В плену Левиафана - Виктория Платова

Они не виделись несколько месяцев, и эти месяцы изменили Кьяру. Изменения почти неуловимы, но, если взглянуть на стоящую в круге света сестру из темноты (как это делает сейчас Алекс), становится ясно: Кьяра постарела.

Нет, это неправильное слово — «постарела». Скорее, выглядит чем-то озабоченной. Не ворвавшимися в ее сознание криками из бездны, хотя брат вправе рассчитывать на это. Озабоченность и тревога настигли Кьяру гораздо раньше и успели изменить ландшафт ее лица, как меняют очертания прибрежных скал ветер, волны и непогода. Иногда на это уходят десятилетия и даже столетия, у людей нет в запасе такого количества времени, с ними все происходит гораздо быстрее. И беспощаднее. Кьяра заметно похудела, все черты обострились, а большие глаза стали и вовсе огромными. Алекс видит в них какую-то тайную муку и… глубоко загнанный страх. Вот так новость — его бесстрашная сестра чего-то боится! Этого не может быть по определению, учитывая характер Кьяры, ее профессию и склонность к авантюрам. Одна из таких авантюр и привела сестру сюда, в «Левиафан», Алекс — родной брат и не самый последний человек в ее жизни узнал об этом постфактум. Кьяра даже не потрудилась сообщить ему о своем визите, а ведь она торжественно поклялась когда-то, что ее ноги не будет ни в К., ни в его окрестностях.

«Левиафан» — не К. и окрестности. Это что-то совсем другое. Совсем.

Только спящий морячок и его птичка чувствовали себя в безопасности в объятиях чудовища. Но Кьяра — не морячок и не птичка, о безопасности и речи быть не может. Алекс явился сюда много позже и не застал ничего, кроме холода и темноты, — и все равно пережил не лучшие минуты своей жизни. А если вспомнить об арсенале и трупе Джан-Франко, так и вовсе худшие. Что уж говорить о Кьяре? Она — женщина, какой бы храброй и отчаянной ни была. И гипотетическая трагедия «Левиафана», отголоски которой застал Алекс, разворачивалась на ее глазах. Возможно, она оказалась действующим лицом этой трагедии. Это объясняет тоску и страх Кьяры. Но не объясняет того факта, что она смотрит прямо на брата — и не замечает его.

— Кьяра! — снова позвал Алекс. — Кьяра, черт возьми!..

Никакой реакции.

Она чистит ярко-оранжевый мандарин! Как он оказался в руках сестры, Алекс не заметил, хотя мог бы поклясться, что все это время не сводил с нее глаз. Она чистит мандарин, нимало не заботясь о корках: корки шлепаются куда-то вниз, ей под ноги, и теряются из виду.

Что это за комната?

И как из этой комнаты выглядит шахта и… видна ли она вообще?

Как-то раз, в разгар недолгого романа с одним из веронских полицейских инспекторов (роман удивительным образом совпал по времени с делом серийного маньяка, которое тот расследовал), Кьяра взяла Алекса с собой — посмотреть на допрос задержанного. Посторонние на допросе — это было против всяких правил и инструкций. Вылететь с работы за подобный финт — проще простого, даже опытному сыщику, бывшему на хорошем счету. Но несчастный инспектор был влюблен и хотел произвести на Кьяру впечатление. Саму беседу со злодеем Алекс не слышал, да и не мог слышать, поскольку наблюдал за происходящим со стороны. Из-за стекла, которое там, в комнате, смотрелось как зеркало. Старый трюк, призванный обезопасить возможных свидетелей при опознании. Алекс не был свидетелем, но увиденное его впечатлило. И сам серийный убийца впечатлил тоже. Время от времени он бросал взгляд прямо на Алекса и улыбался, как будто знал, что за ним наблюдают. В такие моменты сердце у Алекса замирало и он чувствовал себя беззащитным, — не то что Кьяра! Кьяра была без ума от происходящего, ее глаза горели, а ноздри вибрировали, и она безостановочно строчила что-то себе в блокнот. А потом, сидя в маленьком ресторанчике, долго расспрашивала Алекса о его впечатлениях — «впечатлениях среднестатистического обывателя».

Может быть, сейчас он столкнулся с тем же?

Кьяра просто не видит его! Она находится на месте убийцы, а Алекс — на месте выжившего свидетеля, или репортера криминальной хроники, или среднестатистического обывателя. Хотя представить обывателя в таком инфернальном месте и в таком отчаянном положении довольно затруднительно.

Кьяра не видит его, это все объясняет. Но что в таком случае должен предпринять он? Постараться привлечь ее внимание — вот что!

