Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае».
Ассоциации не заставляют себя ждать: Уж не ленинское ли это «учиться, учиться, учиться»? Затворник передаёт свои знания и другим бройлерам (теперешним ожиревшим мещанам), призывая их поститься, так как тощий цыплёнок проживёт несколько циклов, и попадёт под нож в последнюю очередь. У них находятся последователи, некоторые отказываются от еды и питья. Но в обществе потребления… И Пелевин даёт уничтожающе сатирическую картину этого общества:
«Всегда поражался, – тихо сказал Шестипалому Затворник, – как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит ближе к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство».
Вот он социальной срез современной России. Да и единство здесь упомянуто отнюдь не случайно, ассоциации весьма наглядны. А надежда на щёлочку… Почему-то вспоминаются лонг- и шорт —листы различных премий…
Не обходит вниманием автор, непревзойдённый сатирик нашего времени, и проблемы богоискателства и богостроительства, рисуя их выпукло, ярко сатирически:
«Выяснилось, что все уже давно ждали прихода мессии, потому что приближающийся решительный этап, называвшийся здесь Страшным Супом, из чего было ясно, что у здешних обитателей бывали серьезные прозрения, уже давно волновал народные умы, а духовные авторитеты настолько разъелись и обленились, что на все обращенные к ним вопросы отвечали коротким кивком в направлении неба».
Каждое слово, каждая фраза бьёт в цель. Тут и апокалиптические прозрения, и появление «мессий» всякого рода, и грядущий Страшный Суп (Для кого? Для олигархических правителей? Для русского народа он, похоже, уже наступил), и обленившиеся и разъевшиеся духовные «авторитеты». Разъяснения излишни, уж слишком очевидны аналогии.
Но вернёмся к героям повествования. В страшной борьбе, в преддверии «страшного супа» они побеждают:
«Шестипалый давно привык находиться в руках у богов (т.е. обслуживающего персонала птицефабрики.– Т.Л.). (…) … а потом откуда-то снизу долетел сумасшедший крик Затворника:
– Шестипалый! Беги! Клюй его прямо в морду! Первый раз за все время их знакомства в голосе Затворника звучало отчаяние. И Шестипалый испугался, до такой степени испугался, что все его действия приобрели сомнамбулическую безошибочность, – он изо всех сил клюнул вылупленный на него глаз и сразу стал с невероятной скоростью бить по потной морде бога руками с обеих сторон.
Раздался рев такой силы, что Шестипалый воспринял его не как звук, а как давление на всю поверхность своего тела. Ладони бога разжались, а в следующий момент Шестипалый заметил, что находится под потолком и, ни на что не опираясь, висит в воздухе.
Обучение и тренировки не прошли даром – бройлеры взлетели и во время неравной борьбы обрели свободу. Оптимистичный финал повествования – богов можно победить! А для достижения победы и обретения свободы Виктор Пелевин приводит подробный план борьбы: стремление к свету, обучение, хождение в народ – с пропагандой своих идей, массовый протест и восстание. Где-то мы это всё проходили, не так давно. Не правда ли?
Так что с положительными героями, полагаю, у автора всё обстоит весьма благополучно. А лисичка А Хули («Священная книга оборотня», «Эксмо», М.: 2010), бессмертный оборотень – проститутка, подходит ли она под определение положительного героя, точнее героини. Да, конечно же. Она стремится познать истину, найти путь к самосовершенствованию; найдя его, вступая на этот путь, во-первых, стремится поделиться приобретенным знанием, донести его до сознания своих сестричек – лисичек. И снова забота о своём сообществе, и снова обучение.
Да и граф Т («t», «Эксмо», М., 2009), через фантастически опасные приключения идущий к истине, обретающий, наконец, познание изнанки литературной индустрии рыночного времени, вступающий на путь непримиримой борьбы с ней, – это не только положительный герой, вопреки всему, – это герой нашего времени. Победитель, отстоявший право быть Творцом.
По-видимому, тоска по положительному герою периода классической литературы и соцреализма всё-таки стоит на повестке дня. Нет-нет, в средствах массовой информации, в частности в «Литературной России», появляются статьи (В. Шемшученко, З. Бобкова и др.), обвиняющие современных писателей в отсутствии оптимизма, в унылом видении современной жизни России, считающих, что писатели, вскрывающие язвы пост- и перестроечного периода, так сказать пишущие «чернуху», являются аж «похоронщиками России». Не больше и не меньше! Но в этом изобилии уныния, безверия (не в смысле поклонения православному кресту, а в смысле неверия в светлое капиталистическое будущее страны), гибнущей, спивающейся русской нации современных реалистов, почвенников и «новых реалистов» именно фантастическая сатира Пелевина даёт надежду на возрождение. И обещает это возрождение сочетание в его произведениях глубокого понимания того, что происходит в обществе с указанием пути, по которому нужно идти. Странно, что этой второй ипостаси – учителя —не увидел Г. Садулаев, отметивший правду шута как правду «для внутреннего пользования». Отнюдь нет, для широких народных масс эта правда. Вот если бы они (массы) ещё бы и читали побольше и повнимательнее!
