За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали - Джон Скотт

Глава VII

Джо Барнс приехал в Магнитогорск на несколько дней, и я повел его посмотреть город, хотя ни одному из нас так и не удалось получить разрешение посетить комбинат. Тогда, в 1938 году, в городе было много, что стоило посмотреть. Часть глинобитных домишек и деревянных бараков исчезла, уступив место жилым домам из железобетона. Появились залитые светом мощеные улицы, городской парк и даже девятиэтажный «небоскреб» местного значения. Хотя город все еще находился на первоначальной стадии своего развития и было еще очень далеко до воплощения грандиозных планов создания образцового города стоимостью в миллиард рублей, который должны были в конце концов построить на другой стороне озера, но в нем уже насчитывалось пятьдесят школ, три института, два больших театра и полдюжины театров поменьше, семнадцать библиотек, двадцать два клуба, восемнадцать поликлиник и много других общественных и культурных учреждений.

В то время как в Кировском районе в основном жили бригадиры, мастера и квалифицированные рабочие, а также небольшое число учителей, врачей и служащих различных городских учреждений, большинство административно-технических и политических работников, занимавших высокое положение, переехали в Березки, где раньше жили иностранные специалисты. Здесь, помимо хорошо построенных и оборудованных домов для иностранцев, Завенягин возвел дюжину больших домов для себя и своих наиболее ценных сотрудников. Созданные по проекту молодого архитектора Сапрыкина, они представляли собой почти точную копию проектов из американских архитектурных каталогов. В результате, как заметил Джо, получилось нечто, весьма напоминающее Маунт Вернон в штате Нью-Йорк или же Джермантуан в Пенсильвании. Дома были расположены на холме. Вокруг каждого дома был большой сад, землю для которого (в отдельных случаях) привозили на грузовиках из мест, находящихся за много миль отсюда. Дом Завенягина по сравнению с большинством советских домов выглядел дворцом. Это был трехэтажный, отштукатуренный снаружи кирпичный дом из четырнадцати комнат, в котором были бильярдная, игровая для двух маленьких сыновей Завенягина, музыкальный салон и большой кабинет. Позади дома находился небольшой олений заповедник, а перед домом — роскошный сад. Все это было обнесено высокой стеной, увенчанной по верху частоколом. Перед входом всегда дежурил милиционер.

Другие дома, занимаемые главным инженером, начальниками различных цехов, партийным начальником[74], начальником НКВД[75], а также двумя старыми специалистами-заключенными — Боголюбовым, работавшим в шахтах, и Тихомировым, главным энергетиком — были поменьше, чем дом Завенягина, но также очень комфортабельны и удобны, даже роскошны. Все они были обставлены самой лучшей мебелью, какую только могла предоставить Харьковская мебельная фабрика. Дом Завенягина был меблирован на сумму 170 тысяч рублей, а сам стоил около 80 тысяч. Затраты на другие дома были соответственно меньше.

Интересный вопрос возник относительно оплаты за проживание в этих домах. Плата за дом и мебель Завенягина, если рассчитывать ее с учетом двадцатилетней амортизации, составляла сумму около тысячи рублей ежемесячно только за амортизацию, не считая приблизительно такой же суммы на содержание дома, сада, и так далее. Зарплата Завенягина была немногим более двух тысяч в месяц. Обитатели других домов находились в таком же положении. Поэтому было принято удобное решение: стоимость этих домов внести в бухгалтерские книги всего жилищного отдела управления комбината. Таким образом, сумма амортизации выплачивалась всеми, кто жил в любом доме, принадлежащем комбинату. Тем не менее обитателям домов все равно пришлось бы платить очень внушительную сумму, так как они занимали слишком большую жилую площадь. Поэтому было решено взять дома на баланс комбината, внеся расходы в графу «административные». Таким же образом автомобили, находящиеся в распоряжении начальников цехов, главных инженеров и других чиновников и используемые не только для деловых поездок, но и для выездов на охоту и в театр, были оплачены, содержались и обеспечивались шоферами за счет средств, выделяемых управлением комбината.

В Березках был прекрасный, сад с теннисным кортом, который зимой превращали в каток. Вечером здесь ощущалась совсем иная атмосфера, нежели в Кировском районе. Она напоминала дух самодовольства, царивший на Парк Авеню или на чикагском Золотом побережье. Так продолжалось до тех пор, пока удары чисток не начали все чаще обрушиваться на того, кто думал, что он уже «достиг определенного положения».

Я повел Джо взглянуть еще на одну часть города, которая называлась «Шанхай». Она представляла собой скопление самодельных глинобитных домиков, сгрудившихся в овраге напротив железнодорожной сортировочной станции. Здесь жили в основном башкиры, татары, киргизы, построившие свои жилища из материалов, которые они находили или воровали на протяжении многих лет. Крыши обычно делали из кусков старого металла и иногда из дерна или соломы. В доме вместе с семьей жили цыплята, куры, свиньи и корова, если она имелась в хозяйстве. Такой способ размещений домашнего скота был обычным явлением для беднейших семей сельских районов России. Хозяевами этих «землянок» были чернорабочие и их семьи. Принадлежавшие им куры и козы свидетельствовали о том, что «они живут хорошо» с точки зрения стандартов русского крестьянства. У них были яйца и молоко, а отцы семейств, работавшие на комбинате, зарабатывали деньги.

В городе все еще оставалось несколько районов, состоящих из деревянных построек, бараков или каркасных домов. В самых лучших из них были центральное отопление, водопровод и канализация, однако большая часть этих домов не имела никаких удобств и все они были похожи на барак № 17, где я жил в 1932 и 1933 годах.

В 1938 году двести двадцать тысяч обитателей Магнитогорска жили следующим образом (я основываюсь на сведениях, которые смог получить через одного друга из отдела городского планирования):

Березки и гостиница «Центральная» — 2 процента

Кировский район и другие многоквартирные жилые дома — 15

Дома, находящиеся в личном пользовании — 8

Бараки и другие «временные жилые помещения — 50

Землянки — 25

Тот же приятель сообщил мне, что городской бюджет Магнитогорска в 1937 году составлял 23 миллиона рублей, а в 1938 году — 31 миллион. Из этих сумм приблизительно половина шла на строительство и работу всех учебных заведений и около 35 процентов — на здравоохранение и улучшение санитарных условий. Деньги поступали из налоговых сумм, вносимых в основном комбинатом и другими организациями, а также наиболее высокооплачиваемыми работниками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});