Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое - Поль Кюглер

Такое усиление лингвистического комплекса примет еще более конкретную форму, если мы обратимся к немецкому, французскому и венгерскому языкам. Немецкое «Blut» означает «кровь»; существительное множественного числа «Blueten» означает цветы (на ветвях деревьев); а глагол «bluten» означает «кровоточить». Французское «viol» значит «насилие»; «violette» – фиалка; а «violer» значит «насиловать». Тот же комплекс ассоциаций существует в не-индоевропейских языках. Например, венгерское «ver» значит «кровь», «veres» – «кровавый», а «verag» – «цветок». [28]

Очевидная фонетическая связь, существующая в каждом из приведенных лингвистических комплексов, совсем не означает, что слова, формирующие комплекс, имеют общее происхождение. Между немецкими словами «Blut» и «blueten» или английскими «blood» и «bloom» отсутствует этимологическая связь. В Оксфордском словаре английского языка отмечается: «вызывает сомнение связь слова «blood» c глагольным корнем «blo», и родственными ему словами «blow», «bloom», сходными по форме, но едва ли близкими по смыслу». [29] Связь между ними может явиться результатом сближающегося развития. Однако важную роль играет не их общее происхождение, их этимология, а скорее их принадлежность к «одному лингвистическому комплексу фонетически связанных между собой слов». [30]

Различные смысловые понятия вышеприведенных словесных комплексов на немецком, французском, венгерском и английском языках, соотносимые благодаря сходству звучания, формируют основные элементы бессознательных смысловых цепочек, которые обнаруживаются только в тех случаях, когда процесс ассоциаций смещается от смысловой общности к общности фонетической. В нормальных условиях человек подбирает смысловые словесные ассоциации. Однако чем в большей степени он погружается в бессознательное, тем более явственно выступает тенденция подбора фонетических ассоциаций. Именно «это лингвистическое явление открывает личности доступ к архетипическим смысловым рисункам слов, поэтически сближающихся в языке благодаря аналогичному их звучанию». [31]

Перевод психических образов в фонетические комплексы

Мы увидели, что различные значения слов (например, «цветок», «сексуальный», «новое рождение» и «пролитие крови»), которые связаны с одинаковым звуковым рисунком корня («carn»), соотносятся через лежащую в их основе архетипическую структуру не лексически, синтаксически и, во многих случаях, даже не этимологически. «На бессознательном уровне смысловые отношения между компонентами фонетически ассоциированных слов осуществляются через архетипический образ». Этот комплекс значений, соединенных по принципу фонетического созвучия, составляет центральный элемент и обнаружен во многих культурах мира. Возможно, что его наиболее известной формой является греческий миф о Деметре и Персефоне. В «Гимне Деметре» мы находим комплекс рассмотренных нами ассоциаций тонко вплетенным в фантазию о дефлорации в «насилии над Персефоной». [32] Персефона, дочь Деметры, отправилась в отдаленную Низийскую равнину, где она стала играть с дочерьми Океана и срывать розы, фиалки и другие цветы. Гея завлекла Персефону еще дальше, показав ей невиданный ранее, странный и удивительный цветок (нарцисс). Восхищенная его красотой, она тянется к нему обеими руками, желая сорвать его. И тут внезапно раскалывается земля и из разлома появляется Аид, хватает Персефону, усаживает ее в свою колесницу и отвозит в подземный мир, где вступает с ней в брак.

В своей работе «Символы трансформации» Юнг приводит несколько развернутых примеров этимологического анализа различных архетипических тем [33] и завершает их описание следующими словами: «Рассматривая этимологию, мы должны учитывать не только миграцию к корневому слову, но и автохтонное оживание некоторых первобытных образов». [34] Работая над данной темой, Юнг заметил наличие в языке следующей тенденции: в словах, значение которых относится к одному и тому же архетипическому образу, наблюдается сходный, этимологически определенный, фонетический рисунок.

Фонетическая связь между G. «Mar», французским «mere» и рядом слов, обозначающих «море» (лат. «mare», G. «meer», фр. «mer») весьма примечательна. Быть может, это указывает на великий первобытный образ матери, которая некогда являлась нашим единственным миром, а позднее стала символом всего мира? [35] При дальнейшем расширении терминов, ассоциируемых с Прометеем, Юнг приходит к заключению, что диахроническая связь между фонетическим рисунком слов «праманта» и «Прометей» основана не на лингвистической трансмиссии, а представляет собой «архетипическую параллель»:

Линия от «праманты» к «Прометею» проходит не через слово, а, скорее, через идею или образ, и тогда Прометей может иметь то же самое значение, что и «праманта». Но только это будет архетипическая параллель, а не лингвистическая трансмиссия. [36]

