Пугало гуляет в полночь - Роберт Стайн

Мне в самом деле хотелось рассказать дедушке Курту о том, как Стикс старается напугать нас с Марком. Но в конце концов я решила послушаться Стэнли и не расстраивать дедушку.

Да и вообще, со Стиксом-то я управлюсь. Напрасно он воображает, что такой крутой. Ни капельки я его не боюсь.

Когда бабушка Мириам начала убирать со стола, Стэнли все не прекращал читать, бормоча себе под нос. Мы помогали ей. Потом сели опять, и бабушка Мириам поставила на стол громадный пирог с вишнями.

— Ужас, — шепнул мне Марк, указывая взглядом на пирог.

Он был прав.

— По-моему, дедушка Курт любит яблочные пироги. Разве нет? — спросила я.

Бабушка Мириам как-то странно улыбнулась.

— Яблоки еще не созрели, — объяснила она.

— Но ведь у дедушки Курта аллергия на вишни! — воскликнул Марк.

— Вишневые пироги все любят, — ответила бабушка Мириам. Она уже резала пирог серебряной лопаточкой. Потом взглянула на Стэнли. — Стэнли, я правильно говорю?

Стэнли улыбнулся, не отрываясь от книги.

— Это мой любимый пирог, — сказал он. — Бабушка Мириам всегда готовит мои любимые блюда.

После ужина дедушка Курт вновь отказался рассказать нам с Марком страшную историю.

Мы все сидели у камина и смотрели на желтые языки пламени. Хотя день был жаркий, к вечеру заметно похолодало и можно было растопить камин.

Дедушка Курт опять сидел у огня в своей качалке. Когда он покачивался, старое деревянное кресло скрипело.

Раньше он очень любил смотреть на огонь и рассказывать нам леденящие кровь истории. Пламя отражалось в его глазах. По мере того как ужас в его рассказе сгущался, он говорил тише и тише.

Но в этот раз он лишь пожал плечами, когда я попросила его рассказать что-нибудь. И уставился на стоящее на подставке медвежье чучело. Потом перевел взгляд на Стэнли.

— Эх, — вздохнул дедушка Курт, — если б я знал какие-нибудь интересные истории… Я все перезабыл.

Вскоре мы с Марком поднялись в свои спальни. На лестнице брат шепотом спросил меня:

— Что с ним случилось? Я пожала плечами.

— Убей, не знаю.

— Он какой-то… другой, — сказал Марк.

— Тут теперь все по-другому, — согласилась я. — Вот только Стикс тот же. Так же любит пугать городских.

— Да плевать на него, — решил Марк. — Давай делать вид, что мы не замечаем, как он тут бегает вместо пугала.

Я кивнула, пожелала брату спокойной ночи и отправилась к себе.

«Плевать на пугала, — решила я, стеля постель. — Плевать на них. Не буду я больше про эти пугала думать. Пусть себе Стикс выделывается».

Я забралась в постель, укрылась одеялом и долго лежала на спине, разглядывая трещины на потолке и стараясь сообразить, на что они похожи. Трещин было три. В конце концов я решила, что они напоминают мне разряды молний. А если прищуриться, получается старик с бородой.

Я зевнула. Мне хотелось спать, но заснуть я не могла.

Здесь, на ферме, я всего второй день. А мне всегда нужно время, чтобы привыкнуть к новому месту и к новой кровати.

Я закрыла глаза. Из сарая доносилось мычание коров. На ветру шелестели стебли кукурузы.

У меня совершенно заложен нос. «Наверняка ночью буду храпеть, — подумала я. — Если вообще засну!»

Я попробовала считать овец. Не помогло.

Тогда я стала считать коров. Они такие большие, толстые, неловкие и так мы-ы-ы-ычат.

Я насчитала их сто двенадцать и убедилась, что считать коров ничем не лучше, чем овец.

Повернулась на бок. Через несколько минут — на другой.

Почему-то на ум пришла моя лучшая подруга Шона. Интересно, хорошо ли ей сейчас в летнем лагере?

Потом я стала думать о других подругах. Почти все они торчали летом в городе и бездельничали.

Посмотрела на часы и удивилась. Уже почти двенадцать.

«Надо уснуть, — сказала я себе. — Если не посплю, завтра буду валиться с ног».

Я опять улеглась на спину, подтянула мягкое одеяло к подбородку, закрыла глаза и попробовала ни о чем не думать.

Пустота, черная пустота. Пустая бесконечность…

Вдруг я услышала какой-то шорох. Наверное, штора колышется от ветра, ведь окно открыто.

«Надо спать, — твердила я. — Надо спать». Звук между тем усилился. Он явно стал ближе.

Скрип.

Что это? Окно?

Пришлось открыть глаза. На потолке плясали тени. Я поймала себя на том, что невольно затаила дыхание.

Прислушалась.

Опять скрип. Опять кто-то скребется. Опять шуршание.

