Пасифик-Хайтс - Пол Харпер

Все еще не собравшись с мыслями, Элиза нашла в себе силы открыто заявить о своих чувствах.

— Ты чересчур забегаешь вперед, — сказала она, досадуя на легкую дрожь в голосе. — Не надо проникать так глубоко.

Элиза видела, что смысл сказанного был правильно понят. Она не играла в метафоры и не имела в виду секс.

Отраженная в стекле фигура мужчины поднялась с дивана и подошла сзади. Даже по отражению видно, как он красив. Когда любовник шагнул в полосу мягкого света, в его шевелюре мелькнули выгоревшие на солнце пряди. Мужчина остановился рядом с Элизой перед стеклянной стеной, в полумраке. Она смотрела на залив, он тоже, Элиза чувствовала, что партнер подстраивается, пытается восстановить психологическую связь, от которой ее теперь бросало в дрожь.

— Скажи, каким я должен быть? Как мне… укротить себя?

Мужчина постепенно обретал привычное равновесие, и, наблюдая этот процесс, Элиза все больше теряла самообладание.

— Нет, я правда не понимаю, — продолжал он, — почему наше… взаимопонимание вызывает у тебя такой… дискомфорт.

Элиза обернулась, мужчина повторил ее движение. Они оба, словно зеркальные отражения друг друга, все еще держали винные бокалы. Рядом с любовником, тенью на массивном стекле, сидел его двойник. Мрак! Элиза, даже не глядя, чувствовала, что тут же находится и ее собственное отражение. Четыре фигуры — и один разум на всех!

Надо было хорошенько обдумать следующую реплику. Чтобы выиграть время, женщина поднесла к губам бокал с вином. Мужчина повторил жест, возможно, не задумываясь, — так зевок одного вызывает зевоту у других. Они синхронно отпили из бокалов. Элиза чуть не вскрикнула.

— Проблема не в том, что между нами общего, — наконец выговорила она, не в силах унять дикий трепет в груди. — А в том, чего ты меня лишаешь.

На лице мужчины отразилось недоумение. Его сконфуженная реакция почему-то вернула Элизе утраченный душевный покой.

— Я? Лишаю?

— Ты можешь угадывать мои мысли.

Он открыл было рот, но промолчал.

— Ты можешь предвосхищать мои желания.

Мужчина слушал.

— Ты можешь договаривать за меня начатые фразы.

Любовник ждал продолжения.

— Но ради Бога, не трогай мои мозги. Оставь мне место, где я могу побыть одна… когда захочу.

Светловолосый мужчина сидел в гостиной дома в Си-Клифф с компьютером на коленях и перечитывал заметки психоаналитика. Взгляд мужчины оторвался от экрана и остановился на огнях моста Золотые Ворота по ту сторону стеклянной стены. Огни постепенно исчезали в мертвенно-серых испарениях залива.

Пятнадцать минут четвертого утра. Он перевел взгляд на экран с одним из любимых пассажей в заметках Веры Лист о первых сеансах с Элизой Керрин. Отрывок был написан больше года назад, но в анализе поведения Элизы по-прежнему играл ключевую роль.

«Ужас. Я не нахожу другого слова для этой истории, ее невозможно слушать без содрогания.

Элиза сидит на диване, истерзанная воспоминаниями, собственными словами и мыслями. Мне больно смотреть ей в глаза, они опухли от слез. Элиза мнет в руках салфетку, катает, сжимает ее до размеров виноградины.

Элизе было девять лет. На полке с разным хламом в будке передвижного парка аттракционов в пыльных окрестностях Барстоу девочка заметила зеленого стеклянного голубя. Птица должна была стать призом победителю в какой-то азартной игре, и ребенок даже не мечтал завладеть чудесной вещицей.

Элиза попросила будочника дать ей подержать голубя. Тот смекнул, что она послужит хорошей рекламой для завлечения простофиль, посадил ее на стойку и вручил игрушку. „Попытайте счастья, выиграйте голубя для юной леди“, — кричал он зевакам.

Стеклянный голубь был прекрасен. Его наполняли пузырьки и завихрения изумрудного света, они очаровывали девочку, переносили ее в неведомые, невообразимые края. К ней вдруг впервые в жизни пришло ощущение душевного покоя. Она не знала, что чувство это зовется надеждой, но не могла представить себе дальнейшую жизнь без этой радости.

Простофили приходили и уходили, никто так и не смог выиграть приз. Наступили сумерки, будочник отобрал голубя, а девочку отправил восвояси. На следующий вечер, когда хозяин аттракциона успел позабыть о девочке, та пролезла под пологом в будку и стащила игрушку.

