Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

или голым камнем, то расступались, открывая небольшие долины. Время от времени на пути встречались пастухи, и Клейдемос расспрашивал их о дороге, перекидываясь парой слов. Их диалект был схож с диалектом илотов Тайгета.

Он сделал короткую остановку, чтобы передохнуть и подкрепиться в тени скалистого склона. Клейдемос съел кусок хлеба и немного сушеного инжира, пока конь мирно пасся на пожелтевшей лужайке. Затем они продолжили путь, держась западного направления. К вечеру небо нахмурилось, предвещая скорый дождь, и Клейдемос решил позаботиться о ночлеге. На опушке возле ручья его взгляд упал на скромный деревянный дом, окруженный забором. Должно быть, здесь жил пастух из илотов. Клейдемос повернул коня в сторону домика.

Когда он подъехал, во дворе залаяла собака, и Клейдемос сошел с коня, чтобы посмотреть, не выйдет ли кто. Из трубы валил дым: значит, хозяин дома и развел огонь. Дверь отворилась, из дома вышел пожилой, но бодрый мужчина в длинном шерстяном хитоне. Клейдемос шагнул вперед и сказал:

– Здравствуй, друг, меня зовут Клейдемос, я странник. Сумерки застали меня здесь, мне негде ночевать, и я боюсь, что пойдет дождь; я прошу разрешения переночевать в твоем доме и немного сена для моей лошади.

– Ты прав, – ответил человек, – скоро пойдет дождь и, может быть, выпадет снег. Подойди, незнакомец.

Клейдемос протянул руку и заметил, что глаза мужчины остановились на копье, воткнутом в стремя.

– Откуда ты? – спросил хозяин и впустил его в дом.

– Из Мегары. Я направляюсь в Фурию, чтобы купить шерсти.

Мужчина предложил сесть.

– У меня мало еды, – сказал он, – но если пожелаешь разделить со мной мой ужин, я буду этому рад.

– Я с удовольствием поем с тобой, – ответил Клейдемос. – И у меня есть кое-что в сумке, – добавил он и положил на стол хлеб, оливки и сыр.

– Что ж, – ответил мужчина, – устраивайся поудобнее и грейся у огня. А я займусь твоим конем, он, наверное, тоже устал и проголодался.

Клейдемос осмотрелся. Обстановка была бедной, из мебели были только стол и две табуретки. В углу лежали инструменты: мотыга, грабли, мешок с ячменем. На столе в деревянном блюде лежали коренья, приправленные уксусом и солью, два яйца, рядом стоял глиняный горшок с водой. Очевидно, жизнь хозяина дома была трудной. Клейдемос услышал, как он возится в сарае, затем дверь отворилась, и хозяин вошел, потирая руки.

– Так я и думал, – сказал он, – пошел снег. Надо подбросить дровишек в огонь.

Он взял охапку веток и бросил их в очаг. Пламя вспыхнуло, затрещало, и в комнате стало теплее. У пастуха не было масляной лампы: разве мог человек, у которого не было масла на столе, позволить себе жечь его?

Они уселись за стол, и Клейдемос взял несколько кореньев в знак благодарности хозяину и предложил свою еду. Пастух отведал ее с большим удовольствием.

– Могу я узнать твое имя? – спросил Клейдемос.

– Меня зовут Басиас, – ответил пастух. – Извини, что сам не представился. Видишь ли, здесь не ходят странники, и я не привык принимать гостей.

– Ты не боишься жить здесь совсем один? – спросил Клейдемос.

– Чего мне бояться? Ворам нечего брать. Стадо принадлежит моему хозяину-спартанцу, а у спартанцев никто не посмеет воровать. Расскажи о себе: у тебя есть конь и копье. Ты, наверное, из знатной семьи.

– Тебе показалось странным, что купец разъезжает на коне и вооружен копьем. Но копье и конь позволяют мне заработать на хлеб. Много лет я был наемником в Азии, но однажды выпал из седла и повредил ногу. Тогда я решил уйти со службы и начал заниматься мелкой торговлей.

– Не рано ли, – спросил Басиас, – ты покупаешь шерсть? Овец будут стричь через два месяца, а может быть, и через три, если погода не наладится.

– Верно, – ответил Клейдемос, – но я решил приехать пораньше, чтобы договориться о более выгодной цене. А еще мне нужно встретиться с человеком по имени Пелиас. Может, ты знаешь его?

Мужчина оторвался от еды и с удивлением посмотрел на гостя.

– Пелиас? Я знаю илота с таким именем. Он живет на расстоянии одного дня пути отсюда.

– День пути? – переспросил Клейдемос. – Наверное, это он. Если погода не наладится, я попрошу у него ночлега завтра. Я могу заплатить.

– Да, – сказал Басиас, вытер бороду и стал собирать крошки со стола, – думаю, так будет лучше. Если пойдешь дальше по этой же дороге, вечером будешь у его дома. Твоя лошадь не сможет бежать по снегу. Если не собьешься с пути, будешь у него через несколько часов после заката. Скажи, что тебя послал пастух Басиас и ты был моим гостем: он с радостью примет тебя. Дай ему что-нибудь, если сможешь, – он очень беден.

– Он живет один, как и ты?

– Нет, у него дочь, которая помогает ему, если я не ошибаюсь. Но дела у него плохи. Помоги им, если сможешь.

Он встал подложить дров в огонь, а затем вышел за соломой для постели гостя.

– Это все, что у меня есть, – сказал он, расстилая солому на настиле, – тебе придется спать на очень бедной постели.

– Не беспокойся, – ответил Клейдемос, – я был солдатом и часто спал на голой земле. Это хорошая сухая солома, мне будет удобно. А ты где будешь спать?

– В хлеву, с овцами.

– Нет, я не дам тебе уступить мне свое место. Я пойду в хлев.

– Дело не в этом. Здесь хватит места для нас обоих, но сегодня я собирался ночевать в конюшне. Боюсь, что могут подкрасться волки из округи.

– Тогда другое дело, – сказал Клейдемос, – но, если понадобится помощь, разбуди меня… У меня есть копье, я помогу тебе.

– Благодарю тебя, гость, – сказал Басиас, – обязательно позову. Желаю спокойной ночи.

– И тебе доброй ночи, – ответил Клейдемос.

Он проводил пастуха до дверей и увидел, что кругом все засыпало снегом, и снег продолжал валить густыми хлопьями. В его слабом свечении можно было различить двор и деревянный сарай с соломенной кровлей – навес над скотом. Басиас пошел к нему, оставляя глубокие следы в снегу, отворил дверь сарая, откуда доносилось блеяние овец, и затворил ее за собой.

Клейдемос постоял, глядя на падающий снег, и ему вспомнились длинные фракийские зимы, их бесконечная тоска и одиночество, долгие походы по глубокому снегу в тяжелых доспехах, превращающихся в ледяной панцирь прямо на теле; набеги на беззащитные деревни, крики женщин, пожары, грязь, кровь. Теперь снег, который тихо ложился на землю и укрывал ее белым одеялом, представлялся Клейдемосу не столько воплощением умиротворения, сколько знаком того, что в душе тоже воцарился покой, затянулись глубокие раны, стихли стоны, развеялся страх. Все бело вокруг…

Из хлева доносилось слабое блеяние: прижимаясь к материнской шерсти, ягнята мечтали о зеленых цветущих лугах. В стойле огромный баран с изогнутыми рогами втягивал воздух, пытаясь уловить запах хищника, запах волка.

Клейдемос закутался в плащ и