Двери 520 - Святослав Элис

Ради этой мечты, воспетой фильмами, рекламными образами, плакатами и фальшивыми статьями в модных журналах, люди всё усерднее подчиняются системе, надеясь однажды обскакать её. Реклама стимулирует работать и подчиняться усерднее, чтобы удовлетворить навязанные ей новые потребности. Противоестественная система. Мне кажется, я начинаю немного понимать коммунистов.

Что ж, я нашла для себя почти идеальный способ выйти из системы и теперь могу забирать, не отдавая. Достаточно было просто уменьшить свои потребности и жить на ренту. Вот, собственно, и способ победы над величайших монстром, созданным человечеством. Звучит просто и, честно говоря, пошло.

Много лет назад, когда американские и английские колонизаторы осваивали острова вокруг Новой Зеландии, они столкнулись с проблемой. Местные аборигены не хотели на них работать и не интересовались деньгами. Товары европейцев были им просто не нужны, а голод они легко удовлетворяли, срывая фрукты с плодоносных южных деревьев или охотясь на дичь. Европейцы были обескуражены, они не знали, как заставить дикарей работать на себя. Помогла власть христианства – после обращения дикарей в католичество прямо в церквях проводили уроки по курению табака. Каждому аборигену раздали по трубке. Теперь привыкшим к курению людям нужно было хотя бы немного денег для того, чтобы удовлетворить свою потребность в западном наркотике. Это стало первым шагом, заставившим их вступить на дорогу бесконечной работы ради европейских товаров. Когда я думаю об этом, то понимаю, что с тех пор ничего не изменилось – методы стали изощрённее, но суть всё та же.

Я гляжу на разводы в пустой чашке. Интересно, по растворимому кофе можно гадать? Вряд ли. Ополаскиваю чашку под краном и возвращаюсь в комнату. В последние дни я постоянно залипаю на разные мысли и концепции. Время от времени я словно рассказываю лекции-монологи воображаемому собеседнику. В эти минуты я чувствую духовный подъём. Наверное, мне нужно было идти в аспирантуру, а потом оставаться преподавать. Может быть, тогда моя жизнь сложилась бы по-другому.

Мне вдруг начинает казаться, что в квартире слишком тихо. В последние дни я почему-то боюсь тишины. Я иду в ванную и снова набираю в рот ополаскиватель, чтобы на зубах не отложился налёт от кофе. Смотрю на себя в зеркало. Сплёвываю.

Нужно чем-то занять своё время. Кофеин по-прежнему играет в крови, не позволяя расслабиться. У кофейного рая есть и обратная, адская сторона – два в одном по цене трёх в пяти. Может быть, просто что-нибудь посмотреть?

Мой выбор останавливается на старом голливудском фильме «Omen» – гордом детище далёкого 1976 года. С первого же взгляда на обложку я заключила, что кино определённо может похвастаться комичными кустистыми бровями Грегори Пека, олицетворявшего, должно быть, идеал красоты того времени.

Я расправляю скрученный ватман, прикреплённый к стене, закрываю жалюзи на окнах и вставляю в компьютер HDMI-кабель. Долго не получается найти пульт от проектора. Иногда вещи прячутся от меня, словно в моём доме живёт злой дух, который закидывает предметы в самые неожиданные места. Представим, что его зовут Гоги.

Я обхожу квартиру, рассеянно обводя глазами предметы. У меня слишком много разбросанной одежды, она скрывает за собой поверхности. Нужно будет прибрать. Наконец я обнаруживаю пульт завалившимся за батареей.

Спасибо, Гоги.

Я включаю проектор и погружаюсь в пугающий мир католической легенды про дьявольского ребёнка. Фильм, если честно, по-голливудски бездарный. Но в последнее время меня привлекает именно искусство низкого пошиба, – в него образы высшего уровня входят словно сами собой, помимо желания авторов. Это завораживает.

Ровно в семь раздался звонок домофона. Не поднимая трубку, я сразу нажала на клавишу с ключом, приоткрыла дверь на цепочку и выглянула наружу. Соседка добропорядочно оставила внешние двери открытыми, так что проблем возникнуть не должно. И действительно, уже через несколько минут курьер просунул в щель пакеты с заказом, торопливо забрал чаевые и удалился. Я даже не разглядела его лица. Идеально.

Я заняла себя сортировкой продуктов по полкам холодильника и шкафа, – в голове как бы сами собой переваривались картинки из фильма. Образы мальчика-дьявола причудливо сливались с полуистлевшими обрывками моего ночного сна, и я почувствовала, как по спине забегали волны холода.

