Дневник Васи Пупкина - Алекс Экслер

И от всех этих мыслей мамику стало так горько и обидно, что взяла она и грянула о пол папикову любимую трехлитровую кружку, из которой он так любит пить коктейли. Папик от этого кощунства даже сквозь суровый алкоголь, которым он был полон, офонарел настолько, что употребил много-много неприличных слов и целых выражений (чего себе дома обычно не позволяет), а потом совсем загрустил и заявил, что Васятка (то есть — я) вряд ли от него. Потому что все Пупкины — умные и рукастые, а сыночек получился — явно в какого-то соседа. Мамик от этой глубокой мысли возмутилась настолько, что побежала за мной, вытащила из кровати и привела на кухню папику для демонстрации. Сначала они долго обсуждали мои уши, и мамик пришла к выводу, что ушные раковины — явно папашины. Потому что только папашин сынок может быть похож на такси с открытыми дверцами. Затем сравнивали мой и папиков нос. Папан утверждал, что у него — греческий профиль, а у меня — картошка пополам с редиской. Мамик от такого утверждения вся просто заплакала от смеха и сказала, что греческого в папаше — только умение пить вино в неимоверных количествах и предаваться гнусному разврату в виде покера по пятницам. Но если папаша хочет, сказала мамик, она сейчас возьмет сковородку и отрихтует папику нос в полном соответствии с греческими традициями. На что папик заявил, что если бы он знал про такие немыслимые оскорбления, которыми его будут подвергать в этом доме, он бы во время той знаменитой покерной партии взял бы не мамика, а завод про производству пластиковых бутылок, который предлагали в качестве альтернативы. Ну, разумеется, мамик от такого заявления из разъяренной фуры превратилась в совхозную молотилку по переработке обнаглевших папиков, боевые действия были перенесены в гостиную (там больше всякой хрустальной мерзости, которой мамик предпочитает кидаться в папашу), а меня оставили в покое.

Бились они недолго. Раундов пять. Потом, вроде, помирились, когда папик сказал, что выиграл сегодня в покер дополнительные 5 процентов акций, которые вот прямо сейчас возьмет и подарит мамику. Та оттаяла и пригласила папика в спальню — отметить перемирие.

Наутро мамик проснулась в хорошем настроении и решила сделать папику приятное. Пошла на кухню, приготовила кофе, поставила на поднос чашку, кофейник, сахарницу и отправилась в спальню, где дрых ни о чем не подозревавший папан. Идея у мамика была, в принципе, правильная. Можно было поставить поднос на стол, разбудить папика ласковым поцелуем в диафрагму и все бы было в порядке. Но мамик у нас — натура творческая, поэтому ей захотелось спец-эффектов. Она бухнулась с подносом на колени перед кроватью и запела (точнее, это ей казалось, что она запела) прямо папику в ухо: «Лучшее разбудит вас! Липтон в ранний час!». При этом мамик не учла два момента: во-первых — петь она не умеет совсем, а считает, что чем громче орешь, тем лучше получается; во-вторых (и это самое неприятное) несчастный Мурзик, который все ночь дрых у них под кроватью, именно в этот момент с натужным мявом стал выползать наружу, чтобы отправиться на кухню проинспектировать — не положили ли несчастному коту хоть сколько-нибудь немножечко килограммчиков вискаса. Представьте удивление Мурзика, когда прямо на него бухается мамик с подносом, и еще при этом что-то жутко завывает. А мамик у нас — дама в теле. Папик именно поэтому выбрал ее, а не заводик по производству пластиковых бутылок. Поэтому несчастный Мурзик, спасая свою жизнь, впился мамику в ногу зубами и страшно завыл, придавая всеобщему безумию дополнительный колорит. Так что у мамика получилось только: «Липтон в ранний ча-а-А-А-А-А-А-АС…», и дальше песня перешла в сверхвизговые частоты. Разумеется, поднос при этом был опрокинут прямо на папиковы, в общем-то — довольно интимные, места. Разумеется, разбуженный таким образом и уже обваренный папик не стал ласковым голосом интересоваться — что случилось, а тоже завыл как авиационная сирена, одновременно пытаясь надеть мамику на голову кофейник и подстрелить сахарницей Мурзика.

Меня, конечно, тоже разбудили эти крики-вопли, я спросонья предположил самое страшное: мамик нашла у папика в кармане губную помаду не своего цвета, но потом выяснил, что налицо просто небольшое недоразумение. Виновником трагедии сообща признали Мурзика и дали ему трое суток ареста в моей комнате, а мамик папику смазала мазью Вишневского трагедийные места и повела его завтракать. Папик, вроде, немного отмяк, но мамик сдуру предложила ему на завтрак вареные яйца, папик сразу вспомнил о своем, о наболевшем, и — понеслось по новой. Странные они у меня какие-то. Спорт это у них такой, что ли?

