было десять театров, в которых могли одновременно разместиться 9 тысяч зрителей. Все эти театры при клубах, и поэтому мы пошли взглянуть на эти клубы, которых в городе насчитывалось двадцать три.

Деятельность клубов была весьма разнообразной — работали драматические кружки, спортивные секции, в том числе секции шахмат и шашек, литературные и художественные группы. Деньги на их содержание поступали от профсоюзов или из ассигнований на культурные нужды, выделяемых управлением комбината. Здесь не взимались клубные взносы, и все вечера, пикники и мероприятия проводились на общественной некоммерческой основе.

Вечер танцев, устроенный в 1935 году, стал популярным клубным мероприятием и до некоторой степени заменил народные танцы. Обычно танцевали под музыку, исполняемую на аккордеоне.

Мы пошли посмотреть фильм в кинотеатр «Магнит», вмещавший тысячу зрителей. Ежемесячно около двадцати тысяч человек посещали кинотеатры, это означало, что средний магнитогорский взрослый житель ходил в кино один раз в шесть недель. Здесь показывали в. основном советские фильмы, но иногда демонстрировали и зарубежные киноленты, например «Огни большого города», «Под крышами Парижа», «Новые времена» и «Петер», а иногда и какой-нибудь ковбойский фильм (вестерн), снятый пятнадцать или двадцать лет назад.

В городе давали спектакли две постоянные профессиональные театральные труппы. Более старая труппа называлась ТРАМ (театр рабочей молодежи). За сезон 1937/38 года ТРАМ дал семьдесят представлений классических пьес и тридцать современных. Классические спектакли включали в себя пьесы Шекспира, Шиллера и большое количество пьес Н. А. Островского[77] (не современного прозаика, умершего в 1937 году, а драматурга старой школы).

Театральная труппа ТРАМ, организованная в 1932 году, сначала жила и работала в маленьком деревянном здании клуба, принадлежавшего профсоюзу рабочих-железнодорожников. В октябре 1932 года городские власти предоставили ТРАМу здание, которое, едва только его успели приспособить и переделать для постановки спектаклей, было снесено, потому что требовались стройматериалы для других строительных работ. На протяжении двух летних сезонов 1932 и 1933 годов труппа путешествовала по деревням, селам и колхозам, давая спектакли, среди которых были и пьесы, и короткие скетчи для людей, занятых на уборке урожая. Зимой ставили спектакли в разных клубах. Самой популярной актрисой, игравшей главные женские роли почти во всех пьесах современных авторов, была Шура Калгородова, история жизни которой весьма интересна, и о ней здесь стоит рассказать подробнее.

Мечтая стать актрисой, пятнадцатилетняя Шура уехала из родного дома в поисках счастья. Босая и частенько голодная, дочь безземельного крестьянина думала о театре, о блеске и славе великих звезд, которые добились многого, поднявшись из нищеты. Однако очень скоро Шура истратила те несколько копеек, которые у нее были, и ей грозила голодная смерть.

Что ей было делать? Вернуться домой? Никогда! Там и так не хватало хлеба, чтобы накормить досыта ее малолетних братьев и сестер; да и кроме того она же хотела стать актрисой, мечтала об автомобилях, огнях, красивой одежде, а в деревне были только лохмотья, грязь и куча дров, которые надо было колоть для местного кулака за двадцать копеек в день. Нет, она ни за что не вернется обратно. Преодолевая неимоверные трудности, она продолжала идти к Москве.

Чтобы не умереть с голоду, Шура стала воровкой, а потом и настоящей разбойницей: она была членом шайки, действовавшей в лагерях строителей, поездах, на рынках и базарах. Это происходило в 1928 году.

В начале 1932 года Шура появилась в Магнитогорске вместе с четырьмя другими членами банды — тремя мужчинами и одной женщиной. Хорошо одетые, с деньгами в карманах, они приехали не работать, а жить воровством и спекуляцией. Шуре было девятнадцать лет, она была очень хорошенькой, за подкладкой своего пальто носила десятидюймовый кинжал с резной ручкой. Но в глубине души она все еще лелеяла мечту о том, чтобы стать актрисой. Первое дело, в котором принимала Шура участие, было ограбление квартиры одного из главных инженеров строительства, однако она было чуть все не испортила, начав долгий разговор с инженером о ленинградском театре, когда ей надо было поговорить с ним только минут пять — до тех пор, пока ее дружки не выйдут из квартиры. Но это была только первая из многих трудных сцен, которые иллюстрировали ее сложные, противоречивые взаимоотношения с товарищами по шайке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});