Рыцарь бедный - Василий Панов

В конце года у членов чигоринского кружка, базировавшегося при петербургском «Собрании врачей», возникла мысль провести матч по телеграфу из двух партий с парижским шахматным кружком имени Филидора. Чигорин взял на себя все организационные хлопоты и начал переписку об условиях матча с французами, но после длительных проволочек дело почему-то расстроилось.

Четвертое путешествие шахматного Синдбада

Двенадцать лет прошло с тех пор, как Михаил Иванович, проездом на Кубу, посетил Соединенные Штаты, и пятнадцать лет – с тех пор, как в этой стране состоялся первый международный турнир, принесший ему мировую славу.

Весной 1904 года Чигорин вновь получил приглашение принять участие в международном турнире в США, в котором восемь европейских маэстро во главе с чемпионом мира должны были встретиться с восемью американскими.

По дороге Чигорин заехал в Лодзь, где провел сеанс одновременной игры и сыграл две тренировочные партии с Сальве с равным счетом.

И вот русский шахматный Синдбад в четвертый и последний раз пересекает Атлантический океан, на этот раз на комфортабельном пароходе и в обществе других европейских шахматных знаменитостей: Ласкера, Шлехтера, Тейхмана, Мизеса, Яновского, Марко, Лоуренса и молодого чемпиона США Маршалла, возвращавшегося на родину, чтобы скрестить оружие со своими спутниками и с земляками.

Турнир был организован на модном американском курорте Кембридж-Спрингс неутомимым председателем Манхэттенского шахматного клуба профессором Райсом, в значительной части финансировавшим соревнование.

Этот добродушный фанатик по-прежнему упорно стремился к славе шахматного теоретика. В регламент турнира им был включен такой забавный пункт: «По субботам участники турнира занимаются анализом „гамбита Райса“», на что для их поощрения Райсом была ассигнована странная сумма – 320 долларов. Примером таких «теоретических занятий» может служить консультационная партия, игранная гамбитом Райса. Белыми играли Чигорин, Фокс, Шлехтер и Яновский, черными – Маршалл, Пилсбери, Марко и Ходжес. Белые красиво выиграли.

После того как участники прибыли в Нью-Йорк, щедрый Райс устроил в их честь роскошный банкет. Они были приняты в Белом доме тогдашним президентом США Теодором Рузвельтом, страстным охотником и спортсменом, а затем – мэром Нью-Йорка. А на самом курорте шахматистов торжественно встретила делегация граждан, и они под звуки марша совершили круговой объезд курорта в каретах (автомобили тогда еще не получили массового распространения). В первой карете ехали Райс и чемпион мира. Городок был украшен и иллюминирован. Школьники приветственно размахивали флажками стран участников турнира, оркестр исполнял национальные гимны.

После двадцатипятидневной борьбы (играли четыре партии в неделю при двух днях доигрывания) 19 мая 1904 года турнир закончился блестящей победой чемпиона США. Маршалл провел весь турнир без единого поражения и на два очка оторвался от поделивших второй и третий призы Ласкера и Яновского.

Интересно, что яркий комбинационный талант американского маэстро сформировался под несомненным влиянием Чигорина и стиль их игры был родствен. Когда в гамбитном турнире в Вене Маршалл завоевал второй приз, тотчас за Чигориным, его успех вызвал завистливую критику последователей осторожного Тарраша, и Михаил Иванович выступил в печати с таким заявлением: «Рискованная игра Маршалла мне более люба, чем „правильная“ игра многих современных маэстро».

Четвертый приз в Кембридж-Спрингсе получил австриец Марко, пятый – опытный американский маэстро Шовальтер, а шестой приз поделили Чигорин и Шлехтер.

Неудачно сыграл прежний чемпион США Пилсбери.

Это было его последнее выступление. Умер он через два года.

Сравнительный успех Чигорина омрачался тем, что против первых пяти призеров он набрал только пол-очка, сделав эту ничью с победителем турнира. Лишь против Тейхмана Чигорин блеснул оригинальной стратегией, обеспечившей контратаку, проведенную чемпионом России в стиле его молодости. Но даже в партиях с второстепенными участниками Михаил Иванович играл неровно и (что раньше с ним случалось очень редко) попадал в сильнейший цейтнот. Он допустил грубую ошибку в начисто выигрышном положении с Ходжесом, просрочил время на обдумывание ходов и получил ноль вместо очка в партии с Марко, просрочил время в партии с Фоксом.

