ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

24

.

христианских подданных султана: мечта, сделавшаяся популярною и в козацкой

республике со времени пребывания в ней Александра Оттомануса, назвавшего себя

крещеным султаничем. Поэтому не следовало ему огорчать константинопольского

патриарха и его Греков малорусским патриархатом, который нашу церковную

иерархию привел бы прямой дорогой к „единости" с церковью римскою. Да и папу

надобно было по возможности ласкать уважением церковных традиций, рассчитывая

на его денежную помощь...

Григорий XV помогал Сигизмунду III деньгами во все время войны с Османом II и

платил ему 10.000 скуди*) ежемесячно до конца жизни, для содержания военной силы

против Турок, пе считая щедрого пожертвования, сделапного кардиналом Бамберини.

Такой же помощи ожидал и Владислав IV от папы Иннокентия X. На письмо свое о

пособии получил он ответ благоприятный. Папа обещал помогать Полякам, очевидно, в

виде подкупа пх относительно унии, которая была, как сознается польская

историография,— „зеницей ока католической церкви". Посылая в ГИольпту нунция

Торреса, архиепископа адрианопольского in partibus infidelium, то-есть титулярного или

будущего, папа велел ему действовать по предмету соединения церквей тайно даже от

короля и примаса **), открываясь во всем только трем лицам, Оссолинскому, Селяве и

Терлецкому, которые должны были наставлять его, как поступать с примасом, чтоб он

помог у короля и стоял за Брестскую унию на сейме.

Этот наказ обнаруживает сам по себе, какого двуличного человека сделал своим

наперсником Владислав IV в особе канцлера, и чего надобно было ждать от

королевского любимца в решительные моменты внутренней и внешней политики.

Оссолинский придумал способ для открытия военных действий против Турции без

согласия польской палаты депутатов, называвшейся Посольскою Избою и польской

палаты перов, называвшейся Избою Сенаторскою. Король был от него в восхищении.

По плану канцлера, известное уже нам постановление сената об отказе Татарам в

подарках должно было оставаться во всей силе до полного собрания на сейме обеих

законодательных палат. Раздосадованные отказом Татары не замедлят вторгнуться в

польские границы. Тогда король воспользуется предоставленным ему правомъ

*) Итальянская монета scudo ценилась в 5 франков 35 сантимов.

**) Вспомним, что и в Наливайково время примас чуждался церковной уаии. (См.

выше стр. 108 первого тома).

.

25

„отвращать от государства опасность собственными средствами ѵ.м> оборонной

войны перейдет в наступательную и займет Крым. Турки станут оборонять свою

Татарию. Панам, домогавшимся от короля мира, по-неволе придется поддержать честь

польского оружия и вторжением в Турцию предупредить повторение Хотинской войны.

Обещанные папою деньги, вместе с его влиянием на католическую партию, устроят

остальное. Таков был, в общих чертах, млап Оссолинского.

Шляхта, в своем вечном разладе с патмщ желала Турецкой войпы, подобно её

родственникам, козакам, которые постоянно расходились в своих интересах с богатою

и мирною частью населения Речи Посиолитой. Оссодинский умел и дома не хуже, как

ма-грани цей, направлять умы к предположенной цели; но его задушевная цель всегда н

для всех оставалась тайною. В качестве великого, то-есть коронпого, канцлера, он, в

сеймовой пропозиции 1645 года, высказался так:

„В обеспечение украипиых земель мы основывались на платеже Татарам подарков,

которые оии попросту зовут гарачем. Ито г всюду ославленный стыд нашего народа

сносили мы еще, пока наша дань утоляла в Орде жажду грабежа и пленения в Полыпе.

Теперь же, когда весь Крым едва не обратился в разбойничий вертеп тех, которые

увозят паши подарки, король предполагает вам на размышление: хотите ли оставаться в

таком посрамлении, платя за собственные утраты, или же, уповая на милость Боною, на

дознанное счастье и доблесть нашего монарха, на пламенную готовность вождей

служить отечеству и па мужество войска, желаете поступить, как велят намъ—

неизвращенная слава наших народов, безопасность папшх братий, достоинство

шляхетской крови и, наконец, свобода стольких душ, кровью Спасителя нашего

искупленных, прикованная к языческим галерам на гибель христианства. Не хочет его

милость король отдавать на страшном Божием суде отчет в таком мпогкестве своих

подданных, отуреченных, Божие имя ругающих; не желает он также кровавых слез,

взывающих к Богу о мщении и прошибающих небеса. Готов он вверенных ему людей

заслонпть от их песчастья собственною грудью и там искать свободы, откуда приходит

неволя*.

