Монашество и монастыри в России XI‑XX века: Исторические очерки - Коллектив авторов

В синодальный период государство активно вмешивалось в организацию внутренней жизни монастырей. При этом государственное законодательство, касавшееся мужских и женских монастырей, во многом различалось. Так, в «Прибавлении к Духовному регламенту» 1722 г. имеется отдельная глава, посвященная женским монастырям, «О монахинях». Если пострижение мужчинам разрешалось после 30 лет, то женщинам только в возрасте от 50 до 60 лет. Для женщин–монахинь вводились более строгие правила в общении с миром: всем монахиням, кроме игуменьи, запрещалось покидать монастырь, а «монастырям женским всегда заключенным быть, разве благословных времян, яко же литоргии святой или благословных лиц, якоже духовника, для нужды больным». В оригинальном тексте «Прибавлений» к этому пункту Петр I собственноручно вписал требование, чтобы к надвратным церквам в женских монастырях были пристроены «крыльца» с улицы, а из самой церкви была сделана единственная дверь, ведущая в келью игуменьи, с тем, чтобы никто не мог проникнуть в монастырь. Если в монастыре находятся мощи, к которым приходят на поклонение, то их следует перенести в над- вратную церковь для того, чтобы «нихто не мог претензии сыскать итить в монастырь». В случае судебного разбирательства или «нужд- ных дел в царствующем граде» монахини должны обращаться к стряпчему либо просить своего архиерея, чтобы «он от себе за их делом послал» или писал «о том в святейший правительствующий Синод, а их бы не отпускал»[807]. Монахам же разрешалось выходить из монастыря и даже посещать родственников 4 раза в год, предварительно получив от своего епископа «подорожную». Во многих провинциальных женских монастырях, отличавшихся бедностью, не только не было надвратных церквей, но зачастую отсутствовала даже ограда, как, например, в Тобольском Рождественском, в монастырях Тюмени[808]. Нижегородский епископ Питирим жаловался, что в епархии женские монастыри «вотчин и заводов» не имеют, а потому продают рукоделия, самостоятельно делают закупки дров и хлеба для монастыря, а пропитание имеют «по свойственникам, по знакомым людем». Если таким монастырям быть «заключенными», то они не смогут существовать[809].

Положение сестер в женских монастырях зависело от их социального происхождения и «знатности» самого монастыря. Социальные различия в среде монахинь иногда даже поддерживались государственным законодательством. Так, по определению Синода от 31 августа 1722 г. в монастыри были посланы мастерицы, обязанные обучать монахинь прядению. Монахини же от «благородных и честных родителей», «которыя от онаго прядения, яко не приличнаго им, уволены», должны заниматься «шитьем и низанием». Только в том случае, если они не обучены никакому рукоделию, то должны также обучаться прядению[810]. Монахини Вознесенского монастыря, многие из которых по своему социальному статусу принадлежали к аристократическим семьям, ознакомившись с Духовным регламентом «при собрании монахинь всех», отправили «доношение» в Синод, объявив, что отдельные пункты «ныне исполнить невозможно». В частности, было оспорено требование Регламента (п. 19) не иметь никому служителей, так как в Вознесенском монастыре монахини без келейниц жить не могут, «понеже многая честныя», поэтому они обязуются содержать их «из собственнаго присылаемаго запасу». По поводу общей трапезы было высказано мнение, что многие «знатныя персоны, а именно Елена Нарышкина, Анфиса Бутурлина и другая от честных монахинь требуют повелительнаго Святейшаго Синода определения, дабы им повелено было довольствоваться присылаемым от родителей своих в келиях у себя, а не в трапезе». Из представленных в доношении расходов монастыря следовало, что если ввести общежитие (п. 27), то они значительно будут увеличены, так как потребуются затраты на хозяйственные постройки и наем дополнительного числа служителей. «Из монахинь к тому служению определить некому: имеются благородныя персоны, как при родителех своих быв, труда в младости не имели, и в монастыре жившия довольно, пришли к старостям и одержими болезньми; а малородныя, которыя воспитаны при честных монахинях, из детских лет не трудившиеся, труда в поварне и хлебне понести не могут, и те определены, а именно: на крылосе, в свечней, иныя ходят на колокольню звонить и на соборех читают правило, а из них некоторый изучилися и прядильнаго мастерства…». В то же время в «доношении» отмечается, что, «ежели указом Его Императорскаго Величества… сбор денег с губернских вотчин отдан будет (монастырю. — Е. Е.), то мочно теми всеми деньгами общество (общежитие. — Е. Е.) содержать». Монахини высказались и против того, чтобы «по селом» не посылать монахов, так как, если посельских монахинь «из сел уволить, то в собрании хлеба и в присмотре молока ничего не будет». Монахини не согласились с тем, что в монастыре никому нельзя держать чужие деньги и вещи, за исключением книг. Это мнение было обосновано тем, что у многих монахинь — «благородных персон» хранятся «пожитки в сундуках от сродников», посланных Его императорским величеством на службу. Не согласились монахини с пунктом 34, запрещающим вход в монастырь «мужским персонам», так как приходят для «свидания сродники к честным и к знатным монахиням…, приехав из армии…, знатные офицеры», а «гостиной кельи» в монастыре нет. Синод частично удовлетворил требования монахинь «знатного» монастыря, однако потребовал ввести общую трапезу по примеру «общежительных Новодевича и Александро–слободскаго монастырей, с которыми… о всех обстоятельствах и поведениях обыкновенное сношение иметь…», вернуть отданные на хранение вещи, по селам монахинь не посылать, а для встреч с родственниками использовать трапезную[811]. В конечном счете при Петре II общежитие в Вознесенском монастыре было отменено[812].

