Кто следит за Амандой? - Дженел Тейлор

Любопытство взяло верх. Этан разрезал конверт и заглянул внутрь. Все его содержимое составляли два письма и две фотографии пять на семь дюймов. Одно письмо было на фирменном бланке адвокатской конторы, другое – написанное от руки черными чернилами – лично от Уильяма Седжуика.

«Дорогой Этан!

Однажды ты сказал, что, если мне когда-либо понадобится помощь, я могу на тебя рассчитывать. Достаточно будет сказать одно слово. И вот я говорю его. Я абсолютно уверен, что ты выполнишь мою просьбу, и это служит для меня большим утешением.

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых...»

– Проклятие, – сказал Этан, качая головой. Он сунул письмо обратно в конверт и осторожно положил его на стол.

Пока он прочитал достаточно.

– Что значит – ты не пойдешь на чтение завещания? – спросила Дженни Коулз, наливая чай в стоящие на кофейном столике керамические чашки.

– Это значит, что я не пойду, – повторила Аманда. Она откинулась на спинку дивана в своей маленькой гостиной и обхватила руками теплую кружку, вдыхая успокаивающий аромат чая «Ирландский завтрак».

Дженни водрузила ноги на кофейный столик и резким движением закинула свои золотисто-каштановые волосы на спину.

– Аманда, давай спокойно рассмотрим твою ситуацию, хорошо? Во-первых – вчера тебя уволили с работы. Во-вторых – в конце месяца закончится твоя медицинская страховка. В-третьих – через три недели тебе нужно платить за квартиру. В-четвертых – памперсы на деревьях не растут. Продолжить?

Дженни была лучшей подругой Аманды, они дружили еще со средней школы, когда Дженни переехала из Квинса в Бруклин. Девушки являли собой полную противоположность, и такими они были всегда, но почему-то это только сближало их. Дженни была коммуникабельной, бесстрашной и стильной. Сейчас на ней был удлиненный вязаный жакет из черного мохера, белая атласная кофта и сексуальные, низко сидящие джинсы, на ногах – черные кожаные сапоги по колено. Аманда же была одета в розовую футболку с длинными рукавами, легкие джинсы и кроссовки, общую картину дополнял переброшенный через плечо детский «слюнявчик» – «мамочкина одежка», как называла такой наряд Дженни.

Дженни сделала глоток.

– Я буду сидеть на этом диване, пока не смогу убедить тебя, что в том, что ты примешь то, что твой отец оставил тебе по завещанию, нет ничего предосудительного.

Аманда тяжело вздохнула:

– Нет, Дженни, это неправильно. Ну, как можно принимать деньги от человека, который при жизни едва помнил, что я его дочь? Как меня охарактеризует такой поступок?

– Такой поступок, прежде всего, засвидетельствует то, что ты не идиотка, – продолжала настаивать на своем Дженни, – и то, что тебе нужны деньги. Твоя гордость не должна помешать тебе выжить. Ты должна найти новую работу со всеми полагающимися льготами, а это не так просто в начале праздничного сезона. Ты в безвыходном положении.

– Даже если ты права, – сказала Аманда, – я...

– Дорогая, – прервала подругу Дженни. – Я знаю, как ты мечтала о том, чтобы он был тебе настоящим отцом. Но этого уже никогда не будет. Пора подумать о будущем. А для будущего нужны деньги, которые, возможно, он тебе оставил.

Аманда обхватила себя руками:

– Мне не нужны его деньги. Я буду отвратительно себя чувствовать, если воспользуюсь деньгами, которыми он хотел откупиться от меня.

– Ох, Аманда, – вздохнула Дженни. – Благородство не поможет тебе оплатить счет за квартиру.

Аманда понимала, что подруга права. Но ее мать за всю свою жизнь не взяла у Уильяма Седжуика ни цента.

«Мама, как бы мне сейчас пригодился твой совет!» Задумавшись, Аманда рассматривала потолок.

– А как насчет того, чтобы просто пойти на слушание? – продолжала настаивать Дженни. – Просто сходи и послушай. Может быть, он тебе ничего и не оставил. А может быть, он оставил замечательное письмо, где говорит, как он сожалеет о том, что был таким дерьмовым отцом.

– Это возможно, – сказала Аманда, оживившись. – Может быть, он действительно написал мне письмо или оставил что-нибудь на память о себе. Это бы мне понравилось. И неплохо бы увидеть Оливию и Айви и выразить им мои соболезнования.

Неожиданно Аманда вспомнила, что по чистой случайности видела одну из своих сестер в тот самый день, когда скончался их отец. Казалось, само провидение столкнуло их вчера, пусть даже Оливия и не заметила ее.

– Ты права, – сказала Аманда своей подруге и пригубила чай. – Я обязательно пойду.

Дженни улыбнулась и, схватив с подноса на кофейном столике шоколадное печенье, с удовлетворенным вздохом набросилась на него.

– Я знала, что сумею убедить тебя. Главное – найти нужные слова!

Этан стоял у окна своего домика, поглядывая на часы и высматривая, не мелькнет ли на дорожке голубая куртка Ника Марроу. «Поторопись, парнишка!» – думал он. Было четыре часа, а, учитывая то, что до Нью-Йорка шесть часов езды и надвигалась буря, Этану хотелось отправиться поскорее.

Наконец на фоне белого снега показалась ярко-голубая куртка.

– Ты куда-то собрался? – спросил Ник, жестом указывая на стоящий у двери чемодан Этана.

– В Нью-Йорк, – ответил Этан.

– Ух, ты! Здорово! Страсть как хочется туда попасть, у тебя там знакомые?

– Были, – сказал Этан. – Сейчас у меня там неотложное дело.

– Я не думал, что у тебя могут быть какие-то дела, – сказал Ник, откидывая капюшон и стягивая перчатки. – Мы с отцом решили, что ты или миллионер-отшельник, которому не нужно работать, или, может, наемный убийца, или даже беглый заключенный.

Этан рассмеялся:

– Ничего подобного. Я обычный парень, которому нравится жить незатейливо, вот и все. Твоя вафельница готова. Работает как новенькая.

Обычно непоседливый Ник замер. Его взгляд метнулся к вафельнице на кухонном столе, к стоящей рядом тарелке с двумя фруктовыми вафельными корзинками, и мальчишка расплакался.

Как правило, когда мальчик был на грани слез, что бывало частенько, он всячески старался сдерживаться. Тринадцатилетние мальчишки не хотят, чтобы их видели плачущими. Но на этот раз слезы текли по его щекам, а он даже не пытался их остановить.

– Ник, в чем дело? – спросил Этан, кладя руку на плечо мальчика. – Она работает отлично, и вот тебе доказательство. – Этан кивнул в сторону пирожных.

Ник захлюпал носом.

– Не знаю... Я думал, может быть... Я не знаю, – ответил он, закрыв лицо руками.

– Ты думал, «может быть» – что? – спросил Этан.

– Я думал, что будет неплохо, если вафельницу не удастся починить. – Его личико сжалось, он осел на пол, по лицу вовсю текли слезы. Рыдания сотрясали ею худенькое тельце.