Больше чем просто дом (сборник) - Френсис Фицджеральд

Анамнез не наводил ни на какие мысли. В раннем возрасте мистер ван Шейк перенес ряд детских болезней. Вчера утром не смог встать с постели; ассистент счел, что у него жар.

Термометр Билла не зафиксировал повышения температуры.

— Сейчас чуть-чуть уколем большой палец, — предупредил Билл, готовя предметные стекла, и выполнил процедуру под короткий, отчаянный вопль пациента, а потом добавил: — Нам еще понадобится небольшая проба из предплечья.

— А слезы мои вам не понадобятся? — взвился больной.

— Необходимо провести всестороннее обследование, — строго сказал Билл, загнав иглу в дряблое предплечье и тем самым вызвав новую бурю протестов.

В задумчивости Билл убрал инструменты. Не сформировав никакого мнения о природе недуга, он с укором оглядел мистера ван Шейка. Наудачу пощупал шейные лимфатические узлы, спросил, живы ли его родители, напоследок повторно проверил гортань и зубы.

«Глаза нормально выпуклые, — от безнадежности записал он. — Зрачки круглые, одинаковые».

— Пока все, — объявил он. — Постарайтесь как следует отдохнуть.

— Отдохнуть! — возмутился мистер ван Шейк. — В том-то вся и штука! Я трое суток без сна. Мне с каждой минутой все хуже.

В коридоре Билл увидел Джорджа Шоутца, выходящего из соседней палаты. Тот был в полной растерянности; на лбу поблескивали капли пота.

— Управился? — спросил Билл.

— Вроде да. Тебя тоже Нортон загрузил?

— Естественно. Здесь неоднозначный случай — противоречивые симптомы, — солгал Билл.

— Вот и у меня то же самое. — Джордж утер лоб. — Лучше бы, конечно, для начала взяться за что-нибудь более определенное — помнишь, как в прошлом году на семинарах у Робинсона: две возможности и одна вероятность.

— Строптивые нынче пациенты, — отметил Билл.

К ним подошла медсестра-практикантка.

— Вы ведь только что из триста двенадцатой, — шепнула она. — Думаю, вам надо знать. Больной поручил мне распаковать его вещи, так я нашла у него пустую бутылку из-под виски да еще одну початую. Он требовал налить, но я не решилась без ведома доктора.

— И это правильно, — чопорно сказал Билл, хотя в благодарность охотно поцеловал бы ей ручку.

Отправив пробы в лабораторию, интерны пошли искать профессора Нортона; тот был у себя в кабинете.

— Уже? Что у вас хорошего, Талливер?

— У него был запой — теперь мается от похмелья, — выпалил Билл. — Результаты анализов пока не поступили, но, с моей точки зрения, ничего серьезного.

— Согласен, — сказал профессор Нортон. — А вы, Шоутц, что скажете по поводу дамы из триста четырнадцатой?

— Может, конечно, для меня это чересчур сложный случай, но она абсолютно здорова.

— Так и есть, — подтвердил профессор. — Нервы, да и тех недостаточно для госпитализации. Что же нам с ними делать?

— Указать на дверь, — быстро нашелся Билл.

— Нет, пускай полежат, — поправил его профессор Нортон. — Это им по карману. Они обратились к нам за лечением, в котором не нуждаются, так пусть хотя бы оплатят пребывание двух-трех тяжелобольных, которые занимают бесплатные койки. Места у нас есть.

За дверью кабинета Билл с Джорджем переглянулись.

— Поглумился над нами, — с досадой сказал Билл. — Давай-ка в операционную поднимемся, что ли: хочу убедиться, что мы выбрали серьезную профессию. — Он чертыхнулся. — Как я понимаю, нам еще не один месяц предстоит щупать животы симулянтов и заполнять истории болезни дамочек, у которых и болезней-то нет.

— Ну ничего, — с осторожностью произнес Джордж. — Я даже не против для начала заняться чем-нибудь несложным, как, например… например…

— Как, например, что?

— Да что угодно.

— Скромные у тебя запросы, — отметил Билл.

Согласно графику, вывешенному на доске объявлений, доктор Говард Дэрфи находился в операционной номер четыре; интерны поднялись на лифте в хирургический блок. Там они надели халаты, шапочки, а потом и маски; Билл заметил, как у него участилось дыхание.

Он увидел ЕЕ прежде, чем успел заметить что-либо еще, не считая, разумеется, багрового пятна, нарушавшего белизну помещения. Все взгляды на миг стрельнули в сторону двух интернов, появившихся на галерее, и Билл узнал ЕЕ глаза — почти черные на фоне белоснежных шапочки и маски. Она сидела у наркозного аппарата, возле невидимой головы пациента. В тесной операционной смотровая галерея была поднята на метр с лишним от пола, так что глаза интернов, вперившихся, как в лобовое стекло, в стеклянную перегородку, оказались в двух ярдах от сноровистых рук хирурга.