Элиза прятала фигурку от отца с матерью. Пока семья колесила в поисках работы по пыльной долине Сан-Хоакин, девочка не расставалась с голубем. Украв игрушку, она теперь и смотрела на нее лишь украдкой, в минуты уединения, когда можно было достать сокровище из тайника, поднести к свету… и убежать в совсем другой мир.

Голубь превратился для нее в священную реликвию, хотя Элиза не имела понятия о святости. Ей неведома была благодать, просто зеленые ручейки света в глубине стекла будили ее детское воображение.

В ту роковую ночь мать куда-то ушла с денежными клиентами. Элиза светила на голубя фонариком под одеялом, когда за этим занятием ее застал отец. Ни с того ни с сего тот пришел в бешенство. Разъярился страшно, до безумия. Хотя Элиза уже свыклась с тем, что отец приходил к ней по ночам, взрыв ярости застал ее врасплох. Отец насмехался над ней с кошмарной изощренностью, угрожал использовать голубя как фаллос, дразнил, а потом изнасиловал. Голубя он ей так и не отдал. Еще несколько недель отец возвращался по ночам, повторяя все те же безжалостные издевки, заканчивая каждый приход бесстыдным актом. В конце концов голубь превратился в невыносимо гадкий символ — символ ее смерти.

Как-то ночью отец явился пьяный, и, когда он отключился, Элиза схватила птицу и разбила ее на мелкие кусочки.

Невинность умерла в ней во второй раз, теперь уже навсегда».

Вскрыть разум женщины — все равно что заглянуть внутрь устрицы, разжав створки острым ножом. Чтобы добыть жемчуг, нужен подходящий инструмент. Если нож тупой, ничего не выйдет. Если слишком тонкий, сломается от нажима. Лезвие должно быть определенного качества. Человек знал, что такое лезвие у него теперь есть.

Глава 7

За полгода до описываемых событий

Дымчато-серый «кадиллак-эскалейд» выплыл из ночного тумана и мягко подкатил к бордюру в переулке, спрятанном за домом в испанском стиле, что стоял почти на самой макушке холма Форест-Хилл. Из ворот под деревьями вышел мужчина и подсел к женщине на заднее сиденье. Машина легко тронулась с места, петляя, спустилась вниз по холму к улицам, которые ровными рядами выходили к пляжам Тихого океана.

— Спасибо, что согласились встретиться, — сказала женщина.

Мужчина промолчал, ожидая окончания привычной процедуры.

От водителя и еще одного человека на переднем сиденье с лэптопом на коленях пару отделяла стеклянная перегородка. «Эскалейд» был оснащен автоматическим досмотровым сканером. Через несколько минут человек с лэптопом будет знать, исходит ли от гостя какая-либо угроза электронной безопасности. Подвоха, разумеется, никто не ждал, но процедура была одинакова и для принцев, и для нищих — проверяли всех без исключения.

Мужчина и женщина не любили праздной болтовни. Встретились они по единственной причине — обсудить возникшие неприятности. Собеседников не интересовал обмен формальностями. Мужчине не терпелось узнать, какая приключилась беда, и приступить к действиям.

Женщина наблюдала сквозь стеклянную перегородку, как лучи фар выхватывали из тумана машины на стоянках и дорожные знаки. Слабый зеленоватый свет от приборной панели и компьютерных экранов обесцвечивал лицо женщины, размывал его черты.

Мужчина и так хорошо их помнил — высокая, стройная, пятьдесят два года. Она красила волосы в густой черный цвет, совершенно неестественный для ее возраста, — очевидно, видела в подступающей седине большее зло. Ей нравились темные костюмы с юбками ниже колен — наряд не для кокеток, но и не для пенсионерок. Она редко надевала украшения.

Под стеклянной перегородкой замигал зеленый огонек.

— Информация класса СОРХ, — повернувшись к мужчине, сказала его спутница. Разведслужбы США грифом «СОРХ» — «Секретно. Режим особого хранения» — обозначали информацию наивысшей степени секретности. — Пропал один из наших агентов «черного спектра».

Мужчина входил в пятерку членов исполнительного комитета совета директоров, но о проколах на таком высоком уровне докладывали только ему. Если имелась возможность замять или похоронить дело, он мог решить вопрос своей властью, ни с кем не советуясь.

— Когда?

— Пять дней назад. Сам на связь не вышел, мы тоже не смогли связаться. Послали группу на его адрес в Даймонд-Хайтс. Пусто, даже мебель вывезена.

— Чем он у нас занимался?

— Принят всего четыре месяца назад… был приставлен к Керрину.