Монахини в монастырях разделялись на «удельных», или «местных» (живущих «по окладу», получающих жалование), и «безудельных», или «безместных» («на собственном пропитании»). Кроме того, в монастырях проживали белицы–вкладчицы монастыря. Так, по справке, представленной Московским Никитским монастырем в Синод в 1731 г., «по окладу» в нем числилось 100 монахинь, «за окладом постриженных вкладчиц» 24 и 50 белиц[813], в Вознесенском монастыре в 1728 г. насчитывалось 205 монахинь, из них — 100 «удельных», 62 — «полуудельных» и 40 — «богадельных»[814].

В XVIII в., в отличие от мужских монастырей, «штат» которых был «высочайше» утвержден в 1723 г., женские монастыри «штата» не имели[815]. Вместе с тем, государственное законодательство определяло социальную роль того или иного монастыря. Так, для сирот был назначен Новодевичий монастырь, а для больных и увечных — Вознесенский[816]. Монахини могли также направляться на работу в госпитали[817]. Можно также предположить, что существовала практика обучения девочек в монастырях: в одном из дел, хранящихся в архиве Синода, сообщается о том, что крепостная графини А. П. Шереметьевой Неонила Емельянова в 13 лет была отдана в Вознесенский монастырь к старице Евдокии Яковлевой для обучения грамоте[818]. Встречаются случаи воспитания мальчиков в женском монастыре[819].

В XVIII в. монастыри продолжали оставаться местом ссылки опальных женщин: царицы Евдокии Лопухиной, «разрушенной невесты» Петра II Екатерины Долгорукой и ее сестры и др. В XIX в. в монастыри ссылались за прелюбодеяние[820], пустынницы, старообрядки, умалишенные и уголовницы[821], за уклонение в католицизм[822], Женщины, вышедшие второй раз замуж при живом первом муже[823], β монастыре содержалась за жестокое обращение со своими крепостными Дарья Салтыкова[824]. Игуменьи монастырей под самыми разными предлогами отказывались принимать присланных стариц. В 1721 г. игуменьи Феодоровского в Переелавле Залесском и Александровского Успенского сослались на указ «Всемилостивейшей государыни Екатерины Алексеевны» не принимать никого в монастыри «свыше указного числа»[825]. Одной из причин отказа называлась «скудость средств» женских монастырей, которые «питались государевым жалованьем и хлебною ругою»[826]. В 1725 г. Синод отказался отослать в монастыри колодниц, так как во всех монастырях число монахинь «имеется определенное и к пропитанию их трактамент, как деньги, так и хлеб, положен уреченной без излишества». Кроме того, в женских монастырях невозможно содержать караул[827]. Как результат, многим женщинам, сосланным в женские монастыри, удавалось бежать[828]. Существовало несколько формулировок содержания ссыльных женщин в монастырях: «неисходно», «в трудах монастырских», «под караулом» и т. д. В XIX — начале XX в. продолжалась практика использования монастыря в качестве наказания.