Два метра в обычной жизни — ничто, но сейчас они являются для Алекса непреодолимым препятствием. Проклятая стена слишком далеко, до нее не дотянуться. Сейчас Кьяра дочистит мандарин и вернется к Лео, так и не узнав, что ее брат находится совсем рядом! Нужно запустить чем-нибудь в стекло, но выбор у Алекса невелик. Сигаретная пачка, снимок и галеты отпадают — они слишком легкие. Остаются ботинки и фонарик. Снять ботинки (хотя бы один из них) — практически нереально: свободу маневра имеет только левая рука, от правой нет никакого толку. И… Алексу страшно не хочется оставаться босым на холоде. «Mag-lite» показал себя верным товарищем, он ни разу не подвел, он освещал путь и скрашивал одиночество. Теперь Алекс не один и конец пути близок — фонариком придется пожертвовать.

Достав из-за пазухи «Mag-lite», юноша прицелился и метнул его в стекло. В то, что он до сих пор считал стеклом. Не будь стекла, металлическая туба угодила бы Кьяре прямо в переносицу, о последствиях такого удара даже думать не хочется. Впрочем, Алексу было о чем подумать и помимо этого: коснувшись противоположной стенки, фонарик, загрохотав, полетел вниз. Грохот от соприкосновения со стеной был не меньшим, но на задумчивость Кьяры, на мандарин в ее руках это никак не повлияло.

Даже если бы стекло было толстым и пуленепробиваемым, звук удара она не могла не услышать. Не могла не отпрянуть от него инстинктивно, не могла не заинтересоваться происходящим, — Алекс хорошо знает свою сестру.

Странное место, странная комната в толще гор. И странно, что она появилась прямо напротив привязанного к скобе Алекса. Появилась сразу же, как рассеялся туман. Появилась в самом неудобном, не приспособленном для романтического вечера месте. И, несмотря ни на что, комната кажется Алексу знакомой. Где-то он уже видел и низкий столик, почти вплотную придвинутый к креслу, и пепельницу, и бокалы, и бутылку вина…

«Левиафан», ну конечно же!

Зал с камином, в котором он провел несколько часов.

Все его внимание до сих было сосредоточено на Кьяре, так что детали обстановки не особенно волновали Алекса. Но теперь они выдвинулись на первый план. Алекс застал столик уже после фуршета — вина в бутылке оставалось немного, пепельница была битком набита окурками, а сыр на тарелке заветрился. Компанию бокалам составлял стакан с толстыми стенками, но как раз его Алекс обнаружить не может. И бутылку с виски — тоже. Мандарины и виноград выглядят нетронутыми. Очевидно, Лео испытывает слабость к этим ягодам, к этим цитрусовым, вот и таскает их за собой. Он испытывает слабость к столикам и креслам определенной конструкции и пледам определенного цвета, — ничем иным объяснить картинку перед глазами Алекс не в состоянии.

Ведь комната, в которой находятся сейчас его сестра и Лео, — не может же она быть каминным залом на первом этаже «Левиафана»! Дом со всем его содержимым остался далеко внизу, но даже если допустить невероятное… после долгих часов, проведенных в темноте, после блужданий по тоннелям, после бесшумно закрывающихся дверей, Алекс готов сделать это… Даже если допустить невероятное и принять за истину, что комната перед ним — каминный зал «Левиафана»…

В ней не было никакого зеркала!

Алекс помнит это точно, потому что сам топтался у столика и кресла. Около часа он провел рядом с камином и подбросил в него поленья, прежде чем заснуть. Да, света от них было немного. Но вполне достаточно, чтобы разглядеть такую массивную и специфическую вещь, как зеркало.

А его-то Алекс и не увидел.

Швырять корки на пол — дурная привычка. Курить — дурная привычка, а Кьяра славится тем, что не изменяет своим привычкам. И ни одну из них не считает дурной по-настоящему. Как скоро она закурит? И что именно — ведь жестяная коробка с сигариллами осталась в «Левиафане». И sailor bag Кьяры остался там же, и маленькая кожаная сумка, и куртка — с веселым солнцем и грустной луной… В «Левиафане» осталось все, куда можно сунуть коробку «Dannemann». Вторую коробку — ведь первая была позабыта на столике. Или просто оставлена в спешке, — когда жизни угрожает опасность, о такой мелочи, как курево, не очень-то задумываешься.

— Ты не видел моих сигарет?..

Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Во-первых, потому, что Кьяра задала его по ту сторону стекла, а Алекс услышал по эту. Она не кричала, не напрягала горло, в отличие от Алекса, вот уже добрые десять минут взывавшего о спасении. А во-вторых… Он не может избавиться от ощущения, что этот простенький вопрос прилетел не со стороны Кьяры, он возник в его голове.