Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Где же найти этих славных бойскаутов? Я хотел бы как можно быстрее подобрать себе надежную охрану.

— Я взял на себя смелость захватить с собой специально для тебя дюжину личных дел из вашингтонского агентства «Кадры плюс-плюс». Мой служащий из Милана, которого я отправил туда, доложил мне, что означенные лица хоть сейчас готовы стать в строй. Исключение составляют лишь двое, но и те смогут выбраться из тюрьмы к завтрашнему утру.

— Мне нравится ваш стиль, Фонтини, — признался временно усопший директор Центрального разведывательного управления. — Где эти бумаги?

— На кухне. Пойдем со мной. Можешь позвать Тушу, чтобы посторожил входную дверь.

Десятью минутами позже, сидя за добротным сосновым столом с разложенными по всей его поверхности папками. Манджекавалло принял решение.

— Вот эти трое.

— Винченцо, ты и впрямь незаурядная личность, — заметил Смитингтон-Фонтини. — Двоих из этих трех выбрал бы и я. Если отвлечься от того факта, что, как должен я сообщить тебе, они в данный момент только готовятся еще к побегу из тюрьмы в Аттике, их можно будет сразу же ввести в бой. Что же касается третьего, то он, вне всякого сомнения, законченный псих. Это американский нацист. Выложил огненные свастики на земле, принадлежащей Организации Объединенных Наций.

— И он же кинулся еще под колеса автобуса...

— Это был не автобус, Винченцо, а патрульный фургон, увозивший его дружка, такого же психа, арестованного на Бродвее, где он разгуливал в форме гестаповца.

— И все-таки он преодолел ни много ни мало девять ярдов, чтобы помешать кому-то сделать что-то. И это для меня главное.

— Ясно. Однако следует иметь в виду, что вопрос еще остается открытым, действительно ли он собирался совершить на Сорок седьмой улице этот поступок или же его просто толкнул рабби.

— Я рискну... Когда они смогут добраться до Бостона?

— О первых двоих мы узнаем после поверки в тюрьме, ну а наш нацист скрывается где-то после того, как получил пособие по безработице по украденной карточке социального обеспечения у какой-то раздававшей займы акулы, которую он искупал в Ист-Ривер.

— Он подходит мне — не по своим политическим взглядам, которых я никак не приемлю, а тем, что годится кое на что. Все эти драчуны-психи, как верно вы подметили, могут быть порой полезны, и для того, чтобы привести их в боевую готовность, достаточно лишь ударить в барабан или подуть в рожок. Если тем двоим удастся бежать, то это будет своего рода подарком от Пречистой Девы нашему делу во искупление чудовищной несправедливости в отношении племени явных неудачников, которых безусловно уничтожили бы, если бы не своевременное мое вмешательство. Нам с вами надо как можно скорее провернуть это дело — запустить наших боевиков в Бостон, в то самое надежное укрытие, где бы оно, черт бы его побрал, ни находилось... Впрочем, вполне возможно, что эти «цуккини» в Вашингтоне уже уничтожили генерала.

— Сомневаюсь в этом, старина. Если уж ни ты, ни твой связной не знаете, где скрывается он, то как смогли бы разыскать его вашингтонцы?

— Я просто не верю шелковым подштанникам; эти мерзавцы ни перед чем не остановятся.

* * *

В тускло освещенной кабинке бара О'Тула, расположенного в каких-то двух кварталах от фирмы «Арон Пинкус ассошиэйтс», молодой, элегантно одетый банкир мягко, но напористо добивался ответной симпатии от секретарши среднего возраста, используя для этой цели мартини — уже третий по счету.

— Право же, я не должна, Бинки, — протестовала женщина, хихикая и нервно поводя рукой по своим длинным седеющим волосам. — Это ни к чему!

— Что ни к чему? — вопрошала ходячая реклама одежды от братьев Брукс с явно среднеатлантическим акцентом, характерным для жителей района между Парк-авеню и Белгрейв-сквер. — Я уже сказал вам, каковы мои чувства.

— Сюда заходят выпить после работы столько наших юристов... И потом, я знакома с вами не более часа. Люди начнут судачить.

— Ну и пусть, моя прелесть! Кому какое дело? Стоит ли обращать на сплетников внимание? Я изложил свою позицию предельно четко и в деталях. Что же касается мнения этих инфантильных идиотов по поводу того, с кем должен встречаться человек моего круга, то мне оно безразлично. Я предпочитаю зрелых женщин. Опытных и с умом... Итак, ваше здоровье! — Они поднесли к губам стаканы, но проглотил напиток только один из них, и отнюдь не банкир из «Лиги плюща». — У меня есть небольшое дельце, моя любовь. Как думаете вы, когда наш исполком сможет встретиться с мистером Пинкусом? Речь идет о нескольких миллионах, так что его профессиональный совет был бы для нас крайне важен.