Получая ответ на вопрос о том, по какой причине такое большое количество различных значений примыкает к одному фонетическому рисунку, можно понять символические измерения языка. Некоторые лингвисты полагали, что звуковой рисунок представляет собой фонетическое описание соответствующих смысловых аспектов: звук описывает смысл. Это справедливо в случае звукоподражания, и ранее некоторые лингвисты разработали даже лингвистическую теорию, основанную на данном явлении. Однако мы сфокусировали свое внимание на совершенно ином языковом явлении. Мы пытаемся психологически понять значимость «инвариантных комплексов тех значений, которые остаются неизменными при трансформациях их фонетических носителей». [37] Именно инвариантное соотношение семантических аспектов остается постоянным в каждом фонетическом комплексе и подразумевается по умолчанию в бодрствующем состоянии. Однако, чем более рассеивается внимание говорящего, тем более увеличивается число звуковых ассоциаций и тем более явным становится архетипическая совокупность значений. Глубинные внутренние значения немедленно передаются во внешние поверхностные звуковые ассоциации. Чтобы обнаружить архетипический смысл в глубине языка, нам необходимо переместить внимание с семантического аспекта на инвариантность фонетического рисунка. Возможно, что мечтатели, поэты и сумасшедшие имеют такое опасное ощущение глубины воображения по той причине, что их лингвистическая чувствительность в большей степени направлена на инвариантные архетипические структуры звука и образа.

Примечания к главе I

[1] Lacan J. Ecrits: A Selection, trans. Alan Sheridan. N.Y.: W.W. Norton, 1977; Kugler, P. Jacques Lacan: Postmodern Depth Psychology and the Birth of the SelfReflexive Subject // The Book of the Self / Ed. Polly Young-Eisendrath and James Hall, N.Y.: New York University Press, 1987.

[2] Lacan J. The Mirror-phase as Formative of the Function of the I, trans. J. Roussel // New Left Review. 1968. Vol. 51.

[3] Paz O. The Bow and the Lyre, trans. R. Simms. N.Y.: McGrawHill, 1975. P. 245.

[4] Derrida J. A Derrida Reader: Between the Blinds. Psyche: Inventions of the Other / Ed. Peggy Kamuf. Columbia Univ. Press, 1991.

[5] Winnicott D.W. Mirror-Role of Mother and Family in Child Development // Playing and Reality. Harmondsworth, Eng.: Penguin Books, 1971. P.138.

[6] Там же. P. 138.

[7] Kugler P. The Subject of Dreams // Journal of the Association for the Study of Dreams. 1993. June. Vol. 3. № 2.

[8] Там же.

[9] Lacan, 1977.

[10] Jung C.G. Collected Works. Vol. 2. Experimental Researches, trans. L. Stein. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1973; Jung C.G., Riklin F. The Associations of Normal Subjects. P. 3–196. Hereafter cited as CW 2.

[11] Там же. Association, Dream, and Hysterical Symptom, pars. 858-60.

[12] Там же. Psychopathological Significance of the Experiment, pars. 891-93.

[13] Aschaffenburg G. Experimentelle Studien uber Associationen // Kraepelin Psychol. Arb. 1 (1896): 20999; 2 (1899): 1-83; 4 (1904): 235–375.

[14] Jung, Experimental Researches, Jung and Riklin, Associations of Normal Subjects.. pp. 3-196.

[15] Там же. Psychopathological Significance of the Experiment. P. 414–415.

[16] Там же. Associations of Normal Subjects. P. 171 [курсив мой].

[17] Jung, Studies in Word Association, trans. M. D. Eder (London: Routledge and Kegan Paul, 1919), p. 66 [курсив мой].

[18] Jung, Experimental Researches, p. 176.

[19] Sigmund Freud, Interpretation of Dreams, trans. J. Strachey (New York: Avon Books, 1972), pp. 383-84 [курсив мой]. В немецком оригинале сон изложен следующим образом: «Она спускается с высоты, перебираясь через странные преграды или заборы…. В руке она несет большую, раскидистую ветку, похожую, собственно говоря, на дерево, густо усеянную красными цветами. Представляется, что это цветы вишни, но они похожи и на пышные камелии…. После того, как она спустилась, оказалось, что нижние цветы осыпались…. В саду стоит молодой человек (его вид кого-то напоминает ей, но это незнакомец); она подходит к нему, чтобы спросить, как можно пересадить такие ветки в ее саду. Он обнимает ее. Она сопротивляется, отталкивает его, говорит, что неужели он думает, что ее можно так обнимать. Он отвечает, что это дозволено».

[20] Freud, Interpretation of Dreams, p. 354.

[21] там же, p. 409. Этот сон и ассоциации имеются на английском и в оригинальном немецком тексте. (См. Die Traumdeutung, uber den Traum, p. 379.)

[22] там же

[23] там же., p. 410.

[24] Freud, The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, vol. 13 (19131914), trans. and gen. ed., James Strachey (London: Hogarth Press, 1958), p. 56.

[25] Theodore Thass-Thienemann, The Interpretation of Language, Vol. 1 (New York: Jason Aronson, 1973). p. 179 [курсив мой].