Убийство по-китайски: Золото - Роберт ван Гулик

Покачав головой, судья пошел в комнату напротив. И там было пусто, если не считать какой-то мебели, укрытой соломенными циновками.

Заканчивался проход массивной дверью, плотно закрытой и запертой. В глубокой задумчивости судья вернулся в коридор.

Дверь в конце его, искусно украшенная резными облаками и драконами, была обезображена несколькими досками, приколоченными в верхней ее части, в том месте, где приставы выломали филенку.

Судья сорвал полоску бумаги с печатью управы и открыл дверь. Высоко подняв фонарь, он оглядел маленькую квадратную комнату, просто, но изящно обставленную. Слева — высокое, узкое окно; прямо под окном — тяжелый эбонитовый поставец, увенчанный большой медной жаровней. На жаровне — круглый оловянный сосуд для кипячения воды. Рядом с жаровней судья увидел маленький заварной чайник тончайшего сине-белого фарфора. Остальная часть этой стены была полностью занята книжными полками; противоположная стена — также. В стене напротив входной двери имелось низкое и Широкое окно, затянутое идеально чистой бумагой. Перед окном стоял старинный палисандровый стол с тремя выдвижными ящиками и удобное кресло, тоже палисандровое и с красной атласной подушкой на сиденье. На столе не было ничего, кроме двух медных подсвечников.

Войдя внутрь, судья обратил внимание на темное пятно на тростниковой циновке между чайным поставцом и столом. Скорее всего, оно осталось от чая, вылившегося из пиалы, когда судья упал навзничь. Да, наверно, покойный судья поставил воду на уголья и сел за стол. Услышав, что вода закипела, он подошел к жаровне и залил заварной чайник. Затем там же, у поставца, он наполнил свою пиалу и пригубил из нее. Яд подействовал мгновенно.

Заметив ключ, торчащий в хитроумном замке, судья открыл поставец и с восторгом стал разглядывать набор утвари для чайной церемонии, занимавший две полки. На посуде ни пятнышка — несомненно, следователь и его помощники тщательно осмотрели все.

Он подошел к столу. В ящиках пусто. Именно в них следователь нашел личные бумаги убитого. Судья тяжело вздохнул. Какая жалость, что он не видел комнаты сразу после того, как тело было обнаружено!

Оборотившись к полкам, он лениво провел пальцем по верхнему обрезу книг. Они были покрыты толстым слоем пыли. Судья Ди удовлетворенно улыбнулся. Нашлось по крайней мере что-то, что не было еще изучено, — видимо, на книги следователь и его помощники не обратили внимания. Оглядев плотно уставленные полки, судья решил отложить это дело до прихода Хуна.

Развернув кресло так, чтобы оно смотрело прямо на дверь, он устроился в нем, спрятал руки в широкие рукава и попытался представить себе человека, который мог бы пойти на это убийство. Ведь убийство должностного лица, имперского чиновника, — это преступление против государства, за которое по закону полагается смертная казнь, и при этом самая мучительная: что-нибудь вроде ужасной «медленной смерти», или четвертования заживо. Преступником должны были двигать по-настоящему серьезные мотивы. Но как ему удалось подсыпать яд в чай? Скорее всего, отравлена была вода в сосуде на жаровне, поскольку оставшийся чайный лист был проверен и отравы не содержал. Остается еще одно-единственное предположение, которое следует обдумать: убийца мог послать или сам вручить судье порцию чая, которой хватило бы только на одну заварку и которая была отравлена.

Судья Ди снова вздохнул. Он вспомнил о привидении. Доселе он ни разу в жизни не сталкивался с подобным сверхъестественным явлением и не был полностью уверен, что таковым оно было на самом деле. Это мог бы быть какой-нибудь фокус. Но в таком случае он был разыгран и перед следователем, и перед Таном. Кто же осмелился изображать из себя призрака прямо в стенах управы? И зачем? А может быть, в конце концов подумал он, это и вправду был дух убитого судьи. Откинув голову на спинку кресла, судья прикрыл веки и попытался вызвать призрака, представив себе его лицо таким, каким он его видел. А вдруг мертвый подаст ему какой-нибудь знак, чтобы помочь в разрешенье этой загадки?

Он быстро открыл глаза, но в комнате по-прежнему было тихо и пусто. Судья сидел некоторое время недвижно, без всякой цели созерцая красный лаковый потолок, пересеченный четырьмя тяжелыми балками. И заметил на потолке пятна пожухшей краски, а в углу над поставцом — пыльную паутину. Очевидно, чистота заботила покойного судью не так, как его старшего стряпчего.