А я поставил «Depp Purple» и стал вместе с Пейсом долбить его партию по двум кастрюлям и одной сковородке. Тренироваться-то — надо. А на кухне предки так орут, что я могу репетировать хоть полдня. Никто и не услышит за их криками-воплями.

17 мая: Утром папик заявил, что, дескать, не хочет ли его сынок, его единственный наследник, сходить к папику на работу и ознакомиться с условиями нелегкого папикова труда. Мол, сынок должен при этом увидеть — каким уважением пользуется папик в коллективе, и с какой скоростью все бросаются выполнять его самые мелкие распоряжения. Не то, сказал папик, что его сынок-балбес, который уже сто лет не может купить какой-то паршивый компьютер. Дальше папик пригрозил, что если я не соглашусь, он притащит из бухгалтерии какого-нибудь древнего 286-го монстра, с которым я буду мучиться также, как папик мучается с мамиком.

Я сказал, что мне — по-барабану. На работу, так на работу, тем более, что все компьютерные деньги я уже давно истратил на барабанные палочки (они о пионерские барабаны разбиваются со скоростью две палки в час) и записи «Deep Purple». Папик выразил удовлетворение достигнутыми договоренностями, но предупредил, что мне сначала надо будет купить костюм, потому что если я заявлюсь к нему на работу в своих бесформенных штанах, майке с надписью впереди «Если вы в состоянии это прочитать, значит у меня еще не такое большое пузо» и бандане, то он от стыда немедленно повесится на собственном галстуке. Я ответил, что нет вопросов. Мол, давай деньги, я сегодня же куплю себе приличный костюм как у Элвиса Пресли. Папик заявил, что у него уже есть печальный опыт в передоверии покупок собственному сыночку, поэтому мы прямо сейчас отправимся в магазин, и папик выберет мне костюм самолично. Я, конечно, надулся как шар на баллоне с гелием. Что я, маленький, что ли, с родителем по магазинам ходить. Но папик сказал, что вопрос даже не будет выноситься на обсуждение. Ну, в магазин, так в магазин. Я прекрасно знаю, что если папик во что упрется рогом (в переносном смысле), то его потом даже шкафом не подвинешь. Он у меня по гороскопу — Телец, так что злить его опасно. Вон, мамик подтвердит.

Короче, собрались мы и отправились навстречу моим нелегким приключениям. Шуруем по улице, я специально иду далеко впереди, чтобы прохожие ничего дурного не подумали. Папик, впрочем, не возражает, потому что разглядывает молоденьких девушек и любезно им улыбается. Так что в его планы также не входит присутствие в ближайшем радиусе великовозрастного сына-балбеса. Смотрю, папик что-то на месте застыл, любезничает с какой-то красоткой. А девушка, я вам доложу, экстра класс супер-пупер блондинка, метра два ростом. А папик у меня — метр с кепкой, да еще и глуховат. Так что он с ней интересно беседует: сначала что-то говорит вверх, а потом, когда красотка отвечает, резко подпрыгивает. Умора. Я стою, скучаю, как вдруг смотрю — идет Михась из соседнего класса.

— Здорово, Пупкидзе, — говорит Михась.

— Приветствую, дон Мигеле, — отвечаю. — Как жисть? Нормально ли себя ведут жизненные соки? В правильном ли они направлении текут?

— Все путем, — говорит Михась. — Все течет, и все из меня. В смысле, изменяется. Чего тут торчишь, как мент посреди дискотеки?

— Да вон, — кивнул я в сторону папика. — Братана жду. Радость у меня: братан только что из зоны вернулся. Сейчас идем на стрелку, братану там денег должны.

— Да брось ты, — не поверил Михась. — Чего-то он по виду — чистый фраер.

— Сам ты фраер, — говорю. — Братан — в авторитете. А сейчас не те времена, чтобы авторитеты как урки гуляли. У него золотая цепь на шее — два кило с копейками. Он мне ее подарить обещал, если опять на зону загремит.

— Чего-то, Пупкис, ты заливаешь, — недоверчиво сказал Михась.

— Заливают бензин в цистерну, — надменно сказал я. — Да и то, пополам с водой.

— А что рядом с ним за телка крутая? — спросил Михась. — Ты только посмотри: сиськи — как у Памелы Андерсон, а тела вообще нет. Одни ноги. И головой в небо уходит.

— Маруха его, — отвечаю я. — Фотомодель. Ее зовут «Ирка — золотая попа», потому что она джинсы рекламирует.

— Мда, — говорит Михась. — Круто. Ладно, я похилял, а ты смотри там, на стрелке-то много не стреляй.