Легенда о Горном Льве (СИ) - Анастасия Веха

Я… я не думала, что так может случится, но…

— Но?

Меня будто по щеке ударили, таким резким прозвучал его голос.

Я вспомнила тот день и снова начала трястись. Обняла Зига, прижимаясь к нему всем телом. Не думала ни про какую измену, просто хотела рассказать, как испугалась. Хотела, чтобы он защитил. Позаботился. Сказал, что я его драгоценность, и он всегда будет рядом.

— Он поцеловал меня, — всхлипнула я. — Я так испугалась. Не знала, что сказать, что сделать!.. Мы были одни, уже была ночь, темно. Все ушли спать. Я застыла, как сосулька. Мне было так страшно, что я плакала ещё полночи.

Зиг порывисто поднялся на локте и посмотрел на меня. Взгляд показался мне обеспокоенным. Он понял, что я не изменяла, — осознала в голове. Понял, что так жалко я прошу помочь мне. Зиг схватил меня за подбородок. Погладил большим пальцем мои опухшие от поцелуев губы.

— Он что-то сделал тебе?

— Н-нет, — я покачала головой, — только поцеловал. Я заплакала, он извинился и ушёл.

Князь выдохнул и обнял меня. Я прижалась и прикрыла глаза, чувствуя себя в безопасности.

— Я убью его.

Другого ответа я даже не ждала.

Погладила Зига по плечу, будто ласкала морду дракона. А чего я хотела? Чтобы все были друзьями, как в сказке, что я рассказывала мальчикам? Это невозможно. Прости, Гуди, но я не могу скрывать от князя такие вещи. Лучше расскажу я, чем он узнает через сплетни. Боги ведают, что он придумает в своей буйной голове, что вытворит. Лейфа, вон, повесил, хотя тот лишь толкнул меня…

Страшно думать, что сделает за поцелуй.

Но я решила сказать именно сейчас, чтобы подумал до утра. Трезво принял решение. Если так пойдёт и дальше, то скоро у Зига не останется воинов. Не станет же он всех их вешать? А меня, как я слышала, любили и желали все.

— Прими мудрое решение, мой лев.

Глава 36

Наказание

Зигрид

Ночью я почти не спал. Думал, что мне делать с этим ублюдком Гуди, чтобы отомстить и не опорочить честь моей жены. Я очень испугался, что её обидели, пока я прохлаждался на юге. Не простил бы себе никогда. Но, хвала богам, покусились лишь на её нежные губы.

Не удержи она меня, я бы убил ублюдка прямо тем же вечером.

С утра кликнул Йоргена и велел привести преступника в главный зал. Воевода кивнул. Взял нескольких парней и пошёл за Гуди. Я ждал их, сидя на троне, и стучал пальцами по подлокотнику. Ярости, как вчера, уже не испытывал. Почти не злился. Разум оставался холодным, как и нужно для суда. Решение я уже принял, знал, как накажу. Но сначала хотел взглянуть этому бессмертному в глаза. Так ли он смел, каким хочет казаться?

— Господин, — Гуди поклонился, когда его поставили передо мной, и парни отошли в сторону. В зале были воеводы и несколько простых воинов.

Я кивнул в знак приветствия. Сердце задрожало. Тело напряглось, сдерживая вновь накатившую злость. Ненавидел ли я его? Китти плакала из-за него.

Я хотел его уничтожить.

— Не буду ходить вокруг, — заговорил я, глядя паршивцу в глаза. Взгляд был ясным, но грустным. Он уже понял, зачем я вызвал его, но не боялся. Смелость достойна уважения. Не зря этот урод носил воинский пояс. — Ты обвиняешься в покушении на честь моей жены. Что скажешь в своё оправдание?

Гуди сглотнул, дёрнув небритым кадыком. Он держал руки за спиной, стоял передо мной в свободной рубашке и простых, потёртых на коленях штанах. Оружия у него не было. Я мог спустить на него псов, но… Китти не простит мне излишней жестокости.

— Я… я люблю твою жену, господин, — хрипло выдавил Гуди. Я изумлённо вскинул брови.

Какая наглость! Да все её любят, и что, мать вашу? Целоваться с ней, пока меня нет⁈

Воеводы хранили молчание, но я видел, как вытянулись их лица. Йорген переглянулся со мной, а глаза круглые, как монеты. Все были удивлены словами Гуди. Но мне понравилось, что он был честен и не стал бестолково отнекиваться.

— Ты хотел изнасиловать мою жену? — спросил я.

Гуди быстро покачал головой. Стал выглядеть напуганным.

— Богами клянусь, никогда, господин! Я не стану врать, будто не хотел её, но я бы ни за что не взял госпожу против воли.

Ох, заткнись, ублюдок.

Гуди рухнул на колени и опустил голову. Безвольно свесил смуглые руки, обнажённые до локтей.

— Прости, господин. Я очень виноват перед тобой и госпожой Катериной. Я… позволил себе слишком много, — воин опустил голову ещё ниже. — Я готов понести любое наказание.

Я поднялся и подошёл к нему. Гуди не поднял взгляда, глядел в пол. И правда готов принять смерть? Я остановился перед ним. Хотел втащить ему, но стоял и наблюдал, как ходят желваки на его небритой роже. Это было единственное, что выдавало его волнение.

— Посмотри на меня.

Воин поднял голову. Он сидел передо мной на коленях, как униженный раб. В его глазах плескался ужас. Он смотрел в глаза своей смерти, мы оба это понимали.

— Пятьдесят ударов плетью, — приказал я. Его глаза распахнулись шире. Я развернулся и направился обратно к трону. Махнул рукой. — Йорген, выполняй.

— Слушаюсь, господин, — отозвался мой пёс.

Гуди подхватили под руки и потащили прочь.

После полудня во дворе усадьбы собрались все домашние, даже рабы. Гуди привели и привязали за руки к столбу. Йорген разорвал рубашку на его спине. Тряпки упали на сырой снег. Сегодня было достаточно тепло, снег подтаял и хлюпал под сапогами. Я стоял на высоком крыльце, откуда было хорошо видно круг посреди двора. Народ вздыхал, переговаривался. Стоял гул. Но вокруг столба с привязанным преступником было пусто. Лишь Йорген там стоял с плетью в руке.

Хотел бы я сам отстегать ублюдка, но тогда точно убью. А так, может, выживет? Станет уроком для него и для всех.

Никто не смеет трогать мою жену.

Плеть хлёстко разрезала воздух. Гуди не издал и звука. Лишь мускулы напряжённо застыли на загорелой, рассечённой спине. Йорген замахнулся ещё раз. Плеть снова хлестнула.

Люди замолкли. Стало так тихо, что я слышал каждый вздох. Смотрел, как вершится правосудие. Но доволен не был.

Убить его мало, вот что я думал, сжимая побелевшими пальцами перила крыльца. Но убить, значит, разбить сердце Катерины. Она жалела этого урода. Да и он присматривал за ней после покушения Сванхильд. Я помнил всё это. Не хотел, чтобы моя добрая жена ненавидела меня, но и