— Бинки, я уже говорила вам... — Секретарша смущенно скосила глаза и икнула четыре раза подряд. — Мистер Пинкус целый день не звонил мне.

— И вы не знаете, где он, моя дорогая?

— Нет, не знаю... Конфисексуально... конфиденциально говоря, его шофер Пэдди Лафферти попросил меня по телефону заказать в агентстве две машины.

— Сразу две?

— Да. Речь вроде бы шла о поездке в домик для лыжных прогулок. Это где-то в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, неподалеку от границы штата.

— Впрочем, что нам до всего этого?.. Извините, моя прелесть, но я отлучусь на минутку. Как говорится, зов природы.

— Мне пойти с вами?

— Не думаю, что это приемлемо... Вы такая цветущая! В вас столько соблазна!..

— Ой! — пискнула секретарша, сражаясь с мартини. Бинки, банкир, поднялся из-за стола и быстро проследовал к телефону-автомату у входа в бар О'Тула. Вставив в отверстие монету, набрал номер. И не успел еще прогудеть первый сигнал, как на том конце сняли трубку.

— Дядя Брики? — спросил он.

— А кто же еще? — отозвался крупнейший в Новой Англии банкир.

— Это твой племянник Бинки.

— Надеюсь, я не зря трачу на тебя деньги, парень! Хотя, признаюсь, ты мало на что годен.

— Дядя Брики, на этот раз я оказался на высоте!

— Меня не интересуют твои сексуальные подвиги, Бинки. Рассказывай лучше, что разузнал ты там?

— Они на лыжной базе в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, по ту сторону границы.

Бинки, банкир, так и не вернулся к своему столику в баре. Чуткий О'Тул усадил пьяную секретаршу в такси, заплатив за ее проезд, и, махнув на прощанье рукой, когда ее сконфуженное лицо появилось в окошке, произнес про себя одно только слово: «Мерзавец!»

* * *

— Это Брики, старина. Они на лыжной базе в Хуксетте, штат Нью-Гэмпшир, примерно в тридцати милях к северу от границы, если ехать по магистрали девяносто три. Мне сказали, что в тех местах только пара таких домиков. Поэтому разыскать беглецов не составит особого труда. Там будут стоять две машины со следующими номерами...

Пепельнолицый банкир из Новой Англии назвал их и затем выслушал восторженные восклицания, адресованные ему государственным секретарем.

— Прекрасно сработано, Брики! Все как в старые добрые времена! Не правда ли, старый приятель?

— Надеюсь, что так, старина. Ибо в противном случае, если ты завалишь дело, тебе уже не показываться на наших встречах.

— Не беспокойся, старина! Их называют «грязной четверкой». Настоящие звери! Через час они вылетят из аэропорта Лоуган... Думаешь, Смити пересмотрит свое решение запретить мне держать мою яхту на стоянке его клуба?

— Я подозреваю, что все будет зависеть от того, каких результатов ты добьешься. А ты как считаешь?

— Я очень верю в эту четверку, старый дружище. Чудовищный квартет не знает жалости. Ты бы не захотел оказаться и в целой миле от них!

— Удачи тебе, старина! Держи со мной связь.

* * *

Было уже за полночь. Черный фургон с потушенными фарами неслышно проехал по проселочной дороге у окраины Хуксетта, штат Нью-Гэмпшир, и остановился перед гравиевой подъездной дорожкой у бывшей лыжной базы. Водитель машины, с устрашающей синей татуировкой на лбу в виде вулкана в момент извержения, явно видной при лунном свете летней ночи, обернулся к троим спутникам, расположившимся на заднем сиденье.

— Пора, головорезы! — произнес он обыденным тоном. Его подельники полезли в свои заплечные мешки и, вытащив оттуда маски из черных чулок, тотчас же натянули их на головы. Водитель, и одновременно их предводитель, проделал то же самое. И теперь в узких прорезях в масках зловеще поблескивали четыре пары глаз.

— Максимум оружия! — приказал татуированный предводитель четверки с мрачной усмешкой, скрытой тканью. — Я хочу, чтобы все они были мертвы! Все до единого! Я жажду видеть их ужас, страдания, кровь и искаженные лица! Словом, все те славные вещи, которые так хорошо научили нас делать!

— Все будет как всегда, майор! — заверил его шепотом соратник, извлекая из мешка с методичностью робота автомат «МАК-10» и вслед за тем — пять магазинов по восемьдесят боевых патронов в каждом, что давало в целом — на четверых убийц — тысячу шестьсот молниеносно извергаемых из оружия пуль.