Бабочка - Кэтрин Харви

Он влюблялся, черт побери!

Он не должен, не должен был влюбляться в посетителей, это против правил. «Не позволяй себе привязываться к членам клуба, — сказала ему директор, когда его брали на работу в «Бабочку». — Не забывай, что многие из них замужем. Они не хотят каких-то серьезных или постоянных отношений. Некоторые из них могут захотеть рассказать тебе о своих проблемах. Обязательно выслушай, но ни в коем случае не давай советов и не принимай близко к сердцу. Давай им любовь, за это они платят. Если тебе это поможет, думай о деньгах, которые ты зарабатываешь. Думай о том, как получить хорошие чаевые. В общем, держи свои эмоции под контролем».

Ну и что? Он думал о деньгах и о чаевых, и о периодических дорогих подарках, но это не помогало. Он определенно влюблялся в одну из членов клуба и ничего не мог с собой поделать.

Был серый мартовский день, и когда он приехал на пляж, там совершенно никого не было — пустынные песчаные дюны и мрачно бьющиеся о берег волны. Закрыв машину и застегнув до подбородка молнию на ветровке, он отправился навстречу ветру.

Кто она такая? Как ее зовут? Где ока живет? Он знал о ней так мало, как он мог любить ее? Действительно ли он любил ее, спрашивал он себя сейчас, идя навстречу соленому ветру, дующему с океана, или это только иллюзия? Любил ли он ее или мысль о ней? Кто пробрался к нему в сердце — женщина или просто фантом, дух, кто-то нереальный, несуществующий, живущий только в его воображении?

Она настолько не выходила у него из головы в последние дни, что он боялся — это становится каким-то наваждением. Он с нетерпением ждал ее визитов в «Бабочку», с замиранием сердца ждал звонка от директора со знакомыми инструкциями. Он уже не любил время, проведенное с другими женщинами, время, проведенное не с ней, которое должно принадлежать только ей.

Но его наняли не для этого. Не для того, чтобы любить только одну женщину. Он должен был любить их всех.

Какие-то ребята на дороге пытались сломать себе шеи, положив на бочку доску под наклоном и заезжая на нее на роликовых досках. Он остановился и несколько минут наблюдал за ними.

Интересно, а что она чувствовала по отношению к нему? Он думал, что знает женщин, понимает их. Действительно ли он видел любовь в ее глазах, когда она была в его объятиях? Действительно ли он чувствовал неподдельную нежность и преданность с ее стороны в минуты близости? Или она просто занималась любовью со своим каким-то призраком, а не с человеком из плоти и крови?

Иллюзия. Это все, чем была «Бабочка». Ничем, кроме иллюзии.

Но его любовь к ней была настоящей. Он знал это, он чувствовал это так же реально, как чувствовал пронизывающий мартовский ветер, бьющий ему в лицо. Когда его телефон зазвонил, и это оказалась директор, приглашающая его прийти в «Бабочку» и дававшая инструкции, которых он так ждал, — приготовиться к той сказке, — его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он не ощущал ничего подобного уже очень долго. С того болезненного эпизода, когда он решил, что любовь больше не предначертана ему звездами. И вот он войдет в ту знакомую комнату и увидит ее, и будет поглощен радостью, страстью и диким желанием не отпускать ее от себя никогда.

Временами она казалась такой беззащитной, а временами такой сильной и неприступной. Он не знал, чем она занимается в жизни, но подозревал, что она сделала себе карьеру в какой-нибудь профессии, в которой женщина может самоутверждаться. Она ничем себя не выдавала, так что можно было только догадываться.

Она была загадкой. Может быть, он именно это и любил — загадку? Если в один прекрасный день она расскажет ему, кто она такая, если раскроет ему все секреты про себя, не исчезнет ли тогда его любовь? Может быть, эта тайна, которая окружала ее, и разжигала его любовь?

Он засунул руки поглубже в карманы и смотрел, как ребята взлетали по доске вверх, переворачивались, но все приземлялись прямо на ноги, как это умеют делать кошки и дети.

Нет, он любил не какие-то там загадки, тайны и призраки. Она была живой женщиной из плоти и крови, и хотя он не знал ее имени, он знал ее, и он ее любил.

Но проблема заключалась в том, что теперь с этим делать?

Холодный мартовский ветер заставил его поежиться. Он также понял, что просто-напросто голоден. Он знал, что неподалеку, рядом со старой синагогой, была закусочная. Большинство кафе и закусочных в это время года закрыто, пожилые жители большую часть времени проводят дома, пляж, естественно, тоже пустынен. Но так как все-таки находятся несколько смельчаков, которые приезжают на пляж зимой, и так как кто-то должен был избавлять их от денег, кафе Сильвии Бургес работало, и Сильвия была рада видеть покупателя. Он заказал горячие сосиски с сыром чили и чашечку кофе и съел все, стоя у прилавка.