Польско-русские магнаты, при всей своей гордости, можно сказать царственной,

издавна привыкли продавать королям свои услуги за дигнитаретва и пожалования.

Владислав задобрил представителя когда-то православных Острожских, Доминика,

князя на Остроге

т. ии.

4

26

.

Заславского, литовского подканцлера Льва Сопигу, Юрия Скумпна Тишковдча,

Иеремию князя Вишневецкого, Януша Радивида, а в том числе и фактора продажи,

Юрия Оссолинского, раздачею—кому воеводства, кому гетманства, кому города, кому

богатого староства. Прочие „дука“ польской олигархии должны были ждать и

дослуживаться такой же раздачи. Но кроме дигнитарств и королевициш, у Владислава в

руках были еще римские скуди, которые было предположено делить между

пособниками Турецкой войны. Победитель московской рати покупал у панов, под

видом помощи, косвенное позволение выступить на новое поприще военной славы, и

фактические государи Польши обещали явиться к титулярному королю своему с

контингентами, как союзники. Когда Татары будут отражены и прогнаны, в чем, после

Охматовского поражения, не сомневался никто, победители „на их шеяхъ“ въедут в

Крым; но то будет уже не войско Речи Посполитой, а хоругви польских панов:

различие, с польской точки зрения, существенное. Всем будет казаться, что воюет не

король, не Королевская Республика, а Заславский, Радивил, Вишневецкий и другие по

собственной] воле (па swoja rкkк), без ведома и дозволения короля в отмщение за

татарский побег на их владения. Этим де способом крымские ханы не раз высылали в

Польшу своих мурз; не один раз и Порта, повелев хану вторгнуться в Украину,

оправдывалась потом, что случилось это без её ведома. А чтобы Турки не помогли

Татарам, козаки, с позволения коронного гетмана, пойдут на Черное море и не допустят

галер турецких в Крым.

В ожидании папского ответа касательно 500.000 скуди ежегодно на два года, король

поставил отдать Москве город Трубчевск и звать ее к совместным действиям против

Татар, а из Турции црийдет к нему известие, лишь только загорится война с Венецией.

Ведя свои дела по обдуманному таким образом плану, король мог обойтись без

постановления сейма. Довольно было для него— согласия обоих канцлеров, коронного

великого гетмана да нескольких первенствующих панов.

Весною 1645 года ожидаемая Турко-Венециянская война вспыхнула, и в конце

апреля турецкий флот в 348 кораблей вез уже сильное войско, сухопутное и морское,

для завоевания острова Крита, считавшагося оборонными воротами Венеции.

С другой стороны хан Ислам-Гирей, не получив гарача и сведав об универсалах,

которыми король побуждал свою Республику к войне с Татарами, просили у турецкого

султана так-назы-

.

27

ваемого эмира, то-есть дозволения вторгнуться в Полый) со всеми крымскими,

ногайскими и буджацкими ордами.

Султан подозревал волошского господаря в неверности, боялся, чтоб король не

поддержал его и не соединился с Москвою против Татар, как об этом носился уже слух

в Турции. В июле прислал он хану просимый эмир.

Король спокойно вызывал татарский набег, так как недавно получил известие, что

новый хан не совладает с собственными подданными. Трудно было предвидеть, что

султанский узник, освобожденный по прихоти полупомешанного деспота, разыграет

вместе с завзятым козаком столь важную роль в пользу московской царственности,

какую готовился разыграть интриган канцлер с послушным ему королем в пользу

всемирного владычества римского папы. Но Ислам-Гирей был не таков, каким

воображали его в Польше.

Ориенталист Гамыер-Пургшталь рассказывает, что, привезенный из заточения на

острове Родосе в Стамбул, не знал он, чтб его ждет, и был принят грозным в своем

полуизступлении султаном над купальней (в июне 1644). „Смотри, Исламъ*, (сказал