Наконец явился старшина Хун, а при нем два стражника с большими подсвечниками. Судья Ди приказал стражникам поставить свечи на стол и отпустил их.

— Единственное, что нам досталось, старшина, — сказал он, — вот эти полки с книгами и свитками. Их здесь довольно много, но если ты будешь подносить их сразу по нескольку и забирать просмотренные, мы управимся достаточно быстро!

Хун бодро кивнул и взял стопку книг с ближайшей полки. Пока он рукавом стирал с книг пыль, судья развернул кресло к столу и начал просматривать добычу, разложенную перед ним старшиной.

Прошло не менее двух часов, прежде чем Хун вернул последнюю стопку книг на полку. Судья Ди откинулся в кресле и вынул из рукава складной веер. Энергично обмахиваясь, он сказал с довольной улыбкой:

— Ну вот, Хун, теперь у меня есть довольно четкое представление об этом человеке. Я просмотрел книги его стихов: написаны изящно, но по содержанию мелковаты. В основном — любовные, по большей части — посвященные блудницам, известным в столице и в прочих местах, где служил судья Ван.

— Вот и Тан, ваша честь, обиняками обмолвился, — вставил Хун, — судья, мол, был человеком не очень-то нравственным. Даже проституток не раз приглашал в свой дом, и они оставались тут на ночь.

Судья Ди кивнул.

— В той парчовой папке, которую ты подал мне пару минут назад, — сказал он, — не было ничего, кроме эротических рисунков. Кроме того, я обнаружил несколько трактатов о вине, о приемах виноделия в различных частях Империи, и поваренные книги. С другой стороны, он составил замечательное собрание великих поэтов древности, каждый том переплел и снабдил собственными заметками и примечаниями на полях — почти на каждой странице. То же самое можно сказать о его всеобъемлющей подборке трактатов по буддизму и учению даосов. Зато писания конфуцианских классиков остались в том же девственном состоянии, в каком были куплены! Далее: в его библиотеке, как я заметил, хорошо представлены науки — основные труды по медицине и алхимии, а также несколько редчайших древних трактатов о загадках, головоломках и всяческих хитроумных устройствах. Книги же по истории, государственной политике и управлению, а также по математике замечательны своим полным отсутствием.

Поворотив кресло, судья продолжил:

— Из всего этого я делаю вывод: судья Ван был поэт с обостренным чувством красоты, а также философ, глубоко интересовавшийся мистицизмом. И в то же время он был человек чувственный, немало приверженный всевозможным земным радостям, — сочетание, как я понимаю, не слишком редкое. Он был полностью лишен какого-либо тщеславия и предпочитал оставаться в должности судьи где-нибудь подальше от столицы, в тихом уезде, где он мог быть сам себе хозяином и жить, как ему хочется. Пенлей — уже девятое место, куда он был назначен судьей. А все потому, что у него, как я полагаю, не имелось ни малейшего желания продвинуться по службе! Но человек это был весьма образованный и любознательный! Его интерес к загадкам, головоломкам и хитроумным устройствам вкупе с многолетним опытом позволили ему стать неплохим судьей для здешних мест, хотя я вовсе не уверен, что он ревностно выполнял свои обязанности. Семейные узы были ему также безразличны. Поэтому после смерти первой и второй жены он больше не женился, довольствуясь мимолетными связями с блудницами и певичками. Он сам достаточно точно определил свой образ жизни в названии, которым наградил свою библиотеку. — Судья Ди веером указал на пластину с иероглифами, помещенную над дверью.

Хун не смог удержать улыбки, прочитав: «Келья Перекати-Поле».

— Однако, — продолжил судья, — я кое-что обнаружил, и это кое-что никак не сообразуется со всем прочим. — Взяв продолговатую записную книжку, отложенную в сторону, судья спросил: — Где ты нашел ее, Хун?

— Она лежала за книгами вон там, на самой нижней полке, — показал старшина.

— В эту записную книжку судья собственноручно записал длинные ряды дат и чисел, а далее следуют целые страницы сложнейших вычислений. И ни единого поясняющего слова. Однако господин Ван представляется мне не тем человеком, который стал бы заниматься всякой там цифирью. Полагаю, все денежные дела и расчеты он перепоручил стряпчему и служащим — или это не так?

Старшина Хун кивнул утвердительно.

— В нашем разговоре Тан намекал мне на это.

Судья Ди, покачивая головой, перелистал записную книжку и задумчиво проговорил: