Осколки - Евгений Игоревич Токтаев

собирался давно, но вот только сейчас дошли руки.

Вторая грамота, как и первая, была подготовлена Эвменом, но вот царскую печать к ней прикладывал уже Пердикка, а второй оттиск, по которому предполагалось определить получателя денег принадлежал вовсе не архитектору Дейнократу, царскому любимцу, строителю Александрии.

Пердикка запечатал грамоту, даже не уточнив, кому выделяет деньги. Давно прошли те времена, когда десять талантов считались македонянами чем-то внушительным. Филоксен по долгу службы оказался дотошнее, но ответы Антенора его вполне удовлетворили. Гетайр был готов к каждому из них.

Фрурарх Сард, в отсутствие Менандра исполнявший обязанности местного стратега, для перевозки золота выделил шесть упряжек волов и триста человек охраны. Антенор прибавил к ним своих людей во главе с шатапатишей, сотником Митробатом, а сам вместе с Каувайчей, не дожидаясь погрузки и отправки золота помчался налегке к основной цели.

В Пергам они доехали без приключений. Там случился небольшой переполох. Слуги Барсины волновались, почему госпожа уезжает без них.

— Я куплю тебе новых рабов, — заявил Каувайча.

— Но эти были со мной долгие годы, — недоумевала Барсина, — это верные люди.

— Никому сейчас верить нельзя, — возразил Каувайча.

Он не стал скрывать от сестры, что случилось и почему она должна уехать. Барсина не сопротивлялась, всё сразу поняла. Уж кем-кем, а дурой её никак нельзя было назвать. Дочь могущественного сатрапа, в братьях сплошь сатрапы и военачальники, жена трёх полководцев, которых считали самыми великими и искусными среди современников, она не была раскрашенной куклой, получила прекрасное образование, отлично знала, как опасна и переменчива дворцовая жизнь, как ненадёжна знатность рода.

Малыша Геракла суета и сборы напугали, он даже пытался реветь, но Антенор его отговорил и рассмешил, при этом сам себе удивился, ведь прежде не имел опыта общения с маленькими детьми. Дядьку своего родного Геракл не помнил, как, впрочем, и отца, и других родственников. Когда они с матерью ещё находились при войске он был слишком мал.

Из Пергама они поехали в Эфес и, хотя уже не могли мчаться так, как прежде, всё же прибыли туда за день до появления каравана с золотом. Передача денег в храм и трапедзу прошла без происшествий. Все формальности утрясли, охрана отбыла обратно в Сарды. Каувайча отослал и своих людей, кроме одного, сотника Митробата. С ним предстояло реализовать самую важную и трудную часть плана Эвмена.

Из Эфеса они отправились в Карию. Бывшая её столица, Алинда, была дарована Александром царице Аде во владение, и резиденция сатрапа переместилась в город Миласу. Сюда они и приехали.

Ещё по дороге, в Галикарнасе, Каувайча навёл справки о «наделах коня», расположенных в сатрапии, и выбрал подходящий. Из держателей этих наделов Ахемениды формировали тяжёлую поместную конницу. Изначально каждый «надел коня» был довольно большим. Всадник сажал на землю несколько семей арендаторов, благодаря им и сам жил в достатке, и на службу приходил добротно снаряжённым.

Однако рождались сыновья и надел делился между ними. А потом между внуками и правнуками. Наделы становились ничтожными, доходы падали, но службу исполнять нужно было всё равно.

Наделы по закону нельзя было отчуждать, но обедневшие всадники и здесь нашли лазейку. Они «усыновляли» торгашей, те за бесценок «наследовали» землю, а в войско вместо себя выставляли слуг. Да тех же бывших хозяев, у которых всего имущества оставались доспехи да конь.

Вот один из таких наделов присмотрел и «купил» Каувайча. Митробат должен был сыграть роль одного из братьев прежнего владельца. Местные о существовании братьев слышали, но прежде не видели, те много лет провели на войнах сначала за Ахеменидов, потом за Искандера. Прежний владелец земли уверил Каувайчу, что истинных хозяев уже нет в живых. Один сложил голову при Иссе, двое других при Гавгамелах.

Барсине назначили роль вдовы одного из братьев, которую последний из оставшихся согласно обычаю взял за себя. Она не посмела возразить Каувайче, хотя такие внезапные перемены в привычном жизненном укладе её изрядно перепугали.

А Геракл… Антенор согласился с Каувайчей, что это имя лучше забыть. Мать втайне от царя назвала малыша Нарьяманой, что означало «Имеющий стройных коней». Антенор знал, что это имя дано мальчику не просто так. Это лишь половина имени, но полное называть было так же опасно, как и настоящее.

Месяц они с Каувайчей приглядывали, как Митробат, Барсина и Геракл устраивались в своём новом доме в окрестностях Хрисаориды, знакомились с арендаторами. Земля тут была не самая лучшая. Много леса, много скал, гора на горе. Да и захолустье. Арендаторы тут совсем не жировали. Грея пузо на солнышке не проживёшь. Митробату предстояло потрудиться. Но его работа не пугала. На тот момент ему едва исполнилось сорок. Он был здоров и крепок. Тридцатидевятилетняя Барсина тоже обладала хорошим здоровьем, Геракла она родила в возрасте, когда иные женщины уже становились бабками.

На чёрный день Митробат имел кубышку, да такую, какая не у каждого варварского царька есть — те самые десять талантов на феме Кодра. Это по его, сотника, перстню, а вовсе не Дейнократову, трапедзит обязался в любой момент выдать деньги, часть или все.

Наконец, убедившись, что всё устроено благополучно, Антенор и Каувайча отбыли к Эвмену.

Снова увидеть мальчика бывшему конюху довелось через пять лет, когда тому исполнилось девять. Вырвавшись из Норы, Эвмен отправился сначала в Киликию, где смог завербовать аргираспидов, а потом в Финикию в намерении построить флот. А верного своего гетайра отправил проведать своё главное сокровище.

Увиденное тогда Антенора вполне удовлетворило. Нарьямана был хорошо развит и телесно и умственно. Не слишком высок, в отца, но крепок. Отлично стрелял, ездил верхом. Говорил на двух языках, бегло читал. Был очень любознателен, опять же, в отца. Засыпал Антенора вопросами.

У мальчика здесь завелись друзья — дети арендаторов. С одним из них, Арвасатхой, малыш особенно сблизился. И в один прекрасный день Антенор услышал, как тот назвал Нарьяману Гершаспой.

Сердце Антенора ёкнуло, и он в тот же день переговорил с Барсиной.

— Не рассказывала я ему ничего, — ответила женщина, — а что Арвасатха его так зовёт — совпало просто. Игра у них такая.

Игра…

Ничего себе совпадение.

Сама Нарьямана Гершаспа,[102] лучший из Самов, драконоборец, истребитель чудовищ. Победитель рогатого ядовитого змея Сэрвары, пожиравшего коней и людей. Убийца златопятого Гандарвы, каменнорукого Снавидки и множества других могучих врагов рода людского.

Величайший герой ариев.

И именно его имя Барсина вплетала в колыбельные малышу, названному именем другого величайшего героя.

Геракл Гершаспа.

— Он сам-то знает?

— Нет, — ответила Барсина, — я же говорю — совпадение, игра. Мы его зовём только Нарьяманой.