Вернувшись в Петербург, Михаил Иванович работал над сборником партий Третьего всероссийского турнира. Он осуществлял общую редакцию книги и сам прокомментировал наряду с другими участниками турнира ряд партий. Сборник вышел в свет осенью 1904 года в хорошем оформлении и явился первым в России изданием подобного типа.

Тогда же Чигорин посетил Москву, где, кроме сеансов одновременной игры, провел семь показательных партий с сильнейшими московскими игроками, одержав пять побед при одном проигрыше и одной ничьей.

В конце 1904 года Михаил Иванович принял участив в очередном турнире сильнейших шахматистов Петербурга, в котором уже не мог играть его старейший соперник – Э. С. Шифферс, скончавшийся 11 декабря. Шахматный отдел в «Литературных приложениях» к журналу «Нива» перешел в ведение Чигорина, который посвятил умершему другу в первом же отделе теплый некролог.

В чемпионате столицы Чигорин завоевал первый приз, набрав 9½ очков (из 11 возможных), а несколько месяцев спустя повторил этот успех в турнире, где все партии начинались «гамбитом Райса». Организован турнир был потому, что щедрый «американский дядюшка» пожертвовал деньги на призы. Чигорин набрал 12 очков (из 14). Тренировка в матче с Ласкером пригодилась.

Глава десятая

Укатали сивку крутые горки!

Болезни наступают

Здоровье Михаила Ивановича давно было подорвано мрачным детством, тяжелой борьбой за существование и непрестанным спортивным напряжением в соревнованиях и на гастролях.

К 1905 году у Чигорина были твердо установлены три тяжелые болезни: цирроз печени, подагра и диабет. И если с первыми двумя еще можно было бороться, то против сахарной болезни в те времена медицина была бессильна. И при таком состоянии здоровья Чигорин вынужден был продолжать изматывающую жизнь шахматного профессионала, кочующего из страны в страну, а промежутки между соревнованиями заполняющего шахматной журналистикой и сеансами одновременной игры.

А как играть, как писать, когда неизлечимые болезни вцепились в тело, а еще ясный, но предельно уставший мозг требует отдыха?

Не мудрено, что под конец жизни Михаил Иванович усомнился даже в ценности того, что доселе составляло для него всю радость жизни, – в шахматах!

– К чему вообще шахматы? – с горечью говорил он друзьям. – Если это удовольствие, то оно должно проходить, как развлечение после трудового дня. Нельзя же заполнять всю свою жизнь интересом к игре, изгнав все прочее?! Посмотрите на иностранцев: тот – доктор, тот – профессор, тот – издатель и так далее. Работают и поигрывают. А я…

Но Чигорин был не прав. Шахматная теория с начала девятисотых годов невероятно усложнилась благодаря обилию международных соревнований, резко увеличившемуся количеству шахматных журналов и отделов газет и всякого рода справочников, руководств и монографий.

Чтобы надеяться на успех в турнирах и матчах, маэстро должен был (волей-неволей!) повседневно следить за новейшими исследованиями в дебюте и эндшпиле, просматривать для изучения стиля игры и силы партии своих будущих партнеров, находить ошибки в их собственных теоретических изысканиях для того, чтобы ставить им в очередной встрече коварную психологическую ловушку, избирая именно тот дебютный вариант, по которому противник двигался бы с такой же беспечностью, как лошадь по минированному полю, и с таким же финалом.

Все это требовало огромного труда и времени и никем не оплачивалось, если не считать того, что такая подготовка приносила ценные плоды в виде призов на соревнованиях. Совмещать иной труд с шахматным становилось все труднее и труднее.

Не прав был Чигорин и в том, что будто все иностранные маэстро сочетали шахматный спорт с другой, основной профессией. Таких было очень немного и с каждым десятилетием становилось все меньше. Конечно, всех «чистокровных» шахматных профессионалов, в том числе и Чигорина, в конце концов ожидали падение сил и нужда, и они прекрасно понимали это, но таинственное очарование шахмат, романтика турнирной борьбы, сладость побед над соперниками из разных стран перевешивали все минусы, и они оставались глухи к голосу мещанского благоразумия и до смерти были верны шахматам!

Типичным примером может служить судьба известного маэстро, пятикратного чемпиона Англии Фреда Ейтса. Это был очень талантливый шахматист комбинационного стиля, выигравший как-то красивую партию у «самого» Алехина. Мне приходилось наблюдать Ейтса на Московском международном турнире 1925 года. Небрежно и бедно одетый, молчаливый и самоуглубленный, с вечной жевательной резинкой во рту, Ейтс был классическим образцом зарубежного профессионала, бросившего в начале двадцатых годов надежную профессию учителя, дабы целиком отдаться шахматам.