Воспоминания о Николае Шмелеве - Коллектив авторов

Жаль, что я ничего не записал тогда. Так что теперь уже и не разберу, что он мне рассказал тогда, что – позже, а что я почерпнул из его текстов, в которых он не раз возвращался к тем драматическим временам. Но главные аргументы Николая Петровича запомнились. Первым разочарованием был стремительный распад Межрегиональной группы и резкое изменение климата отношений между ее лидерами. Заговорили возросшие амбиции, возникли группировки, столкнулись интересы, начались интриги. Это было не для Шмелёва – человека, органически не приемлющего весь этот букет служебных и человеческих отношений, столь знакомых ему по советским временам (он ведь и в отделе пропаганды и агитации ЦК КПСС – 1968–1970 гг. – больше двух лет выдержать не смог и нашел способ уйти оттуда). Но самым сильным ударом для Шмелёва было содержание программы экономической реформы, предложенной Егором Гайдаром и его командой. Он сказал, и мне запомнились ноты горечи и недоумения: «Я никогда не прощу им того, что из всех вариантов реформы они выбрали самый жестокий, самый грабительский вариант для десятков миллионов людей». Здесь и проходил водораздел между ним и командой реформаторов. И еще одна реплика запомнилась, на сей раз в адрес программы Григория Явлинского, самой близкой Шмелёву по содержанию: «Почему 500 дней? Ведь России для перехода к рыночной экономике понадобятся годы и годы».

В общем, места Шмелёву в команде экономических советников и в политическом окружении президента Ельцина не было, да он и не рвался туда. Сам о себе он как-то сказал: «Надо уметь говорить нет и да и надо уметь ломать хребты. Я не умею». Он вернулся в мир науки и, что не менее важно, в мир литературного творчества, куда он вошел еще в 1970-е гг., когда были опубликованы его первые рассказы. С этой точки зрения, выбор места – Институт Европы – был, наверное, самым подходящим среди всех вариантов. Институт небольшой по сравнению с ИМЭМО или Институтом США и Канады. Значит, и коллектив небольшой, с хорошим климатом научных и человеческих отношений, созданным прежде всего благодаря усилиям основателя и директора института, академика Виталия Владимировича Журкина. Зачислен был Николай Петрович Шмелёв в должности главного научного сотрудника. Главный, и при том – рядовой: никем не руководишь, и над тобой никого нет, кроме директора, с которым ты в очень давних дружеских отношениях. В общем, «вольный стрелок», что, как мне казалось, Николая Шмелёва в тот момент вполне устраивало.

Анализ двадцатилетней творческой деятельности Николая Петровича Шмелёва в Институте Европы потребовал бы, как минимум, обширной статьи. Я ограничусь лишь некоторыми личными впечатлениями, которые носят субъективный характер и, может быть, разделяются не всеми, кто его знал в эти годы и работал вместе с ним. На мой взгляд, работа Шмелёва в институте четко делится на два периода: с момента прихода по 1999 г. и следующие 14 лет вплоть до кончины, когда он возглавил наш институт.

В 1990-е гг., как мне видится, главным направлением деятельности Шмелёва была реализация собственных творческих планов – научных, которые стали важной составной частью работы Института Европы, и литературных. Он быстро включился в коллективную научную жизнь института. Диапазон его интересов как российского ученого и – подчеркну – глубоко русского человека был чрезвычайно широк: экономика России и постсоветских государств, современный этап развития и перспективы России, мировая экономика с акцентом на Европу и Запад в целом, мир и международные отношения в XXI в., включая проблемы цивилизации и культуры. Поэтому он, как правило, активно участвовал в значимых научных форумах, российских и международных, проходивших в стенах института. У него была собственная, «шмелёвская», манера выступления. Я назвал бы ее – «размышления вслух», неторопливые и ненавязчивые, с подтекстом, в котором звучало: можете соглашаться или не соглашаться, но задумайтесь над тем, что я сказал. Этот доверительный тон, взывающий к логике здравого смысла, придавал дополнительную убедительность его словам.

