Правдивые байки воинов ПВО - Сергей Дроздов

Мужик он был «грамотный», но крайне неприятный в общении и имевший отвратительные манеры. Любое его появление было сущим наказанием для командования частей и подразделений. Придирчивый, мелочный, имевший привычку читать все дурацкие планы и протоколы, он обладал хорошей памятью, и горе было тому, кого «дядя Рома» невзлюбит. Не одну судьбу он шутя сломал в своё время…

Понятно, что весть о его посещении ввергла в панику Никиту Сергеича с Бабраком Кармалем, а они наехали на всех нас по полной программе. Целую неделю, днём и ночью, мы готовились к визиту «дяди Ромы».

Накануне его прибытия выяснилось, что он решил сначала «поработать» в 8 дивизионе, у Папана. Хуже известия для Папана было – не придумать. Папан засел за бумаги.

Командир дивизиона, имевший красивую фамилию Бузырев (и кличку – «Бездарев»), решил показать генералу «товар лицом», и дал команду прогреть замерзшие батареи парового отопления в штабе паяльной лампой. Вроде бы всё прогрели хорошо, сам Бездарев контролировал процесс, но беда никогда не приходит одна…

Утром 1-го декабря я прибыл на свой КП на «радионяню» и был поражен выражением лица командира.

«Зажимщик» ночью сгорел!» – сообщил он мне.

«Весь?» – переспросил я потрясённо, – «Жертвы есть, что с людьми?»

«Да нет, все живы, даже казарма цела, но сгорел штаб, вся секретная библиотека, а главное – совершенно секретные блоки к „Паролю“. Больше деталей не знаю» – ответил мне командир.

Это было мощнейшее ЧП.

Надо сделать небольшое пояснение. Для того чтобы можно было определить государственную принадлежность цели на экранах радиолокаторов, на всех самолетах и пароходах стоит аппаратура госопознавания, в просторечье именуемая «свой-чужой». Такая же, но только наземная станция, имеется в каждом подразделении ПВО. Для того, чтобы противник не мог сигнал подделать, его кодируют и шифруют. Эта аппаратура – самая секретная часть любого самолета.

Когда в 1976 году Беленко угнал свой МИГ-25 в Японию, самый большой вред он нанёс нашей стране не расшифровкой ТТХ самолёта и его вооружения (это и так все, кому интересно, у неприятеля – знают). Американцам удалось изучить систему госопознавания «Кремний-2М», стоящую на самолёте. Она была «скомпрометирована».

В результате пришлось срочно разрабатывать и принимать на вооружение новейшую систему «Пароль» и заменять ею ставший ненужным «Кремний». А это обошлось стране во многие сотни миллиардов тех ещё рублей…

И тут у Папана в дивизионе сгорают новейшие и секретнейшие блоки «Пароля»!!!

Дадим слово герою:

«Сижу я в кабинете, пишу какие-то бумаги к приезду «дяди Ромы». Вдруг вбегает дневальный: «Товарищ старший лейтенант, штаб горит!!!» (у Папана окна выходили на противоположную от штаба сторону казармы). Выбегаю – мать честная – и правда горит. Объявили «готовность №1», вызвали пожарников, позвонили к соседям – пограничникам за помощью. Куда там! Сухое здание штаба горело как спичка, через 5 минут к нему и на 20 метров было не подойти.

Из офицеров первым прибежал старый капитан, комбат стартовой батареи. Он так рыкнул на своих «отличников», что они умудрились выломать стальные решетки на окнах класса стартовой батареи и вынести стенды с картинками ракет, пусковых установок и транспортно-заряжающих машин. Эти стенды не представляли никакой секретности и ценности, но именно они были единственным имуществом, что удалось спасти из горящего штаба.

Огнетушители мы использовали свои все, даже с пусковых установок поснимали. Привезли свои огнетушители и пограничники с соседней заставы. Всего мы их потом насчитали 165 штук. По-настоящему, струёй, из них поливали от силы десяток. Остальные – или «писали» струйкой, как маленький ребёнок, либо просто уныло шипели. Мы их кидали в окна горящего штаба на всякий случай.

Пожарники из Усть Луги приехали к утру, когда уже обвалилась крыша и упали стены. Они залили остатки пожарища водой и уехали обратно.

Утром к нам прилетели два вертолета с кучей генералов и полковников. Такого количества генералов – «особистов» и «восьмёрочников» я не видел никогда в жизни.