Чем позже становилось, тем меньше во мне оставалось от дневной расслабленности. Где – то внутри зарождался страх. Около одиннадцати, пока я пыталась сконцентрироваться, чтобы читать историю про Мумми Тролля, пошёл дождь. Я снова почувствовала себя беззащитной.

Как же я ненавижу дождь. У меня начинается приступ клаустрофобии. Кажется, что вода подточит стены, они обрушатся на меня и придавят мне грудь. Мне вдруг сильно захотелось выкурить сигарету, жаль, что у меня дома их нет. Тлеющий огонь, подконтрольный моей власти, успокоил бы меня.

Нужно успокоиться без этого. Я представляю другую себя – сильную, уверенную, немного развязную. Я стою в шипованной кожаной куртке у андеграундного рок-клуба и лениво грызу в зубах сигарету, красную Marlboro. Я сексуально выпускаю изо рта клубы дыма, а откуда-то из-за моей спины доносятся приглушённые энергетические раскаты гитар.

Этот образ помогает. Мне немного легче. Я больше не чувствую себя маленькой беззащитной девочкой, и дождь уже почти не пугает. Какая же беспощадная вещь эти детские образы – остаются на всю жизнь, и никак, ничем, кроме, наверное, лоботомии, их не вывести. А я бы с радостью забыла половину своего детства, а может быть, и больше. Тогда бы я не дрожала сейчас вся в поту от безобидного летнего дождя. Но холодные руки по-прежнему тянутся ко мне откуда-то из-за окна. Какой-то тонкий, чуть слышный уху звук исходит от входной двери. Она злорадствует, чувствуя свою власть надо мной. И я лишь испуганная пленница, что бы я ни представляла в уме.

Я встаю и качаю головой из стороны в сторону. Нужно прийти в себя. Хватит. Дождь сейчас прекратится. Я иду к своему письменному столу и беру оттуда эту чёрную тетрадь – дневник моих размышлений. К последней странице прикреплена чёрная шариковая ручка Pilot. Она мне нравится, держа её в руке, я чувствую себя спокойнее.

Я пролистываю несколько страниц, чтобы отодвинуться подальше от других записей. Нужно просто что-то написать, придумать маленькую историю. Никаких особых идей мне в голову не приходит, поэтому я просто пишу первое предложение, надеясь, что дальше мысли польются сами собой. Пусть это будет сказка. Я уже достаточно большая девочка для этого.

Много лет назад маленький мальчик уронил в пруд зеркало, в которое он смотрелся целыми днями. Отражение мальчика смыло, и оно слилось с бесконечным отражением неба, затерянным в воде.

С тех пор мальчик больше не мог любоваться на себя ни в одном зеркале, – в отражениях он видел только зеленоватые от водорослей облака и небесную пустоту.

Однажды, во время грозы, вместо себя мальчик увидел в зеркале яркую молнию. Он закрыл глаза и через секунду ударил всем телом в пруд, пронзив его потоком электричества. В свете вспышки мальчик увидел на дне пруда свое смытое отражение.

«Пусть здесь и останется», – подумал он и поднялся в небо облаками пара из вскипевшей воды.

VIII

Из точки «А» в точку «Б»

Вышел юноша бледный

Со взором горящим.

По дороге слегка располнел,

Пропил доспехи,

Женился на прачке.

Oxxxymiron

Я отложила тетрадь, пристально вгляделась в неаккуратные загогулины своего почерка и встала из-за стола. Дождь уже почти прошёл. Молний не было. Меня не смоет, а если и смоет – не страшно. Я не черепаха и могу жить без панциря.

Нужно умыться и просто лечь спать. Закрыть глаза и опуститься в мягкий сон, чтобы не было кошмаров, – только уютная темнота и хоровод добрых лиц. Не откажусь и от эротического сна. Только бы больше не дрожать под дождём.

Я иду на кухню и согреваю себе в микроволновке стакан горячего молока, беру его в руки и подхожу к окну. Окна окрестных домов напоминают мне витрины какого-то причудливого зоомагазина, – люди беззвучно бегают по своим бессмысленным делам за тонкими немытыми стёклами. Всё-таки высокая концентрация населения большого города – это так неестественно. Невольно начинаешь смотреть на других людей, как на бессмысленное скопление зверушек. Может, поэтому большие города так захлёбываются в эгоизме своих жителей?

А, с другой стороны, если подумать, большинство людей и впрямь живут совсем как звери, бесконечно удовлетворяя свои потребности в еде и выполняя только базовые полезные функции, полученные в результате дрессировки в техникумах или институтах. Девяносто процентов окружающих людей не могут нормально справиться с банальными, простейшими вещами, которые им поручены. Сантехники плохо чинят краны, таксисты вечно увозят не туда, куда нужно, врачи назначают не те лекарства. Это общество держится на лени большинства и всеобщем обмане.