Алый ангел - Элизабет Торнтон

Не торопясь, он стал опускаться ниже, губами и языком исследуя каждое ребро, ничем не пренебрегая в стремлении заставить Габриель сдаться. Раскрытой ладонью он погладил мышцы на ее животе. Кэм опустил голову и провел губами по тонкой серебристой ниточке шрама на ее бедре. А потом его язык скользнул глубже и прикоснулся к ней в самом интимном и чувствительном месте. Габриель замерла. Он снова прикоснулся к ней языком, и ее охватила дрожь.

Кэм поднял голову. Габриель судорожно извивалась, с большим трудом вдыхая каждую порцию воздуха, бессвязно протестуя против того, что он с ней делал. Неотрывно глядя ей в глаза, он погрузил в нее пальцы. Габриель грубо выругалась. Улыбаясь, Кэм надавил сильнее, ритмично двигаясь, погружаясь все глубже в ее теплую плоть, заставляя повиноваться его требованиям. В глазах жены Кэм увидел, как сопротивление борется со страстью, в тот момент, когда она перестала осознавать что-либо, кроме ощущений, которые он вызывал.

Когда все закончилось и тело Габриель обмякло, она взглянула на мужа. Игнорируя этот обиженный взгляд, он широко раздвинул ее колени, располагая Габи так, чтобы сделать собственное удовольствие как можно более полным. И впервые за все время, он использовал ее быстро и рационально, исключительно как источник удовлетворения своего плотского аппетита.

Габриель не произнесла ни звука, даже не попыталась сопротивляться, когда Кэм повалил ее на спину рядом с собой. Он ожидал слез и упреков или даже ударов кулаком. Она же лежала, словно каменная статуя, подавленная и задумчивая. Он чувствовал себя опустошенным и удивительно неудовлетворенным.

Кэм пошевелился и потянул одеяло, чтобы прикрыть наготу жены. Габриель, казалось, не заметила этого заботливого жеста. Ее взгляд был сосредоточен на балдахине, висевшем над кроватью. Кэму стало интересно, о чем она думает. Ее молчание лишало его присутствия духа.

Повернувшись к жене, герцог обхватил ее рукой за талию и притянул к себе. Габриель вздохнула и отвернулась от него, не сопротивляясь, а так, словно ее не волновало ого присутствие или она просто не замечала его. Кэм привык к тому, что жена старалась расшевелить, вывести его из задумчивости в те моменты, когда они приходили в себя после утоления страсти. Сейчас герцогу недоставало этой близости, и Кэм начинал осознавать, как много он, возможно, потерял.

– Габриель!

Кэм пытался придумать, что сказать.

– Гм-м?

– Расскажи мне о шрамах на твоем теле, тех, что на плече и бедре. Откуда они у тебя?

На мгновение ему показалось, что она не собирается отвечать.

– Поговори со мной, – прошептал Кэм и убрал волосы с ее лица, впервые с тех пор, как она вошла в его спальню, прикасаясь к ней с нежностью.

От удивления Габриель молчала еще несколько секунд. Она испытующе взглянула на мужа, а потом произнесла:

– Пуля попала мне в плечо, когда мы наткнулись на федератов на окраине Лиона. Они напали на нас из засады. – Габриель замолчала, позволяя мыслям перенести ее в прошлое.

– Когда это произошло?

– Я не помню. По-моему, мне тогда было лет десять-одиннадцать. Да, пожалуй, именно столько, потому что той осенью Голиаф научил меня, как пользоваться пистолетом.

Под одеялом Кэм прикоснулся пальцами к бедру Габриель и нижней части одной груди.

– А эти шрамы? – его голос был неестественно спокойным.

– Примерно та же история. – Габриель пожала плечами, показывая, что не хочет вдаваться в подробности. – Мы не искали приключений, сам понимаешь. Но когда нас загоняли в угол, мы боролись изо всех сил.

Кэм немного отодвинулся от жены, чтобы внимательнее рассмотреть ее лицо. Она ответила таким же внимательным взглядом.

– Ты была совсем ребенком, – вкрадчиво произнес герцог. – Тебе следовало бы заниматься вышивкой или учить азбуку.

Габриель усмехнулась.

– Верно. Но в бою рапира гораздо полезнее иголки или ручки. Можешь мне в этом поверить, англичанин.

Легкомыслие жены вызвало в герцоге легкое раздражение.

– Твой дед за многое должен ответить, – сказал Кэм.

– Ты ничего не знаешь об этом, – возразила Габриель и, уловив осуждение в его голосе, ушла в себя.

Только ветер, заставлявший дребезжать оконные стекла, нарушал тишину. Кэм пододвинулся ближе к Габриель и тыльной стороной ладони коснулся ее руки.

– Поговори со мной, – сказал он. – Расскажи мне об этом.

Ее дыхание участилось.

– Мне неприятно вспоминать о тех временах, как ты, наверное, понимаешь. Мы были в бегах. Мой мир был очень маленьким – только Маскарон, Голиаф и Ролло. Лишь этим людям я могла доверять. У нас была тяжелая жизнь. Я не могла вести себя как женщина в этом мужском обществе. Это спровоцировало бы сплетни, подозрения, ты понимаешь, о чем я. Я уже кое-что рассказывала тебе об этом.

– Поэтому ты, очевидно, и приняла мальчишеское обличье.

Габи кивнула.

Кэм зажмурился, вспоминая. Он был так жесток с ней, так открыто выражал презрение по поводу недостатка и ней женственности. Он сказал ей, что она никогда не сможет стать настоящей женщиной. Герцог понял, как ей, должно быть, больно было слышать эти слова.

Когда он открыл глаза, они были ярко-голубыми.

– Меня твой мальчишеский наряд не ввел в заблуждение, – сказал он жене.

Габриель зарделась от удовольствия.

– Ни на одну секундочку? – спросила она.

Он провел кончиками зубов по ее плечу.

– На полсекунды, – признал он. – Но к тому времени, как Голиаф увез тебя из Андели в замок, я был почти влюблен.

Габриель внимательно посмотрела на него.

– Это правда, – мягко сказал Кэм. – Я просто не хотел признаваться в этом, даже самому себе.

– Но ты говорил…

– Я знаю, что я говорил, – перебил ее герцог. – Я был глуп, как осел! Я не хочу, чтобы ты менялась. И никогда на самом деле не хотел. – Кэм подарил жене одну из своих искушающих улыбок. – Я даже стал питать слабость к твоим ругательствам. А теперь продолжи свой рассказ.

Габриель смотрела на него, словно громом пораженная.

– Твой рассказ, Габриель, – мягко напомнил Кэм.

– Что? Ах да. Но рассказывать особо нечего. Как я уже говорила, мы скрывались, переходя с места на место, и всегда были на шаг впереди наших преследователей. Кто-то, не знаю кто, жаждал нашей крови. Нам нельзя было оставаться где-нибудь надолго. Нас столько раз предавали, что мы сбились со счета. Нам повезло остаться в живых. Шрам на бедре? Это след от рапиры часового, охранявшего стены Баланса. Мы пытались сбежать из города, когда узнали, что там появились эти убийцы, representents en mission.[58] Я упала со стены и сломала ребро. А шрам под грудью? Это от ножа контрабандиста, которому не понравилось, что мы составляем ему конкуренцию.