Их всех интересовало только одно: не был ли пожар умышленным поджогом, с целью скрыть следы предположительно похищенных нами с Бездаревым блоков «Пароля». Все их полковники, из свиты, увлеченно копались в дымящихся развалинах штаба. На наше счастье к обеду нашлись все расплавленные останки секретных блоков. «Особисты» повеселели и успокоились.

«Пароль» не был скомпрометирован, и они потихоньку улетели обратно, оставив нас на попечение местного начальства и прибывшего «дяди Ромы».

«Дядя Рома» после этого решил взяться за меня. Он пришел в мой кабинет и приступил к экзекуции.

«Предъявите мне планы партполитработы – перспективные и ежемесячные!» – потребовал «дядя Рома». Планы у меня были написаны, и я готов был их показать. Только и в обычной-то ситуации «дядя Рома» нашел бы в них 100 недостатков, а уж после пожара…

Роль сейфа, где положено было хранить всю драгоценную документацию, у меня играл старый, обшарпанный и неработоспособный холодильник «ЗИЛ», оставшийся в наследство от предшественников. Вместо колбасы и молока я хранил в его недрах все планы и протоколы.

И тут меня осенило: «Планы сгорели в здании штаба!» – сообщил я ненавистному генералу со скорбью в голосе.

«Предъявите протоколы партийных и комсомольских собраний!!!» – не унимался «дядя Рома».

«Протоколы тоже – сгорели!!!» – нащупал я путь к спасению.

«Как они там оказались?» – не сдавался и «дядя».

«Готовились к Вашему приезду, собрал на проверку и запер в сейф всю необходимую документацию» – ответил я ему.

«Дядя Рома» явно не ожидал такой подлости с моей стороны, проверять ему было решительно нечего.

«Почему сейф не в кабинете был? Вон какой холодильник поставил. Совсем скромность потерял!!» – уже больше по-инерции разорялся генерал.

Я напрягся, как бы он сам не полез в этот холодильник, где и лежали все «сгоревшие» документы. Но «ЗИЛ» имел такой затрапезный вид, что «дядя Рома» побрезговал к нему прикасаться.

«Пойдёмте смотреть вашу ленинскую комнату!» – не унимался «дядя Рома». Это осложняло ситуацию. Ленкомната была в казарме, и от пожара не пострадала.

(Но дверь в ленинскую комнату Папаниного дивизиона была «с секретом». Бойцы раздолбали ручку, и она держалась «на соплях», да и поворачивать её надо было не вниз, а вверх. Иначе она могла выскочить из двери. «Свои» всё это знали, и привыкли открывать дверь аккуратно).

«Дядя Рома» подошел к ленинской комнате и дёрнул ручку вниз. Она тут же оторвалась и оказалась у него в руке.

Это переполнило чашу терпения «дяди Ромы». Он с силой «хряпнул» эту ручку об пол, посмотрел на меня с ненавистью и, как ошпаренный, выскочил из казармы. После чего сел в свою машину и укатил в неизвестном направлении. Мы с Бездаревым даже «до свидания» сказать не успели.

Никогда в жизни я так не радовался, как в момент отъезда «дяди Ромы».

Оргвыводы по пожару были такие:

Бездарев и Папан получили: по строгому выговору с занесением по партийной линии; и по предупреждению «о неполном служебном совпадении», как шутят в армии.

Ну а главное: на годовом подведении итогов старейшинами был оглашен Указ об их награждении Орденами Святого Ебукентия – Поджигателя.

Были вручены и заботливо сделанные ордена. Бригадный святой на них держал в руках большой факел.

После пожара, на каких-то сборах в штабе армии, в перерыве к нам с Папаном подошел наш бывший начпо Валерий Николаевич Запорожный. (Он хорошо относился к Папану и любил пошутить).

«Ну что, Андрей. Ты горишь синим пламенем, да ещё подкладываешь под себя секретную литературу!!!» – поприветствовал он Папана.

Папановский дивизион через полгода после этого пожара неожиданно решили расформировать. Нас это решение очень удивило: боевая позиция именно у «Зажимщика» была наивыгоднейшая из всех дивизионов бригады для обстрела маловысотных целей на подступах к Ленинграду. Но это странное решение оказалось лишь первым «звоночком» в последующей вакханалии бездумных сокращений групп войск, армий, корпусов и дивизий, с последующим выкидыванием войск и техники буквально в чистое поле…

Но это – тема для другого разговора.

Второй свой орден, уже от государства, «Знак Почёта», Папан получил «за целину», где он был парторгом батальона.