Тяжелый вздох.

— Кто? — вырвалось у меня.

Я рывком села на кровати, закрывшись одеялом, которое судорожно сжимала в пальцах.

Звук не прекращался. Мне пришло в голову, что нечто подобное могла бы издавать наждачная бумага.

Вдруг в комнате сгустилась тьма.

Я невольно посмотрела в окно. Там — темный силуэт. Он заслонил луну.

— Кто это? Кто здесь? — собиралась спросить вслух, но почему-то только прошептала.

На фоне освещенного луной неба я различила черную голову.

Силуэт поднимался. Вот плечи. Черная-пречерная грудь. Черное на черном.

Тень молча скользнула в комнату.

— П-п-помогите! — опять шепотом.

У меня остановилось сердце. Я не могла дышать.

Тень спрыгнула с подоконника. Откинула шторы и оказалась в комнате.

Половицы заскрипели под ногами.

Скрип-скрип-скрип.

Нечто медленно надвигалось на меня.

Я попыталась вскочить.

Поздно.

Ноги запутались в одеяле. Я упала на пол и ушибла локти.

Тень приближалась.

Я открыла рот, чтобы закричать…

И тут я его узнала.

— Дедушка Курт! — закричала я. — Дедушка Курт! Что ты тут делаешь? Почему ты залез через окно?

Он не отвечал. Ледяные голубые глаза смотрели на меня в упор, лицо искажала страшная гримаса.

Вдруг он протянул ко мне руки. Но кистей у них не было. Из рукавов пиджака торчала солома. Одна солома.

— Не надо! Нет! — завопила я.

14

— Дедушка! Пожалуйста! Не надо!

Я кричала, а он тянул ко мне свои соломенные руки, скалился, как злая собака, и рычал.

Соломенные руки были уже совсем около меня.

Лицо дедушки Курта оставалось таким же, как всегда. Только глаза были холодные. Холодные и безжизненные.

Я вскочила на ноги, и соломенная рука задела мое лицо. Я отшатнулась и заслонилась рукой.

— Дедушка, — прошептала я, — что случилось? Что с тобой?

В висках у меня стучало, я вся тряслась. Холодные глаза деда теперь сверкали от ярости. Он опять потянулся ко мне.

— Не-е-ет! — завыла я в ужасе и кинулась к двери.

Он преследовал меня, и половицы все так же скрипели под его ногами. Я оглянулась и увидела, что из штанин тоже высовывается солома.

У него соломенные ноги!

— Дедушка Курт! Дедушка Курт! Что с тобой? Я кричала как безумная, сама не узнавая своего голоса.

Он был совсем рядом, солома царапнула меня по спине.

Я ухватилась за ручку двери. Повернула ее. Рванула на себя…

И опять завизжала, потому что столкнулась с бабушкой Мириам.

— Помогите! Бабушка Мириам, спаси меня! Он меня ловит!

Бабушка оставалась совершенно спокойной. В полумраке я не сразу разглядела ее лицо.

И увидела, что очки на нем нарисованы. Глаза тоже. И рот. И большой коричневый нос.

— Ты не настоящая! — завопила я.

А потом на меня навалилась темнота, потому что мои глаза оказались закрыты руками дедушки Курта.

15

Я проснулась от кашля и удушья.

Было темно. Кромешная тьма.

Не сразу сообразила, что у меня на лице лежит подушка.

Я отшвырнула ее и села на кровати, тяжело дыша. Лицо мое пылало, а взмокшая ночная рубашка прилипла к спине.

Посмотрела на окно в страхе, что сейчас увижу пробирающуюся ко мне темную фигуру.

Штора дрогнула. Утреннее небо было еще серым. До меня донесся крик петуха.

Сон. Все, что я видела, просто кошмарный сон.

Я сделала глубокий вдох и спустила ноги на пол.

Все это только сон, повторила я мысленно. Успокойся, Джоди. Тебе просто приснился дурной сон.

Внизу раздавались чьи-то шаги.

Я достала из шкафа свежую одежду — выгоревшие шорты и майку без рукавов.

Глаза мои слезились, и я видела все как в тумане. В это утро моя аллергия разыгралась по-настоящему.

Я протерла глаза, подошла к окну. Ярко-красное солнце уже выглядывало из-за старой яблони. На траве в саду выступила роса, и ее капли сверкали как изумруды.

Дальше простиралось зеленое кукурузное море. Посреди него высились неподвижные пугала, распростершие руки. Они как будто приветствовали восход. Опять прокричал петух. «Какой же идиотский кошмар!» — подумала я и встряхнулась, чтобы выбросить его из головы. Потом причесалась и спустилась вниз, к завтраку.

Марк вошел в кухню одновременно со мной. Бабушка Мириам сидела за столом в одиночестве. Перед ней стояла кружка с горячим чаем, а сама бабушка смотрела в окно.