Триумфальная арка - Эрих Ремарк

Дюран часто замигал.

— Да, понимаю. Но я пригласил вас не для того, чтобы…

— Это все, что я могу вам сказать. Позовите всех обратно и продолжайте работать. Советую поторопиться.

Дюран снова задвигал челюстями.

— Я слишком взволнован. Не сделаете ли вы операцию вместо меня?

— Нет. Как вам известно, я нахожусь во Франции нелегально и не имею права заниматься врачебной практикой.

— Вы… — начал было Дюран и осекся. Санитары, студенты-недоучки, массажисты, ассистенты — все они выдают себя здесь за крупных немецких врачей… Равик не забыл того, что Дюран наговорил Левалю.

— Мсье Леваль разъяснил мне кое-что на этот счет, — сказал он. — Перед тем как меня выслали.

Он заметил, что Вебер насторожился. Дюран ничего не ответил.

— Операцию вместо вас может сделать доктор Вебер, — сказал Равик.

— Но ведь вы довольно часто оперировали вместо меня. Если вас беспокоит вопрос о гонораре…

— Дело не в гонорарах. С тех пор как я вернулся, я больше не оперирую. В особенности когда речь идет о пациентах, не давших заранее своего согласия на операцию подобного рода.

Дюран снова бессмысленно уставился на него.

— Но нельзя же прерывать наркоз, чтобы спросить у пациентки, согласна ли она?

— Почему же? Вполне. Но вы рискуете, дело может кончиться сепсисом.

Лицо Дюрана было совершенно мокрым. Вебер взглянул на Равика. Равик понимающе кивнул.

— На ваших сестер можно положиться? — спросил Вебер Дюрана.

— Да, конечно…

— Обойдемся без ассистента, — сказал Вебер Равику. — Будем оперировать втроем, сестры помогут нам.

— Равик… — начал было Дюран.

— Вам следовало вызвать Бино, — прервал его Равик. — Или Маллона, или Мартеля. Все они — первоклассные хирурги.

Дюран промолчал.

— Угодно ли вам признать в присутствии доктора Вебера, что вы допустили перфорацию матки и повредили кишку, приняв ее за оболочку плода?

Дюран медлил с ответом.

— Да, — хрипло проговорил он наконец.

— Угодно ли вам, кроме того, признать, что вы обратились к Веберу с просьбой произвести вместе со мной, случайным ассистентом, гистеректомию, резекцию кишечника и анастомоз?

— Да.

— Угодно ли вам также взять на себя полную ответственность за операцию и за ее исход, а также за то обстоятельство, что она будет произведена без ведома и согласия пациента?

— Да! Ну конечно же, — простонал Дюран.

— Хорошо. Тогда зовите сестер. Ассистент нам не нужен. Объясните ему, что вы разрешили Веберу и мне ассистировать вам при особо трудном случае. Вы возьмете на себя все, что связано с анестезией. Сестрам понадобится повторная стерилизация?

— Нет. На них можете положиться. Они ни к чему не прикасались.

— Тем лучше.

Брюшная полость была вскрыта. Равик с крайней осторожностью высвободил петлю кишки из отверстия в матке и обмотал ее стерильными салфетками, чтобы предупредить сепсис.

— Внематочная беременность, — пробормотал он, обращаясь к Веберу. — Вот посмотрите… плод наполовину в матке, наполовину в трубе. Собственно говоря, Дюран не так уж и виноват. Случай весьма редкий. И все же…

— Что? — спросил Дюран из-за экрана операционного стола. — Что вы сказали?

— Ничего.

Равик наложил зажимы и произвел резекцию. Затем быстро зашил открытые концы и сделал боковой анастомоз.

Операция захватила его. Он забыл о Дюране. Перевязав трубу и питающие ее сосуды, он отрезал конец трубы. Затем приступил к удалению матки. Почему так мало крови? Почему сердце человека кровоточит сильнее? Ведь я вырезаю самое великое чудо жизни, способное продолжить ее!

Прекрасная женщина, лежащая перед ним, мертва. Она сможет еще жить, но, в сущности, она мертва. Засохшая веточка на древе поколений. Цветущая, но уже утратившая тайну плодоношения. В дремучих папоротниковых лесах обитали огромные человекоподобные обезьяны. Они проделали сложную эволюцию на протяжении тысяч поколений. Египтяне стоили храмы; расцвела Эллада; непрерывно продолжался таинственный ток крови, вздымавшийся все выше и выше, пока не появилась эта женщина; теперь она бесплодна, как пустой колос, и ей уже не продолжить себя, не воплотиться в сына или в дочь. Грубая рука Дюрана оборвала цепь тысячелетней преемственности. Но разве и сам Дюран не есть результат жизни тысячи поколений? Разве не цвела также и для него, для его поганой бороденки Эллада и эпоха Ренессанса?