Все эти годы Николай Петрович продолжал разрабатывать тематику перехода России к рыночной экономике. В 1996 г. вышла в свет его книга «Авансы и долги: вчера и завтра российских экономических реформ», в которой он собрал самые значительные статьи и доклады, начиная с октября 1987 г., когда появились его «Авансы и долги», и кончая статьей «Экономика и общество», опубликованной в январе 2006 г. Тематически в первую часть вошли работы, в которых изложены взгляды автора на то, какой должна быть экономическая реформа, нацеленная на переход СССР-России к рыночному хозяйству; во вторую – статьи, посвященные анализу и критике экономической реформы, начатой Е. Гайдаром и продолженной, с существенными коррективами, правительством В. С. Черномырдина. В конструктивном плане Шмелёв продолжал отстаивать свои взгляды на содержание и методы строительства эффективной рыночной экономики, особенно в ее социальном, политическом и нравственном аспектах.

В те годы я не во всем был согласен с ним, считая, что он слишком крут в своей критике, так как радикализм и жесткость программы Гайдара были обусловлены катастрофическим состоянием советской экономики и реальной угрозой социального хаоса. Шмелёв же, напротив, именно в силу этих обстоятельств считал необходимым начать реформу с экстренных мер государства, призванных наполнить внутренний потребительский рынок товарами, и на этой основе проводить постепенную либерализацию цен. Наибольшую тревогу у него вызывало воздействие, которое может оказать реформа на психологическое и нравственное состояние населения, и одной из важнейших задач реформаторов он считал минимизацию ее негативного эффекта. Этот голос здравого смысла и крик души автора звучит со всех страниц книги. Теперь, через 13 лет после начала той реформы и с учетом того, что произошло за это время в стране и к чему она пришла, я принимаю почти все оценки, которые Николай Петрович давал реформе 1992 г. и последующей экономической политике правительств в 90-е гг. И прежде всего я солидарен с ним в понимании первостепенного значения взаимозависимости экономической политики государства и нравственного состояния общества. А досталось в наследство новой власти общество, сформированное в советские времена, и в нем доминировали аморальность и циничный прагматизм – «наверху», нравственная деформация и распад социальных связей – «внизу». Реформа в том виде, как она проводилась, и развязанные ею стихийные процессы становления «первоначального», полукриминального капитализма способствовали дальнейшему росту этих «родимых пятен» советского социализма.

Не помню, заходили ли у нас разговоры о литературном творчестве, в том числе его собственном. Наверное, заходили, да стерлись в памяти, так как не были для нас главной темой. А осенью 1999 г. он подарил мне книгу «Ночные голоса», в которую, наряду с читанной мною повестью «Пашков дом» и рассказами 1970-х и 1980-х гг., вошли только что законченные воспоминания «Curriculum vitae (Повесть о себе)» в трех частях. Они были необычными: несколько десятков коротких главок, каждая посвящена конкретному эпизоду из жизни автора, с сентенциями или без оных, и расположены они не в хронологическом порядке. Шмелёв развертывает широкую панораму жизни страны, шествуя по ее социальным этажам и квартирам, не забывая наведаться и в другие страны. А за этими эпизодами, а лучше сказать – над ними, возникает фигура самого автора, человека немолодого и умудренного, с его неистощимой любознательностью, с его редкой способностью – невзирая на регалии и социальные статусы, на парадные костюмы, изысканные платья, поношенные куртки и мятые джинсы, модные туфли и стоптанные башмаки – всмотреться в «голую сущность» человека, понять ее и оценить. О Николае Петровиче Шмелёве как главном герое его книги можно рассказать намного больше, тем более что через несколько лет он изрядно расширил свои воспоминания, оставив прежнее название, но заменив подзаголовок[8]. Но я на этом остановлюсь.

Шмелёв подарил мне книгу осенью, а за несколько месяцев до этого у нас состоялся неожиданный для меня разговор. В один из февральских дней он зашел ко мне и сказал, что Виталий Владимирович предложил ему занять место заместителя директора, которое освободилось после моей отставки. «Ты сам ушел или как?» – спросил Николай. «Сам», – ответил я, объяснив, что еще в конце 1998 г., незадолго до своего 70-летия, сказал Журкину, что хочу уйти со всех административных постов – заместителя директора, заведующего отделом европейской интеграции и президента Ассоциации европейских исследований – и посвятить все свое время научной работе. «Нет, – возразил Виталий Владимирович, – это вызовет кривотолки в институте, так что начнем с чего-то одного». Я предложил начать с поста «замдира», на том мы и порешили. Я задал Шмелёву встречный вопрос: «А зачем тебе эта должность, которая будет отнимать у тебя время от науки и литературы?» – «У меня ощущение, – ответил он, – что я исчерпался как писатель».