Фантастикой самого разного рода сейчас переполнены книжные прилавки. Но что это за фантастика, насколько она социальна, чему она учит молодое поколение – основного «пожирателя» фантастической и детективной литературы? Возьмём к примеру дебютный роман Тима Скоренко «RIGGERTALE Ода абсолютной жестокости» (ЗАО Изд. «Факультет», М., 2010 г.). Действие романа происходит в неизвестном мире, где люди (если персонажей можно назвать людьми) бессмертны. Вернее, они смертны до утра следующего дня после убийства. Утром они оживают, возрождаясь к той же самой жизни. И на всех страницах книги царит одно и то же – убийство, жестокость, предательство и подлость. Ни одного человеческого проявления – ни чести, ни совести, ни любви. Есть понятие «моя женщина», среди женщин- героинь есть даже некоторые родственные чувства, но и только. Всё остальное – это бессмысленная, ничем не оправданная жестокость. Главный герой первых частей романа – Риггер – теряет бессмертие, выживает в этом мире благодаря чудовищной жестокости, подлостью возвращает себе бессмертие, предает и своего хозяина, и своих соратников, с которыми жестоко расправляется, обрекая их на вечные страдания, обретает абсолютную власть на половине вселенной. А его цель – стать полновластным властителем всей вселенной. В этом романе, если это произведение композиционно можно назвать романом, поскольку действие заканчивается с концом второй части повествования, а в последующем «Послечастии» появляются, неизвестно откуда, новые персонажи, совершенно чуждые предыдущим, нет положительного героя. Главное в романе – культ абсолютной, бессмысленной жестокости, воспевание её. Роман так и назван: «Ода абсолютной жестокости». И вполне уместен вопрос, на какого же читателя рассчитано это произведение? На юного читателя общества потребления с идеологией эгоцентризма и вседозволенности, на бандитские группировки, как образец для подражания, на уголовный криминалитет? А ведь книга выпущена большим для нашего времени тиражом – 5000 экземпляров – и уже красуется на библиотечных полках.
Даже в век вседозволенности и бесцензурной свободы следовало бы сопроводить её информацией типа: «Опасно! Яд!». Но ведь это творчество дебютанта-фантаста¸ мало ли, какие фантазии придут в голову молодому автору: чем больше «эпатажу», тем больше тиражи.
Вот и ещё одно «знаковое» лицо современной литературы – Дмитрий Быков. Его наделавший много шума роман «ЖД» (Изд. «Прозаик», 2010 г.), называемой автором «поэмой» с расшифровкой аббревиатуры от «железной дороги» до «жидов» и «живых душ», написан в жанре «исторической фантастики». В предисловии Быков на всякий случай извиняется перед читателем.» Автор приносит свои извинения всем, чьи национальные чувства он задел. Автор не хотел возбуждать национальную рознь, а также оскорблять кого-либо в грубой или извращенной форме, как, впрочем, и в любой другой форме. (…) Но это, конечно, никого не колышет. Определенной категории читателей это неинтересно. Автор приносит свои извинения всем, чью межнациональную рознь он разжег. (…) У меня нет определенной, обязательной для читателя расшифровки аббревиатуры «ЖД». (…) Для себя я предпочитаю расшифровку «Живые души».»
Извиняться есть за что: это«самая неполиткорректная книга нового тысячелетия». Тут уж с автором не поспоришь. Фантазии его далеко выходят за пределы даже допустимого в фантастике, а уж идеи и прогнозы! Автор не боится (а чего бы ему и бояться при таком изложении прошлого и будущего) обратиться к еврейскому вопросу, исходя из концепции, что весь юг России, от Крыма до Ставрополья и Краснодарского— это историческая родина евреев (хазаров), а отнюдь не какой-то Израиль, подаренный им в пустыне Сталиным. При этом вводится понятие не коренного населения, а «титульной нации», то есть: «Под коренным населением, – сразу уточнил Эверштейн, опять снимая возражение с языка собеседника, – я никоим образом не имею в виду тех, кто поселился на территории раньше всех. Уговоримся сразу, что под коренным населением мы понимаем титульную нацию, или тех, кто считает эту землю своей (выделено мной – Т.Л.)». Вряд ли следует объяснять концепцию автора по национальному вопросу, она вложена в уста Эверштейна. Коренное же население России названо им «васьками» (обратите внимание с маленькой буквой в отличие от Митьков, наверное). «Их племя, не знавшее письменности и не желавшее ничего записывать («потому что все и так есть и всегда будет – зачем же сохранять?»), жило в этих краях с незапамятных времен (…) – все было их собственностью, их заговариваемой и свободно родящей землей, на которой стояли печки-самопеки, яблони, клонящие ветки долу под тяжестью даровых плодов, и вся земля была сплошной скатертью-самобранкой, не требовавшей ухода: бери не хочу. Она кормила их вольно и щедро, без принуждения, как мать кормит сына, как корова поит телка, – и длился этот золотой век, пока не набрели на них степняки (ЖД —Т.Л.), не знавшие никаких ремесел, но умевшие столь хитро и изобретательно торговать плодами чужого труда, что вскоре все оказались их должниками». И далее следует утверждение, что «… русский народ не любит хазар», и «что вражда эта уходит корнями в столь глубокую древность». Васьки живут за кольцевой линией или в «васятниках», то есть приютах, откуда их можно брать в семьи.
- Критическая Масса, 2006, № 1 - Журнал - Культурология
- Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории - Коллектив авторов - Культурология
- О буддизме и буддистах. Статьи разных лет. 1969–2011 - Наталия Жуковская - Культурология
- Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы - Абрам Рейтблат - Культурология
- Русская Япония - Амир Хисамутдинов - Культурология
- Русская Япония - Амир Хисамутдинов - Культурология
- Древнегрузинская литература(V-XVIII вв.) - Л. Менабде - Культурология
- Русская литература XVIII векa - Григорий Гуковский - Культурология
- К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Наталия Львовна Адаскина - Культурология
- Критический словарь психоанализа - Райкрофт Чарльз - Культурология