Бабочка - Кэтрин Харви

— Есть какие-нибудь новости? — спросила она, садясь на старинный розово-кремово-голубой диван с чашечкой кофе в руках.

Беверли ответила:

— Нет, еще нет, — и посмотрела на часы над камином. Она включила «Сони», стоящий на столике красного дерева, и села рядом с Мэгги.

Все втроем смотрели на экран телевизора.

Их лица были напряжены. Руки Мэгги, сжимающие кофейную чашку, побелели в суставах; Кармен, одетая в шерстяные брюки и шелковую блузку, стояла перед камином, едва дыша. А сердце Беверли билось все быстрее и быстрее.

Наконец начались новости. На настоящий момент подсчитано только пятнадцать процентов всех бюллетеней, — объявил диктор, — но уже определился явный лидер — Дэнни Маккей, он набрал сорок два процента голосов. Этого никто не ожидал.

Дождь пошел сильнее, барабаня в окна. Ветер хлестал пальмовыми ветками стены дома. В камине потрескивали дрова. Казалось, весь дом наполнен каким-то глухим стоном.

«Похоже, что основатель общества Благая весть, — говорил диктор, — побеждает благодаря лишь силе своей личности. Как вы знаете, Дэнни Маккей никогда не занимал никакого политического поста. Более того, он даже не зарегистрирован официально как кандидат в президенты. Но результаты предварительных выборов показывают, что у него сильная поддержка среди населения…»

Где-то вдалеке прогремел гром. Мэгги обнаружила, что она про себя считает секунды. Центр грозы был еще далеко, где-то миль за двенадцать, но быстро приближался.

Часы над мраморным камином, тихо тикая, показывали, что прошло уже несколько часов. Мэгги несколько раз наливала себе кофе, Кармен приняла от горничной чашку горячего шоколада и села в угловое кресло, а Беверли так и не сдвинулась с места. Она сидела, не отрывая глаз от телевизора.

Дэнни Маккей, поразительно, продолжал лидировать. Тридцать шесть процентов подсчитанных бюллетеней, — объявил диктор, — показывают, что за Дэнни Маккея проголосовало пятьдесят пять процентов избирателей. Он, без сомнения, вероятный кандидат этих первых предварительных президентских выборов.

Беверли и ее подруги молча просидели весь этот долгий сырой день, слушая, что говорили эксперты:..определенно примет участие в собрании Республиканской партии в июне. Дэнни Маккей просто околдовывает, очаровывает делегатов, что само по себе феноменально для человека, никогда не занимавшегося политикой.

…Становится совершенно ясно, кому отдали свой выбор люди. Дэнни Маккей, популярный телевизионный проповедник, прежде всего известен своим бессонным бдением у Паклендского госпиталя в Далласе в 1963 году и своим личным участием в вызволении миссионера Фреда Бэнкса из Ближневосточной тюрьмы в…

Горничные убрали завтрак и накрыли стол для раннего обеда — холодные закуски, салат, свежие фрукты. Мэгги сделала себе бутерброд с сыром и ветчиной и взяла немного салата, Кармен поела немного крекеров, сырой брокколи и цветной капусты, Беверли же вообще не притронулась к еде.

В комнате стало совсем светло. Горничные прошли по всему дому и включили свет. Кармен надела шерстяной свитер сверху своей шелковой блузки, а Мэгги забралась под афганский плед ручной работы. Беверли, казалось, не чувствовала холода. Было похоже, что она вообще не замечает ничего вокруг себя, кроме телевизионного экрана.

Он побеждает. Он побеждает.

Всякий, кто не был близко знаком с Беверли, мог подумать в ту минуту, что она торжествует, — в конце концов, она вложила огромные деньги в эту кампанию. Но только очень узкий круг друзей знал, почему Беверли поддерживала Дэнни Маккея.

В прошлом году, когда он объявил, что выставляет свою кандидатуру на президентские выборы, Беверли поняла, что пришло время, когда она может отомстить ему. Она тоже читала «Государя» и знала, какой ужасной философией руководствовался Дэнни. Человек, стремящийся приносить добро всеми своими делами и поступками, ничего не достигнет, — написал Макиавелли. — Поэтому государь, который выживет, должен научиться быть не только хорошим.

