Вересковая принцесса - Евгения Марлитт

Дагоберт не отвечал. Он дёргал за замок стола — ключ отсутствовал; по словам Экхофа, именно здесь находилась папка со всеми документами Лотара. Пожав плечами, Дагоберт с мрачным лицом отвернулся, подошёл к оконной двери и посмотрел на улицу. Шарлотта небрежно швырнула конверты обратно на стол и направилась в другой конец зала. Там стоял рояль — я в прошлый раз его в спешке не заметила. Шарлотта тут же открыла его крышку и ударила по клавишам, которых, может быть, больше не должна была коснуться ничья рука — во всяком случае, они оказали сопротивление: с ужасным диссонансом, сопровождаемым дребезжанием оборванных струн, его звуки так пронзительно отразились от стен, что даже сильная духом Шарлотта отшатнулась и быстро захлопнула крышку. Она была испугана; но в ней не было даже намёка на ту сердечную робость, тот боязливый пиетет, с которым я в каждом из этих неподвижных предметов видела чувствительную душу. Она схватила ноты, лежавшие на рояле, и стала в них рыться; затем она вдруг вскрикнула и запела полуликующе-полуприглушенно: «Già la luna è in mezzo al mare, mamma mia si salterà!».

— Дагоберт, это то, что мама пела в салоне мадам Годен, это оно — здесь, здесь! — она помахала нотами в воздухе. Я не услышала ответа её брата и повернулась. Он стоял к нем спиной, согнувшись над письменным столом. Я подскочила к нему.

— Вы не должны этого делать! — сказала я, испугавшись звуков моего собственного голоса — так глухо и дрожаще он прозвучал; но я мужественно смотрела ему в лицо.

— Ну, что я не должен? — насмешливо спросил он, однако опустил руку, сжимающую какой-то инструмент.

— Взламывать замок, — твёрдо ответила я. — Я виновата, что вы здесь, за печатями, — ведь это я вас сюда привела; мне не надо было этого делать, это была большая ошибка, и я сейчас очень хорошо это понимаю… Но больше ничего не должно произойти, я этого не допущу! — вскинулась я, когда заметила, что он снова поднял руку с инструментом.

— В самом деле? — засмеялся он. Это было странно — его взгляд скользнул по мне, и в нём зажглось пламя, которого я никогда прежде не видела. — Как вы собираетесь мне помешать, вы, хрупкое, нежное создание? — насмешливо спросил он и быстро воткнул инструмент в замок — я услышала скрежет и скрип. Со страхом и гневом я схватилась обеими руками за его локоть и попыталась оттащить его от замка — и в тот же момент почувствовала, что его руки сомкнулись на моей талии, и он зашептал мне в ухо:

— Маленькая дикая кошка, не дотрагивайтесь до меня и не смотрите на меня так — это опасно! Ваши пьянящие глаза с самой первой минуты вскружили мне голову! Именно ваша дикая злоба привлекает меня, и если вы ещё раз меня оттолкнёте, как сегодня на лестнице, тогда посмотрим, что с вами будет — очаровательная, гибкая ящерка!

Я закричала, и он отпустил меня.

— Что за шутки ты тут шутишь, Дагоберт? — накинулась на него подбежавшая Шарлотта. — Оставь ребёнка в покое, слышишь? Она не для ваших лейтенантских шуток! Леонора находится под моей защитой, и баста!.. Между прочим, она права, невинная малышка! То, что тут заперто, мы не должны взламывать… Чего будут стоить бумаги, если мы вынуждены будем сказать, что мы их украдкой вытащили из-под судебных печатей?.. Они будут лежать здесь в целости и сохранности, пока в один прекрасный день не выйдут на белый свет во всём блеске. Они недоступны даже дяде Эриху — под теми печатями, которые он сам же повелел наклеить на двери. И нам больше не надо в них заглядывать — я знаю теперь так же уверенно, как дышу, что мы здесь родились, что мы стоим сейчас в доме наших родителей, на нашей собственной, унаследованной земле! — сказала она торжественно. — Слышишь? Буря благословляет нас!

Да, это был толчок, потрясший пол под нашими ногами, распахнувший балконную дверь, которую я в прошлый раз в испуге не закрыла как следует, и моментально заливший письменный стол потоками воды.

— Ха-ха, она благословляет нас и хочет показать, как надо действовать! — засмеялся Дагоберт и снова закрыл дверь. — Она не касается ценного стола руками в бархатных перчатках — нет, она говорит: «Сила против силы!»… Если действовать по-твоему и по советам Экхофа, то мне придётся выпрашивать у дяди Эриха каждый грош и выслушивать упрёки насчёт долгов, пока я не поседею, а ты в ненавистной зависимости останешься старой девой!

— Я и так ею буду, — ответила она, слегка побледнев. — Я никогда бы не вступила в неравный брак, но эти дворцовые лягушки мне до смерти противны… И я не хочу любить, не хочу!.. У меня совершенно другая цель — я хочу стать настоятельницей женского монастыря — и многие будут под моей властью, многие из тех, кто меня задевал — пускай они поберегутся!.. Я, кстати, тебя не понимаю, Дагоберт, — сказала она, переводя дыхание. — Мы ведь давно договорились, что откладываем всё до января, когда ты будешь переведён сюда, что до этого мы будем молчать и собирать информацию. Мне будет довольно тяжело выдержать всё одной — мне трудно уже сейчас глядеть дяде в глаза, не имея возможности сказать ему: «Ты лжец!», общаться с Флиднер, которая вечно делает дружелюбно-мирное лицо и систематически позволяет обкрадывать нас — злобная кошка! И ведь она мне действительно нравилась!.. Мне это будет исключительно тяжело, но ничего не поделаешь, это надо вынести! Экхоф, беспрестанно проповедуя осторожность и спокойствие, абсолютно прав!

Она вытерла своим платочком влагу со стола и поправила потревоженный ящик.

Я больше не участвовала в их поисках и исследованиях. Я встала, как часовой, между столом и оконной дверью… Мне казалось, что от бури всё ещё дрожит земля, но то была дрожь в моих ногах… Я никогда ещё не чувствовала себя так ужасно, как в ту минуту, когда чужие руки сомкнулись на моей талии. Если бы меня скинули в тёмную бездну, я не испугалась бы так сильно, как тогда, когда услышала этот жаркий шёпот, который я отчасти совершенно не поняла и который тем не менее вызвал прилив крови к моим щеками и вискам… Я бы охотнее всего развернулась и убежала как можно дальше, но меня удерживал страх, что они всё-таки взломают стол.

Мне пришлось простоять на месте несколько часов. Были обысканы многочисленные комнаты, находящиеся за теми, что я осмотрела… Буря постепенно слабела; грохот дождя о балкон превратился в мягкое журчание, а сквозь бледные шёлковые занавеси пробился светлый луч, ожививший радостные лица богов и купидонов на стенах.

— Вот наш герб, малышка, поглядите-ка! — сказала вернувшаяся в зал Шарлотта. Она протянула мне кольцо-печатку. — Хотя папа и не носил колец, как заверила сегодня её светлость, но тем не менее существует вот это кольцо, которое, судя по всему, часто использовалось в качестве печати — оно лежало на папином письменном столе; я возьму его — это единственное, что я сейчас присвою. — Кольцо скользнуло ей в карман.