Флёр - Синтия Хэррод-Иглз

— Какая отвратительная ахинея, — воскликнула Флер. — Не думайте, что вы сможете навязать свое общество мадам Полоцкой. Она обладает слишком изысканными манерами, не считаться с которыми просто нельзя. Вам, граф Петр Николаевич, лучше рассказать всю правду и немедленно просить прощения у мадам.

Мадам, бросив внимательный взгляд на Флер, перевела его на графа.

— Да, в самом деле! Правда, ничего, кроме правды, граф.

Петр, скорчив комическую гримасу, упал перед Полоцкой на одно колено, сцепив руки прижав их к груди.

— Каюсь! Каюсь! Дорогая мадам Полоцкая, неужели вы при виде моего искреннего раскаяния по-прежнему будете неумолимы, как это нам демонстрирует мисс Гамильтон? Вы ведь мать, не забывайте, а где же ваша материнская нежность? Неужели вы за меня не заступитесь? Конечно, я должен был прийти раньше, признаю. Что еще вам сказать?

Мадам улыбалась.

— Я не стану защищать вас, пока вы не придумаете ловкий предлог.

— У меня самый убедительный предлог в мире: я просто забыл! В жизни столько происходит всего, согласитесь. Хочется все сделать как лучше, но это не всегда получается. — Он вскочил на ноги и, повернувшись к Флер, протянул к ней руки. — Видите, с какой обезоруживающей искренностью я говорю вам правду. Я на самом деле хотел сразу же нанести вам визит. Неужели вы меня не простите?

— Да, я так и предполагаю сделать, — суровым тоном продолжала Флер. — Так как вы никчемный, беспечный молодой человек и на вас никак нельзя положиться и так как нет никакого средства на земле, чтобы искоренить ваш порок, я вам охотно прощаю.

— Теперь ясно как день, что вы его самый старинный друг, мадемуазель, — одобрительно сказал Фрязин. — Как хорошо вы знаете Петра!

Петр, озираясь, улыбался.

— Ну, если мы снова друзья, то мне придется вручить вам приглашение, с которым я пришел сюда. Я, как известно, обещал вашему брату, что приглашу его в наш офицерский клуб. Но еще остается невыполненное обещание вам. Разве вы не говорили, что хотели бы пойти на балет?

Флер наклонила голову в знак согласия.

— На следующей неделе дают спектакль, который вам несомненно понравится, — продолжал Петр. — Вы мне окажете честь, мадам Полоцкая и мисс Гамильтон, если соблаговолите принять мое приглашение. Я буду рад приветствовать там вашего супруга и мистера Гамильтона…

Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вбежала Милочка. За ней влетели две ее собачонки, и с достоинством вошел Ричард.

— Ах, маменька, Стенька сказал, что к нам пришли…

Прекрасно сыграно, — подумала Флер. Милочка остановилась в смущении, этакое дивное видение в розовом платьице с мягкими развевающимися локонами.

— Да, любовь моя, — у нас визитеры, — ответила мадам как ни в чем не бывало. — Граф Петр Карев и князь Максим Фрязин. Господа, позвольте представить вам мою дочь Людмилу Ивановну.

Милочка с невероятной грациозностью сделала реверанс, а два молодых гвардейца низко поклонились ей в ответ. Флер увидела в глазах Петра обожание, которое стало его немедленной ответной реакцией на чудесное видение. По лицу Ричарда она догадалась, что восторг брата от встречи с Каревым был омрачен многозначительным взглядом, который бросил граф на Милочку.

Он передал Ричарду приглашение посетить клуб гвардейцев, и они обо всем мигом договорились. Милочка, разумеется, тоже получила приглашение на балет. Она пришла в восторг и демонстрировала своим поведением смесь невинного, почти детского возбуждения с начатками едва заметного кокетства по отношению к графу Петру Кареву. Она, вероятно, нашла его весьма привлекательным, и Флер было очень жаль Ричарда, который пытался преодолеть первые острые приступы ревности.

Беседа оживилась, и молодые люди приступили к обсуждению планов на будущее. Всем было ясно, что их знакомство не закончится после просмотра балета.

— Боже, какое нам предстоит лето! — воскликнул граф Петр. — Какое счастье, что мы встретились на корабле, ведь в противном случае ничего такого не произошло бы! Мы будем видеться постоянно и проведем чудесное время: я вам это обещаю.

Флер переводила взгляд с Милочки на Ричарда и обратно, заметив краем глаза, что мадам делает то же самое.

— В этом у меня нет ни малейшего сомнения, — сказала она.

 12

Флер, сидя в постели, писала письмо тетушке Венере.

«…Пишу при свете лампы, разумеется. Здесь нет газового освещения, даже в царском дворце, и от этого жизнь иногда становится неприятно примитивной. Русские освещают улицы горящими факелами, а это шаг назад, в средневековье.

Я хорошо узнала извозчиков, о которых упоминала в своем последнем письме. Они — неотъемлемая часть жизни города и являются предметом постоянных шуток. Возницы здесь разных национальностей, и каждая прослойка обладает своими характерными чертами. О немцах говорят, что они здравомыслящие, о финнах — что они мрачные, поляки — безрассудны, хотя трудно поверить, чтобы извозчик был безрассудным, так как по закону, если он только заденет пусть даже ногу пешехода, несчастного могут высечь кнутом и сослать в Сибирь, и никто не станет разбираться, кто виноват в этом происшествии — он или сам пешеход.

Говоря о каретах, должна сообщить тебе, что я видела самого царя. Это произошло на Невском проспекте, когда я ехала в карете с Милочкой. Вдруг послышались крики: — Государь! Государь! И Милочка, ущипнув меня за руку, подтолкнув под локоть, сказала: „Ты только посмотри Флерушка (это она так меня называет) — вон император!“ Он проехал мимо нас в чрезвычайно скромной карете, запряженной одной лошадью без сопровождения гвардейцев, закутавшись в простую шинель, словно какой-то чиновник, направлявшийся в присутствие! Мне рассказали, что такому стилю следуют все цари со времени царствования Петра Великого, и это делает их популярными среди простого народа.

Если судить по беглому взгляду, он довольно красивый мужчина, и я не слыхала о нем ничего дурного, только хорошее, о его честности и усердии и прочих добродетелях. Он проявляет особый интерес к военным училищам, часто посещает их.

Это тем более удивительно, что все у нас то и дело твердят о том, что он обожает насилие и ужасно кровожаден, что он готов вступить в войну из-за раздела Турции. Здесь таких разговоров не ведется, могу вас в этом заверить! Все убеждены в том, что император не хочет войны и что он предпринимает все возможное ради сохранения мира, который позволил нам организовать Всемирную выставку.

Простые люди не хотят войны. Крестьяне ненавидят воинскую повинность, хотя теперь они служат не всю жизнь, а только пятнадцать лет. Но даже сейчас, когда забривают мужику лоб, вся деревня оплакивает его, словно покойника. Домашних слуг отправляют в армию в качестве самого сурового наказания.