Согревшись и утолив голод, он попрощался с Сильвией и продолжил свою прогулку.

«Наши посетительницы приходят в «Бабочку», потому что здесь безопасно, — сказала ему директор. — Мы гарантируем безопасность от насилия, от болезней, от возможности выяснить, кто они такие на самом деле. Только нарушь одно из этих правил — и ты поплатишься за это».

А это было именно то, что он думал сделать, — нарушить одно из этих правил. Он хотел спросить ее, кто она такая.

Но осмелится ли он? А что, если он рискнет спросить ее, а она убежит? А что, если она никогда больше не придет в «Бабочку»? Как он сможет найти ее в таком огромном городе, как Лос-Анджелес? У него не будет ни малейшего намека, откуда начинать искать.

Он чувствовал себя беспомощным. Такого ощущения не было у него уже давно. Он не привык к нему, оно его раздражало. Ему ужасно не нравилось то, что он должен ждать звонка. От этого он как-то терялся и не знал, что делать. Все казалось поставленным с ног на голову. Все шло не по правилам. Она звала его, он спешил, чтобы быть с ней, они проводили вместе несколько часов, днем и вечером, любили друг друга, а потом она исчезала, и он оставался только с воспоминаниями ощущения ее в своих руках.

Я скажу ей, что люблю ее, — подумал он.

Он остановился и повернулся лицом к серому, сердитому океану. Одинокая чайка пролетела над головой. Крикнув, она исчезла между крыш домов.

Неожиданно он понял всю тщетность своего плана. Те, кто работал в «Бабочке», должны были говорить посетительницам то, что они хотели услышать. Это было как бы частью создаваемой для них сказки. «Если я скажу ей, что люблю ее, она подумает, что это просто слова из той роли, которую я играю. Она подумает, что я произношу заученную фразу. А что, если?..»

Он посмотрел на пирс, где несколько пожилых мужчин и какие-то мексиканские дети пытались ловить рыбу.

«Что, если она чувствует то же самое по отношению ко мне?»

Его сердце начало бешено колотиться. Возможно ли это? Но, в конце концов, она снова и снова звала именно его. Насколько он знал, она не обращалась к другим партнерам «Бабочки». Может быть, это правда? Может, она тоже влюблена в него?

Но как узнать? Как узнать наверняка? И как сделать это, не рискуя потерять ее совсем?

«Если я ошибаюсь? Если я открою ей свои чувства, и она убежит?..»

Он даже немного ссутулился. Он не видел никакого выхода из этой ситуации. Он понял это сейчас, глядя на мрачный, будто металлический океан. Ветер гнал темные облака из Сан-Моники, ребята на дороге оттаскивали в сторону свою бочку с доской, Сильвия закрывала кафе. И он понял, что попал в ловушку, из которой нет выхода.

Все, что он мог, вынужден был он признаться самому себе, идя обратно к машине, это ждать ее следующего звонка. И молиться, чтоб никогда не наступал день, когда этот звонок будет последним.

Линда только-только закончила примерять черную бархатную маску, когда услышала, что ручка двери поворачивается.

С колотящимся сердцем она посмотрела в зеркало на комнату за своей спиной.

Это был будуар века, привезенный прямо из Версальского дворца: маленькие позолоченные стулья с сатиновой обивкой, кабинеты из полированного дерева с бронзовой отделкой, изящный письменный столик с фаянсовой крышкой, кровать, покрытая кремовым сатиновым покрывалом с кисточками и бахромой, ножки ее были украшены малюсенькими золотыми колокольчиками, полог в форме золотой короны охранялся крылатыми сфинксами. На столе стояли старинные кубки с вином, блюда со сладостями, сыром и фруктами. В воздухе витал тонкий аромат роз; клавесин тихо играл менуэт, как будто бы звук шел из другой комнаты.

И Линда сама — не дитя ядерного века, а барышня из прошедших времен элегантности и изысканности. Ее волосы были спрятаны под белым высоким напудренным париком, украшенным жемчугом, три тщательно накрученных локона падали на обнаженное плечо. Нежно-голубое платье сильно декольтировано, богато украшено крошечными вышитыми бантиками и надето на безумно широкий кринолин. А под платьем — целая сложная система корсетов и бесчисленное множество завязок, каждая из которых должна быть развязана в свое время.