Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

«Обязательно изучить ботаническое происхождение вещества, носящего название гашиш», – накропал я в своей записной книжке при свете свечей, который переливался подобно блеску алмаза, в то время как моих ноздрей достигали изменчивые струи запаха ладана, напоминая блюда со спелыми фруктами на спинах юных нубийских рабов. Мой позвоночник обвивал караванную подушку подобно бичу, что обрушивается на спину раба. После этого фокуса я на всю катушку принялся эксплуатировать арабские образы.

– Отнеси письмо Кубла-Хану, – приказал я Мон Кулу, представив себе, что бабуин – мой личный секретарь. Однако вопреки моему приказу проворное существо показало свой красный зад, бросившись танцевать с Плаки Перселлом.

Валетное действо понравилось всем, хотя и было скорее непристойным, нежели изысканно-грациозным. Малыш Тор, раскрашенный специально по случаю сегодняшнего пиршества ягодным соком, сопровождал его собственным забавным танцем. Мы смеялись до тех пор, пока сами не испугались, что потревожим сон диких уток на болотах. И все же, несмотря на смех и веселье, исходящая из кладовки вибрация давала о себе знать. Так что не подумайте, что мы – или хотя бы один из нас – могли по-настоящему забыть о Сыне Человеческом. Мы постоянно, каждую минуту, ощущали Его присутствие, однако, надо отдать Ему должное, Он не стал портить нам вечер. По правде сказать, великая тайна о Нем даже добавляла веселья нашему празднику. Более того, нам было просто хорошо от того, что Он рядом.

Даже если в этой благожелательности свою роль сыграла пущенная по кругу вышеупомянутая трубочка, что ж, пусть так. В конце концов, и гашиш, и Христос происходят в общем-то почти из одних и тех же краев. Интересно, какие еще сюрпризы Ближний Восток прячет до поры до времени в своем украшенном полумесяцем рукаве?

Ради общего удобства вечеринка могла бы переместиться в гостиную на втором этаже, однако, как мне показалось, никому не хотелось удаляться от кладовки. Вместо этого мы, подобно тому, как ленивые гребцы отталкиваются от пристани, сонно оттолкнулись от стола и поплыли на черных штормовых облаках звуков саксофона Роланда Керка, что, устремляясь вниз с лестницы и превращая ее ступеньки в неистовый эбеновый водопад, доносились с игравшей наверху пластинки. В Тимбукту существует университет, которым руководят чародеи, совершенно равнодушные к образованию. Если Керк исполнял отрывки из расписания учебных занятий этого храма науки, то почему тогда дрессированный бабуин заторможенно двигался под их звуки с такой явной ностальгией и почему тогда Джон Пол принялся собирать вокруг себя свое семейство раскрашенных барабанов?

Ночь принимала новый оборот с несомненной тягой к примитивизму, как будто для того, чтобы приготовить себя к Христу, мы должны переключить наше внимание на дьявола и посмотреть, какие способности проникновения в суть вещей он может нам предложить. Краснозадый примат почесался в нескольких местах, Зиллер почесал кожу барабанов, а далекий саксофон Роланда Керка неожиданно взял нутряной темп совершенно первобытных аккордов, и обжигающая, взрывная харизма этого человека-привидения показалась нам едва ли не осязаемой. Охваченный ужасом белого человека, представителя западной цивилизации, я посмотрел на кладовку, однако вибрации, исходившие от ее стен, были пронизаны безмятежностью, которая, казалось, говорила: «Расслабься, ты дома, среди своих!»

На этой сумасшедшей ноте перед нами появилась Аманда в коротенькой юбочке, сплетенной из стеблей кукурузы, и вся увешанная несметным количеством бисерных бус, браслетов, колец, колокольчиков, амулетов и ленточек – и с золотистыми снежинками в макияже. Она тут же изменила весь ход игры. Ослабленный гашишем и колдовством, я был не в состоянии записать ее слова, однако, помню, она заявила о том, что настало время рассказывать истории. Подобно индейцам, которые обитали здесь во времена Христа, подобно цыганским баронам, собиравшимся вокруг костра, мы должны были по очереди развлекать и поучать друг друга соответствующими случаю рассказами.

Это уже лучше, подумал я, потому что все остальное вызвало у меня мурашки там, где они в общем-то появляться никак не должны. Моя связь с материальным миром была подобна связи танцора со своей партнершей, а я не горел желанием, чтобы в мой танец вторгались темные бесформенные образы мужской половины Иррационального. А как вы?