— До чего же все это гнусно, — проговорил Равик.

— Что вы сказали? — спросил Вебер.

— Так… Ничего особенного…

Равик выпрямился.

— Все. Операция окончена.

Он посмотрел на бледное милое лицо, обрамленное золотистыми сверкающими волосами. Он взглянул на ведро, где лежал окровавленный комок… Затем перевел взгляд на Дюрана.

— Операция окончена, — повторил он.

Дюран прекратил подачу наркоза. Он не решался смотреть Равику в глаза. Ждал, пока сестры не вывезут тележку с больной. Затем, не сказав ни слова, вышел.

— Завтра он потребует за операцию дополнительно пять тысяч франков, — сказал Равик Веберу. — Да еще похвастает, что спас ей жизнь.

— Вряд ли — уж очень он сейчас жалок.

— Сутки — немалый срок. А раскаяние весьма недолговечно. Особенно, если его можно обратить себе на пользу.

Равик вымыл руки. В доме напротив на подоконнике стояли горшки с красной геранью. Под цветами сидел серый кот.

В час ночи он позвонил из «Шехерезады» в клинику Дюрана. Сиделка сообщила, что больная спит. Два часа назад она металась в бреду. Заходил Вебер и дал ей болеутоляющее. Теперь все как будто в порядке.

Равик вышел из телефонной будки. В нос ударил резкий запах духов. Какая-то крашеная блондинка, шурша пышным платьем, гордо и вызывающе проследовала в дамский туалет. Волосы его недавней пациентки были естественно-золотистыми с чуть красноватым, сверкающим отливом. Он закурил сигарету и вернулся в зал. Все тот же русский хор пел все те же «Очи черные»; он пел их во всех уголках мира вот уже двадцать лет. Трагедия, затянувшаяся на двадцать лет, рискует выродиться в комедию, подумал Равик. Настоящая трагедия должна быть короткой.

— Извините, — сказал он Кэт Хэгстрем. — Мне непременно нужно было позвонить.

— Теперь все в порядке?

— Пока да.

Почему она спрашивает? — смутился он. — Ведь у нее-то самой явно не все в порядке.

— Вы довольны? Вы ведь этого хотели? — спросил он, показывая на графин с водкой.

— Нет, не довольна.

— Не довольны?

Кэт отрицательно покачала головой.

— Сейчас лето, Равик. Летом надо сидеть на террасе, а не торчать в ночном клубе. На террасе, и чтобы рядом росло какое ни на есть чахлое деревце, на худой конец даже обнесенное решеткой.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Жоан. По-видимому, она вошла, когда он звонил. Раньше ее здесь не было. Теперь она сидела в углу напротив.

— Хотите, поедем в другое место? — спросил он Кэт.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. А вы? Вам захотелось под какое-нибудь чахлое деревце?

— Под ним и водка покажется неаппетитной. А здесь она хороша.

Хор умолк. Оркестр заиграл блюз. Жоан поднялась и направилась к танцевальному кругу. Равик не мог разглядеть, с кем именно. Лишь когда бледно-голубой луч прожектора пробегал по танцующим, она на мгновение возникала и тут же вновь исчезала в полумраке.

— Вы сегодня оперировали? — спросила Кэт.

— Да…

— Интересно, как чувствует себя человек в ночном клубе после операции? У вас нет ощущения, что вы вернулись с фронта в мирный город? Или ожили после тяжелой болезни?

— Не всегда. Иной раз чувствуешь себя опустошенным, и только.

В ярком свете прожектора глаза Жоан казались совсем прозрачными. Она глянула в его сторону. Сердце мое остается спокойным, подумал Равик» Но что-то оборвалось внутри. Удар в солнечное сплетение. Об этом написаны тысячи стихотворений. И удар мне наносишь не ты, хорошенький, танцующий, покрытый легкой испариной комок плоти; удар исходит из темных закоулков моего мозга. А если мое внутреннее сотрясение сильнее, когда я вижу, как ты скользишь в полосе света, значит, случайно разболтался какой-то контакт.

— Это не та женщина, которая раньше выступала здесь с песенками?

— Именно та самая.

— Теперь она больше не поет?

— По-моему, нет.

— Она красива.

— Вы находите?

— Да. И даже больше чем красива. Ее лицо так и светится какой-то открытой жизнью.

— Возможно.

Кэт посмотрела на Равика прищуренными глазами. Она улыбалась. Это была одна из тех улыбок, какие часто кончаются слезами.

— Налейте мне еще рюмку, и уйдем отсюда, — сказала она.

Поднявшись с места, Равик поймал на себе взгляд Жоан. Он взял Кэт под руку. Это было излишне — Кэт вполне могла ходить и без посторонней помощи! Но пусть Жоан посмотрит — ей это не повредит.