Принцесса и медведь (СИ) - Марья Зеленая

временем сделали свое дело.

— Погоди… Но ведь жена Бьорна… Альвейг — она же твоя сестра!

— Пф-ф, только по матери. Папаши у нас разные.

— Я не пойму. А Фастрид знала об этом?

— Конечно. Она и придумала этот план.

— Напасть на внука и родную дочь?! — Виола чуть не сорвалась на крик.

— Да, потому что по-настоящему она всегда любила только меня.

— Эта женщина — чудовище!

— Тебе не понять силы материнской любви. — Ингвар небрежно закинул ногу на ногу. — Вот что, красотка, держи язычок за зубами. Сигизмунд все равно тебе не поверит. А если проболтаешься… — Он снова покрутил в руках нож. — Пальцев у тебя еще много…

Виола не нашлась, что ответить. Приняв ее молчание за знак согласия, Ингвар поднялся.

— Я заброшу кинжал в окно, — напоследок сказал он. — Помни, твоя свобода в твоих руках.

Когда он ушел, Виола долго сидела на кровати, бездумно уставившись на темнеющее за окном небо. В голове не укладывалось, что Фастрид могла приказать изнасиловать родную дочь и убить малолетнего внука.

Может, Ингвар солгал? Но зачем? Господи, что будет, когда Бьорн обо всем узнает?

«Бьорн… Интересно, как он собирается меня спасать? Хоть бы не натворил очередных глупостей! Если с ним что-нибудь случится, я этого не переживу. Может… и правда, убить ярла самой?.. Нет. Не смогу. Черт, ну почему я такая трусиха!»

Глава 33

Прошло еще несколько дней. Ингвар выполнил свое обещание и передал Виоле кинжал — маленький, но очень острый. Однако она не спешила пускать его в ход. Сигизмунд пару раз ее навещал, и она, лежа под его не по возрасту крепким телом, все сильней убеждалась, что расправиться с ним будет совсем непросто.

Убивать, а тем более с одного удара, она не умела. Даже если каким-то чудом и удастся нанести ярлу смертельную рану — наверняка у него в запасе будет достаточно времени, чтобы свернуть ей шею. А Виоле отчаянно хотелось жить. Хотелось встретиться с Бьорном. Хотелось увидеть родину и отца. Невзирая на все невзгоды, горящий в душе огонек надежды не давал Виоле утратить волю к жизни.

В тот день она как обычно сидела в своей темнице и вышивала. Пяльцы, нитки, иголка — все это надоело до слез. Вот бы выйти на улицу, подставить лицо солнечным лучам, куда-нибудь пойти. далеко-далеко, а не слоняться среди до смерти надоевших стен — два шага вперед, два назад.

Сколько она уже здесь? Месяц? Полтора? Дни и ночи давно слились в тягучую серую полосу. Осень уже уверенно вступила в свои права, снаружи заметно похолодало, и сквозь оконце в комнату задувал студеный ветерок.

Виола поежилась, плотнее закутываясь в накидку. Стежок. Еще стежок. Вот уже видно, что это будет зеленый листик. Виола совсем забыла, как выглядят настоящие листья. Скорей бы прошел этот тоскливый день!

Дети уже ушли, еще утром вручив ей сверток еды. Сигизмунд был вчера, а, значит, сегодня его можно не ждать… Хоть одно светлое пятно среди непроглядного мрака!.. Хорошо бы этой ночью ей снова приснился Бьорн. Виола до безумия по нему соскучилась.

Иголка воткнулась в канву, накладывая очередной стежок, как вдруг откуда-то из большого зала донесся приглушенный шум. Виола прислушалась: гомон, топот, возбужденные голоса. Что это? Ярл устроил очередную пирушку? Но ведь еще слишком рано — даже не начало смеркаться, а пьянки обычно закатывались по вечерам.

Как Виола ни напрягала слух, разобрать ничего не удалось, а через какое-то время все стихло. Она снова взялась за вышивку, больше не размышляя о причинах переполоха, но, сделав еще несколько стежков, услышала за стеной визгливый голос Фастрид. Виола встрепенулась, вскочила с кровати и приложила ухо к дощатой перегородке.

— Ты же говорил, что он мертв! Кому ты приказал его убить?

— Проклятый Вальдрик! — пробормотал Сигизмунд. — Я вырву глотку этому свиноложцу! Он клялся всеми богами, что не оставил ему никаких шансов. Они его привязали, пырнули ножом, подожгли дом и ждали, пока не провалится крыша. Ума не приложу, как ему удалось сбежать.

Господь милосердный! Да ведь они говорят о Бьорне! Виола схватилась за грудь, пытаясь унять лихорадочное сердцебиение, и затаила дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

— А ума не хватило, проверить кости на пепелище? — ядовито поинтересовалась Фастрид.

— Он сказал, что его люди нашли обгоревшие останки, — пробубнил ярл.

— И эти обгоревшие останки только что явились сюда и вызвали тебя на поединок! Да этот Вальдрик тебя просто надул! Твой собственный телохранитель предал тебя, Сигизмунд!

— Я лично отрежу ему яйца и заставлю сожрать!

— Не сомневаюсь. Но что делать с Бьорном? Надеюсь, ты не собираешься принимать его вызов?

Повисло молчание. У Виолы задрожали колени, и она уцепилась за шершавые доски, чтобы не упасть.

— А что мне остается? — наконец заговорил Сигизмунд. — Я не могу отказаться. Все подумают, что я струсил и недостоин называться ярлом.

— Не глупи! — возразила его жена. — Вели своим людям разыскать Бьорна и прикончить его.

— Не выйдет. Этот сукин сын взбаламутил весь Рюккен. Он теперь у всех на виду. Если его убьют, каждому дураку станет ясно, что это моих рук дело.

— Тогда отдай ему девку, и пусть убирается из Рюккена, — предложила Фастрид.

— Слишком поздно. Все требуют поединка. Если я откажусь, то восстания не избежать.

— А что, если он убьет тебя?

— Значит, такова воля богов.

Голоса утихли. Виола осела на пол. Ее колотила такая дрожь, что зубы выстукивали барабанную дробь. С ума сойти! Бьорн вызвал ярла на поединок! А поумнее ничего не мог придумать? Он, конечно, умелый воин, но ведь он ранен! Да и вряд ли Сигизмунд уступает ему во владении оружием. Что, если он убьет Бьорна? Что тогда?

«Тогда я покончу с собой, — решила она. — Вот и кинжал пригодится».

Той ночью Виола так и не смогла уснуть — молилась, ворочалась в постели, металась по темнице как загнанный зверь. Ей было страшно. Один раз она уже думала, что потеряла Бьорна, а что если сейчас это действительно произойдет?

Когда забрезжил рассвет, Виола лежала лицом к стене совершенно без сил. Воспаленные глаза, в кровь искусанные губы — тревога и переживания до предела измотали ее.

Лязгнул засов, скрипнула дверь, но Виола даже не шелохнулась. Наверняка, это рабыня принесла еду.

— Поднимайся! — велел незнакомый голос. Мужской.

Виола вздрогнула и оглянулась — на пороге стоял охранник.

— В чем дело? — спросила она.

— Пойдешь со мной.

Сердце испуганно затрепетало в груди.

— Куда?

— Узнаешь.

Да уж, внятного ответа от него не дождешься.

— Выйди, мне