Когда Беверли прочитала эти слова и еще другие: Государь должен всегда быть готов пойти по пути зла, — она поняла, что за странный свет загорелся в глазах Дэнни много лет тому назад, когда она случайно наткнулась на его школьные книги и Дэнни рассказал ей о своей цели стать великим человеком. В течение многих лет она следила за его восхождением к власти, не спуская с него глаз. Это была одна из тех вещей, ради чего Беверли жила все эти годы. Она знала, что придет день, когда его надо будет остановить, и что это сможет сделать только она. И вот теперь у нее имелся план, как уничтожить его навсегда. Когда три месяца назад она рассказала Кармен и Мэгги о своем намерении собрать деньги для предвыборной кампании Дэнни Маккея, они пришли в полное замешательство. Но когда Беверли объяснила им свой план — для того, чтобы уничтожить Дэнни Маккея, ей было абсолютно необходимо сначала поддержать его, — они поняли всю ее мудрость.

Три женщины смотрели на экран телевизора и на красивое лицо, которое было им так хорошо знакомо. Дэнни победно улыбался в объектив, и было что-то пугающее в том огне, который горел у него в глазах.

Все вооруженные пророки добились успеха, — учил Макиавелли. И Беверли знала, что Дэнни жил именно по этому принципу. Публично он говорил о мире с русскими, а в душе, она знала, верил в первый удар.

Наблюдая, как репортеры боролись между собой, чтобы попасть поближе к нему, и видя за его спиной толпу его фанатичных приверженцев, Беверли знала, что она должна сделать.

Она должна остановить Дэнни Маккея.

Из Парижа в Марсель. Через Средиземное море в Африку. Затем поездом, или на машине, или пешком в Касабланку во Французском Марокко. Там счастливчики с помощью денег, или влияния, или просто везения могли получить выездную визу и уехать в Лиссабон, а из Лиссабона в Новый Свет. Но другие ждут в Касабланке… и ждут… и ждут…

Она остановилась перед закрытыми дверями и проверила, все ли в порядке. На улице шел дождь, и она боялась, что ее тщательно закрученные волосы могли растрепаться. Но все было в порядке, а маленькая шляпка и вуаль не были даже сырыми. Расправив элегантный жакет и разгладив юбку, она взялась за ручку двери.

Она нервничала. Она добиралась сюда целую неделю; сердце билось так сильно, и она боялась, что упадет в обморок.

Дверь в маленькое кафе широко распахнулась. Посетителей ни у бара, ни за столиками не было, но тем не менее в кафе чувствовалась жизнь — в медленно вращающихся вентиляторах на потолке, в огромных пальмах в кадках и раскидистых папоротниках, в механическом пианино у дальней стены, играющем знакомую мелодию. Закуски были уже приготовлены: блюдо острых колбасок, страсбургский печеночный паштет, копченые устрицы. Коктейли были разлиты; она знала, что это будут превосходные коктейли из сахара, коньяка, горьких добавок и холодного шампанского с кусочком лимона. Сервировка была просто изысканная.

Дверь в дальней стене открылась, и вошел он.

Он не заметил ее сначала; на его лице было выражение глубокой обеспокоенности. Увидев его, она почувствовала, что сердце ее подпрыгнуло, а в горле пересохло. Он был такой красивый в тропическом белом костюме.

Затем он поднял глаза и замер. Она попыталась что-то сказать.

— Я… ах…

Он ждал, молча глядя на нее.

— Рик, я должна поговорить с тобой, — сказала она.

Казалось, он задумался над тем, что она сказала. Он прошел к бару и взял один из бокалов с шампанским.

— Почему тебе обязательно нужно было ехать в Касабланку? Ведь есть же и другие места.

Она нервно теребила ремень своей сумки.

— Я не приехала, если бы знала, что ты будешь здесь.

— Забавно, твой голос совсем не изменился. Я до сих пор слышу его. — Его тон стал саркастическим.

— Ричард, я поеду с тобой куда угодно. Мы сядем вместе в поезд и никогда не остановимся. Я понимаю, что ты чувствуешь.

Его глаза сверкнули. Он поставил бокал и подошел к ней.

— Ты понимаешь, что я чувствую? Сколько дней мы были вместе, дорогая?

— Я не считала дни.

— А я считал. Каждый день. Особенно я помню последний…

— Ричард! — заплакала она. — Я старалась забыть тебя. Я думала, что никогда не увижу тебя снова, что ты ушел из моей жизни. — Слезы потекли у нее по щекам.

Он стоял совсем близко; она чувствовала его желание, видела, как он напрягался, чтобы сдерживать себя. Ей казалось, что пианино стало играть громче. Вентиляторы медленно крутились над головой. Дым от его сигареты, казалось, наполнил всю комнату. Его глаза были темными, сердитыми и вызывающими. Это было так здорово, так замечательно.

Она совсем расплакалась.

Он обнял ее, и она спрятала свое лицо у него на шее.

— Господи, Ричард, тот день, когда ты уехал из Парижа, если бы ты знал, что я пережила, если бы ты знал, как я любила тебя, как я тебя люблю…