Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Марина Ясинская

Но так будет не всегда.

Нельзя выигрывать постоянно.

* * *

Темнота опустилась, как занавес, а потом она увидела вагон при очень слабом лиловом свете, только непонятно было, откуда исходил этот свет. Она ощутила чье-то присутствие, но пока не успела испугаться. Напротив чернело окно, а на его фоне белела рама – половина креста. Темно-лиловые стены и потолок поблескивали, словно покрытые влагой. Вагон становился длиннее, вытягивался на десятки метров, превращался в суживающийся коридор. Искаженное пространство засасывало взгляд… пока он не наткнулся на единственное занятое кресло.

Девушка не сразу поняла, кто сидит в кресле, – вначале она увидела только неясный силуэт. Потом знание, не имевшее источника, разлилось внутри нее подобно жидкому льду. Как и обещала старуха: «Если встретишься с ним, поймешь сама».

Это был ее отец.

Папочка…

Девушка видела его ничего не выражавшее, желтое, сморщенное лицо. Так он выглядел перед смертью, но она просто не могла этого помнить. Отец был одет во все черное, а на голову был натянут островерхий капюшон, из-под которого выбивались пряди лилово-белых волос.

– Иди ко мне! – позвал мертвец, и девушка подчинилась, потому что пытка неподвижностью была еще страшнее видения. Голос старика имел мало общего с вибрацией воздуха; скорее, это был атрибут сна, призрак из той же самой подсознательной могилы.

Девушка поднялась на ноги и сделала несколько шагов по направлению к… Папочке. Даже самые незначительные детали – запахи, предметы, звуки – были ужасающе реальны. Холодные грабли прогуливались по ее внутренностям. Конечности последовательно цепенели, размягчались, превращались в податливую вату…

За три шага до него она остановилась, потому что больше не могла двигаться.

«Куда ты зовешь меня, отец?!.»

Ее нос уловил сладковатый запах смерти. В тусклых глазах Папочки не было ни ласки, ни сожаления, ни осуждения.

– Иди ко мне… – снова прошелестел бесплотный голос с невероятной и безнадежной мукой.

Девушка моргнула. Слезы застилали глаза.

«Во что ты играешь со мной? Мне слишком плохо…»

Она потеряла его из виду всего лишь на мгновение. Ее веки сомкнулись, разомкнулись… и она начала тихо скулить от животного страха.

Лицо сидевшего в кресле существа уже не было лицом ее «отца». Она увидела голову, рыхлую, как тесто, с глубокими провалами вместо глаз, зыбкой извилистой щелью рта и паутиной движущихся морщин. Лицо было круглым и мертвенно-белым, будто луна, но вовсе не по той причине, что на него падали лучи ночного светила…

И тут кукла, о которой девушка успела забыть, зашевелилась у нее за пазухой. Ощущение, что она беременна чем-то, что еще недавно было мертвым и вдруг ожило, оказалось чрезвычайно сильным, словно прямиком перенесенным из генетической памяти. А еще она почувствовала щекотку – поначалу легкую, – но это было не то, от чего ей хотелось смеяться. Потом щекотка сменилась приглушенной болью, точно кто-то копался в ее потрохах, а она находилась под местной анестезией. Но все было гораздо хуже: кто-то попросту пожирал ее, а она совсем не была спартанским мальчиком. И тогда она с ужасающей ясностью поняла: кукла – это был последний «подарок» от Папочки.

– Впусти меня, – попросил атавистический кошмар, и девушка даже не заметила, как отчаяние повалило ее на пол и вернуло в позу зародыша. Она услышала частый глухой стук – это билась о линолеум ее голова – и почувствовала вкус крови, но не боль.

Неясная фигура потянулась к ней из кресла, накрыв своей тенью. Что-то (или кто-то) пытался прорваться сквозь твердую скорлупу ее ужаса… и наконец проник в нее, сделавшись центром крика, который расходился в темноте подобно кругам на воде…

9

Преждевременно состарившиеся, высохшие, шелестящие оболочки, звавшиеся твоими сестрами… Они говорили тебе о смирении. Они рассказывали, в чем следует искать утешение. Они толковали о жизни вечной, что ждала тебя после жизни земной – если, конечно, ты не поддашься дьяволу, который предложит тебе кое-что поинтереснее одиночества, бездетности, нагоняющих тоску ритуалов и укоряющего шепота невест христовых – настолько обескровленных, что у них не осталось сил даже на то, чтобы закричать. Они говорили тебе, что мир за стенами монастыря – сплошная угроза для души, и чего же они добились? Ты стала думать о дьяволе и мечтать о его подарках.

Он оказался куда щедрее Санта-Клауса.

* * *

Обнаружить после этого, что в вагоне она уже не одна, было не самым большим потрясением. И в каком-то смысле даже спасением от себя самой. Словно бесплотная рука, шарившая у нее внутри в поисках припрятанного безумия и почти добравшаяся до цели, внезапно выскользнула и занялась тем же – но снаружи. Огромное облегчение. Мир снаружи и так всегда был для девушки чужим, враждебным, холодным и обладал всеми симптомами депрессивно-маниакального психоза. А тут и обстановка оказалась как нельзя более подходящей…

Напротив нее сидел человек («А ты уверена?») – сидело существо, похожее на человека. То самое, из палаты внутри шатра. То, чьим хозяином был абориген в желтом халате, – хотя теперь девушка сомневалась в этом. В течение нескольких секунд она всерьез пыталась решить очень старую проблему, о которую сломали зубы пара десятков философов и пара сотен психиатров: что делает человека человеком? И действительно, не внешнее же сходство с прочими двуногими и прямоходящими. Не способность издавать членораздельные звуки. И даже не желание играть с себе подобными в какие-нибудь нехорошие игры и при этом обязательно выигрывать. Наверное, дело в чем-то совсем простом, подумала девушка. В том, что лежит на самой поверхности и потому всегда ускользает. Как сейчас ускользнуло и от нее. Но это было даже к лучшему: она вдруг осознала, что пытается спрятаться от необходимости действовать в лабиринте мыслей, хотя никакая мысль помочь не в состоянии.

Сидевшее перед ней существо было совершенно голым, но не испытывало от этого ни малейшего неудобства. Напротив, оно непринужденно мастурбировало. Почти двухметровый рост, лицо с пухлыми чертами пятилетнего ребенка и рыхлая на вид кожа, не знавшая солнечного света. Достоинство соответствующего размера поршнем двигалось внутри кулака, который был немногим меньше ее головы. Навершие цвета сырого мяса смахивало на заимствованную часть какого-то другого, не настолько бледного тела, а его мелькание от многократного повторения выглядело как дурацкий фокус.

Девушка первый раз видела голого самца. Порнофильмы в счет не шли – сейчас главное значение имел эффект присутствия. Ритм участился, существо издало долгий стон. Сперма выплеснулась прерывистой струей, несколько капель попало ей на ботинки. Девушка дернулась; сквозь ее мозг и тело пронеслась ледяная колючая волна. Дрочивший на нее самец и ее нестерпимая потребность очнуться от происходящего достигли оргазма почти одновременно. Мысли больше не тормозили ее, потому что ясно было: дальше будет только хуже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});