– Я начну первой, – предложила Аманда, и это обрадовало меня еще больше, потому что хоть она всегда пела, адресуясь окружающим предметам, я не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь рассказала простую историю. Проигрыватель тут же выключили, Зиллер откатил свои барабаны в сторону, и мы снова сели в ожидании рассказа Аманды, точнее, ее очаровательного лепета, похожего на розовую улитку, вползающую нам в уши.

Рассказ Аманлы

В саду, известном под названием Эдем, наши мифологические влюбленные зашли слишком далеко. Соблазненные Лукавым Искусителем на неестественные позиции, они переполошили цензоров, и те немедленно захлопнули перед ними все двери. Начальство с проклятиями сообщило им об увольнении, и в этом главном проклятии объявлялось, что по причине трусливой человеческой природы на земле будут отныне произрастать лишь чертополох и тернии. Настало время, и чертополох вырос повсюду. Однако где бы он ни вырастал, на нем оказывалась бабочка – репейница, или Pyrameis cardui – наши ученые друзья имеют привычку именовать ее именно так. По всей Европе, по всей Северной Америке, в Африке – за исключением густых, непроходимых джунглей Конго, по всей Южной Америке, в далекой Австралии и на многих островах, омываемых волнами синих морей, можно было встретить эту красавииу-бабочку. В одни времена года бабочек было очень мало, в другие они появлялись в огромных количествах, и на каждом кустике чертополоха сидели эти весело раскрашенные создания, а среди колючих трушоб листьев висела паутинка, сотканная их гусеницами.

Однажды на горе Бау-Вау, следуя за бабочками через заросли чертополоха – так же, как молодые студенты следуют за Великими истинами в университетах, я засунула венчик чертополоха себе в ухо. Я ожидала – оттого, что прочитала в школе стихотворение этого ужасного Теннисона – услышать пространства скрытое звучание. Ни хрена не вышло.

Вы можете подумать, что после этого я стала проклинать чертополох. Однако бабочки продолжали прилетать и улетать, туда и сюда, совсем как телефонные переговоры между адвокатами Адама и Евы и комитетом по цензуре. В надежде урегулировать судебное дело.

•••••••

– Аманда, не хочешь ли еще бокал вина?

– Нет, спасибо, Маркс. Мне хватит.

– А ты, Плаки?

– Конечно, дружище. Наливай!

Джон Пол занял место Аманды в передней части кухни. Скорее всего он собрался рассказать нам свою историю. Меня это устраивало. Меня это точно устраивало. В моей голове не было ни единого слова. Аккомпанируя себе на барабане, ремень от которого он перекинул себе на шею пониже затылка, Зиллер начал негритянским, но в то же время слегка лоснящимся голосом декламировать историю из своего африканского дневника.

История Джона Пола Зиллера

Дорога на Бобовилль проходит через задний двор какого-то фетиша. Здесь облака цепью нанизывают на бамбуковые шесты, а ветры хранят в терракотовых горшках, плотно накрыв их крышками.

Мы делаем остановку, чтобы немного охладить наши волдыри и вежливо разузнать все, что касается природных стихий. Солнце представляет для нас особый интерес.

К нам подходят местные девушки, продающие пузырьки, которые они поймали волосами, растущими у них на лобке, во время купания в реке. Подражая доктору Швейцеру, они меряют мою температуру. И приносят мне другую.

Шаман объясняет нам искусство завязывания дождя на три узла. Скорее всего он намеренно пропускает два важных этапа этого процесса.

По мере того как солнце опускается все ниже и ниже в джунгли скользко-зеленого Конго, девушки – для того, чтобы поймать нас в сети и таким образом помешать его исчезновению – затевают игру «колыбель для кошки». Тьма надвигается очень медленно. Чтобы выведать этот секрет, мы предлагаем коробку «Честерфилда», однако главный жрец курит только самые кончики сигаретного фильтра.

Вскоре по всему экватору вспыхивают костры, напоминая рубины, сверкающие в спортивном поясе чемпиона-тяжеловеса. Шипят зажатые в черных кулаках трещотки. На костре варится свиной жир. Волшебные палочки убираются из глиняных дыр, в которых они провели весь день. Пение становится настолько громким, что от него наши гамаки начинают раскачиваться из стороны в сторону, как будто мы находимся на палубе плывущего корабля. Чтобы ослабить шум и рассеять дым жарящегося мяса, из кувшина выпускается легкий ветерок. Он играет на голых грудях танцующих девушек и морщит поверхность крепчайшего напитка, который наши хозяева разлили по чашкам, сделанным из перевернутых грибов-поганок. А еще он ерошит мех жертвоприношения.