— Аккуратный аппендикс, ни одного лишнего разреза, — пробормотал Джордж. — Этот субъект завтра будет в лакросс играть.

Его услышал взявшийся за кетгут доктор Дэрфи.

— Этот — не будет, — возразил он. — Слишком много спаек.

Руки его, пробующие кетгут, были надежными и уверенными — изящные, как у музыканта, и в то же время жесткие, как у бейсбольного питчера. Биллу пришло в голову, что непосвященный ужаснулся бы хрупкости и уязвимости человеческого тела, но сколь же защищенным оказалось оно в этих сильных руках, в этой обстановке, над которой было не властно даже время. Время ожидало снаружи; оно оставило надежду войти в эти врата.

А врата сознания пациента охраняла Тэя Синглтон; одна ее рука контролировала пульс, другая регулировала колесики наркозного аппарата, как регистры беззвучного оргáна. Рядом находились другие члены операционной бригады — хирург-ассистент, медсестра, подающая инструменты, санитарка, курсирующая между операционным столом и стеллажом с хирургическими материалами, — но Билла захватила та деликатная близость, что связывала Говарда Дэрфи и Тэю Синглтон; на него нахлынула жгучая ревность к этой маске и блистательным, подвижным рукам.

— Я пошел, — бросил он Джорджу.

В тот день он увиделся с ней еще раз, и опять это произошло в вестибюле, под сенью гигантского мраморного Христа. Успев переодеться в уличный костюм, она выглядела стильной, посвежевшей, мучительно волнующей.

— Как же, как же, вы тот самый молодой человек, с которым мы встретились в день студенческого капустника в «Кокцидиане». Значит, теперь вы интерн. Не вы ли с утра заходили в четвертую операционную?

— Да, я. Как прошла операция?

— Прекрасно. Оперировал ведь не кто-нибудь, а доктор Дэрфи.

— Да-да, — со значением подтвердил он. — Мне известно, что это был доктор Дэрфи.

В последующие две недели он сталкивался с ней — когда случайно, когда преднамеренно — еще раз пять-шесть и наконец решил, что уже можно пригласить ее на свидание.

— Что ж, я не против. — Казалось, она немного удивлена. — Дайте подумать. Может быть, на следующей неделе — во вторник, в среду?

— А если прямо сегодня?

— Ой, нет, сегодня не смогу.

Он заехал за ней во вторник (она снимала квартирку вместе с какой-то музыкантшей из Института Пибоди) и спросил:

— Куда отправимся? В кино?

— Нет, — решительно отрезала она. — Будь мы знакомы поближе, я бы сказала: поедем купаться за тыщу миль от города, в какую-нибудь заброшенную каменоломню. — Она бросила на него любопытный взгляд. — Вы ведь не из тех бесцеремонных интернов, что сражают девушек наповал?

— Наоборот, я перед вами робею до смерти, — признался Билл.

Вечер выдался жарким, но от белого шоссе веяло прохладой. Они познакомились немного ближе. Выяснилось, что она дочь офицера, выросла на Филиппинах; а у серебристо-черных вод заброшенной каменоломни она поразила его тем, что ныряла, как ни одна из его знакомых девушек. Вокруг яркого пятна лунного света замкнулось кольцо призрачной тьмы; когда они окликали друг друга, их голоса отдавались эхом.

Затем они немножко посидели рядом; у обоих не просыхали волосы, ожившую кожу слегка покалывало; возвращаться не хотелось. Вдруг она молча улыбнулась, повернувшись к нему, и губы ее слегка приоткрылись. Звезды пронзали слепящий мрак, озаряли бледную прохладу ее щеки, и Билл позволил себе раствориться в любви к этой девушке, как ему и мечталось.

— Пора возвращаться, — вскоре выговорила она.

— Еще не пора.

— Как же не пора… очень даже пора… давно пора…

— Из-за того, — немного помедлив, решился он, — что ты девушка доктора Дэрфи?

— Вот именно, — немного помедлив, согласилась она, — можно сказать, я девушка доктора Дэрфи.

— Но почему? — вскричал он.

— Уж не влюблен ли ты в меня?

— Хоть бы и так. А ты влюблена в Дэрфи?

Она покачала головой:

— Ни в кого я не влюблена. Просто я… его девушка.

Вечер, который поначалу переполнял его восторгом, закончился полным провалом. Это ощущение усугубилось, когда он выяснил, что за это свидание должен благодарить самого Дэрфи, который на пару дней уезжал из города.