Город, который боролся - Энн Маккефри

Затем он схематично обозначил необходимые изменения на экране у себя за спиной. Довольные, с хитрецой улыбки сменили нахмуренные брови, когда он объяснил, какая стратегия будет при подобных обстоятельствах наиболее эффективной.

— Эй, подожди, — крикнула Шабла. — У меня есть муж — ну, на самом деле даже два на этой консервной банке. Ты хочешь, чтобы я оставила их здесь, пока она будет оккупирована?

— Именно так, — заявил Гас, выдерживая ее взгляд. — Ну, и что же, черт возьми, ты можешь сделать для них, оставаясь здесь? Протянуть ноги? Начать перестрелку в коридоре и нарушить герметичность корпуса? Вдали отсюда у нас есть возможность сделать хоть что-то ради спасения наших шкур. И жизней тех, кто остается здесь. Кто согласен со мной?

Одобрительные возгласы едва не перешли во всеобщие овации.

«Он действительно гораздо более привлекателен, когда не думает о флирте, — мрачно подумала Чанна. — Или когда работает». Чем он и занимается в данный момент.

— И уже так долго, — пробормотала она про себя.

Амос обернулся к ней.

— Что-то тебя волнует, Чанна? — Он улыбнулся. — Кроме нашей возможной скорой кончины?

Она ответила ему желчной улыбкой. «Он вспомнил об этом, — подумала она, — как раз когда я увлеклась настолько, чтобы выбросить все грустные мысли из головы. Что ж, раз мы все можем погибнуть, почему бы мне не решиться на этот шаг?»

— Это начинает доходить даже до меня. Я чувствую себя… такой одинокой.

Его глаза зажглись, и необыкновенно легкое тепло разлилось внизу ее живота. Амос поднялся со своего места и сел рядом с ней, чтобы их бедра слегка соприкоснулись. Он взял ее руку в свои.

«О-о-о, — подумала Чанна. — Если бы это демонстрировалось по головидению, все полотенца в доме стали бы мокрыми от слез».

— Ты не одинока! Я с тобой, — сказал он проникновенным голосом.

Час спустя развитие событий дошло до той точки, когда они, взявшись за руки, переместились в комнаты Чанны. «И пошел Симеон вместе с его мнением к черту, — подумала она. — Я собираюсь получить удовольствие».

Они были раздеты уже на три четверти и распалились еще больше, когда Симеон имитировал стук в дверь и кашлянул из гостиной.

— Симеон-Амос, сюда идет Рашель. — Его голос был нейтральным, но Чанна с яростью подумала, что различает в нем едва сдерживаемый смешок.

— Что?! — бессильно вскрикнул Амос, в то время как они моментально сели, вытянувшись по струнке.

— Сюда? — переспросила Чанна. — Что ты имеешь в виду под словом «сюда»?

— Она в коридоре, снаружи, — жизнерадостно сообщил Симеон. — Впустить ее?

— Минуточку, — безнадежно изрек Амос, вскакивая с постели и спешно собирая одежду.

— Это мое, — заявила Чанна, вытаскивая из кучи свою рубашку.

Амос стрелой вылетел из ее комнаты, открыл дверь в свое жилье, бросил туда одежду и побежал к дверям гостиной. Поняв, что на нем надето одно белье, он бегом вернулся в свою комнату, схватил одежду и попытался натянуть ее через голову, врываясь обратно в гостиную. Рукава завязались и запутались настолько безнадежно, что ему показалось, что комбинезон ожил и начал ему сопротивляться.

Чанна закатила глаза, вздохнула и отправилась в ванную.

— Холодный душ и полотенце, — сказала она аппаратуре. «Все, что мне было нужно для полного счастья, так это Рашель под дверью», — подумала она.

Амос сделал глубокий вдох, наконец-то натянув на себя комбинезон.

— Почему я так нервничаю? — спросил он у самого себя. — Мне никому не надо отчитываться за свои поступки. Надо мной нет никакой власти. — С другой стороны, Рашель могла закатить ужаснейшую сцену. Но по крайней мере ее разгневанный отец, брат, дядя или кузен едва ли ворвутся сюда с охотничьими ружьями, чтобы разрядить их в него.

Он пошел открывать. Ему удалось отскочить назад как раз вовремя, чтобы избежать удара кулака Рашели, направленного в дверь гостиной.

— Рашель! — выпалил он.

Она остановилась, глядя на него. Она тяжело дышала: ноздри раздувались, на бледно-оливковой коже блестел пот.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Амос уставился на Рашель в изумлении.

— Тебе прекрасно известно, что я здесь делаю, — ответил он. Амос уже достаточно овладел собой, чтобы говорить с обычно присущей ему вежливой властностью, и теперь видел, что она дрогнула. — Я живу в предназначенном управляющему жилье, потому что являюсь одним из управляющих станцией. Я постоянно и очень усердно учусь, чтобы оправдать возложенную на меня честь. Я же говорил тебе об этом. Я рассказывал всем. — Его глаза слегка расширились — просто оскорбленная святая невинность.

Ее глаза, наоборот, сузились.

— Это правда, Амос, что ты говорил всем. Но ты не сказал мне!

— Ладно, — успокаивающе сказал он, — хорошо, заходи.

Он вежливо положил ладони ей на плечи и подвел ее к кушетке.

— Садись!

Она посмотрела вначале на него, затем на кушетку, словно подозревала в этом какую-то ловушку, перед тем как осторожно присесть на нее. Не отрывая от него взгляда, она похлопала ладонью по месту рядом с ней.

— Тоже садись, — настаивала она.

— Хочешь чего-нибудь из прохладительного?

— Нет. Я жду объяснений.

Он взял черный стул с прямой спинкой, поставил его перед ней и сел. Теперь ее глаза расширились, и она выпрямилась, выглядя еще более оскорбленной, чем прежде, если это еще было возможно.

— Я глубоко извиняюсь, — сказал он, — если обидел тебя, но я был очень занят. — Он не сказал то, что подразумевалось само собой — и она должна была работать, устраивая собрания среди бетелианцев, чтобы помочь им вжиться в свои временные роли. — Я рассказал Джозефу о наших планах и считал, что он должен будет все тебе объяснить.

— О! — иронично заявила она. — Ты рассказал Джозефу. Ладно, тогда, конечно же, было совсем не нужно просвещать меня! Он мог сказать мне о твоих планах все, что ему угодно, и этого было бы вполне достаточно. Значит, этой ночью я отправлюсь спать с мыслью, что ты переехал сюда не ради этой сучки, последней потаскухи.

— Рашель бинт Дамскус! — моментально прервал он. — Вы забываетесь.

Она подняла кулаки над головой и закричала:

— Это не я развлекаюсь с дочерьми язычников, что запрещено в каждой строчке Священного писания! И не Джозефу указывать мне, что делать. Тебе, только тебе! Разве мы не должны обручиться?

Он в изумлении уставился на нее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});