Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло пять лет. От того жизнерадостного выпускника не осталось почти ничего. Его благополучное, здоровое, солидное воспитание оставило мерзкую душевную пустоту, забыть о которой помогали наркота и алкоголь. Он оказался на крючке, выхода не было. Пэдди пропил больше мозгов, чем я буду иметь когда-либо, — и не жалел об этом. Конечно, он остался умным парнем, просто теперь его мысли были заняты более земными вопросами, не требующими похода в библиотеку.
Впрочем, не могу назвать его моим порнонаставником. Да, Пэдди посещал такие места и проделывал такие штуки, какие нам с вами и не снились, однако с ним было интереснее просто общаться, и понадобься мне совет — я обратился бы именно к нему. Как и за отпущением грехов, что еще важнее.
4. А письма — настоящие?
— Чарльз… вытащил… свой член… из моей… влажной… дыры… — бормотал я себе под нос, печатая, — и… взял… свой… липкий… нет, горячий… и липкий… член… и… кончил… мне на…
На что? Я уставился на экран, грызя ноготь и обдумывая варианты. Лицо? Сто раз уже было. В рот? Так я завершил свой последний рассказ. На сиськи? Возможно… Надо подумать.
От нечего делать я начал оглядывать комнату. Вдруг меня посетит вдохновение?
Джеки сердито взирала на Пэдди, который полулежал в откидывающемся кресле и, кажется, спал; Мэри соединяла все свои скрепки в одну длинную цепь; Толстый Пол, воровато оглядываясь, разворачивал сладости в ящике стола (мне не было видно, но он занимался этим неделями напролет, и я выучил соответствующее выражение лица); Монти сидел сбоку от меня и заставлял Роджера в очередной раз переделывать обложку «Фрота»; Сьюзи (редактор «Бэнгерз!») и Хейзл (дизайнер «Бэнгерз!») опустошали казну «Мунлайт паблишинг», часами разговаривая по телефону, а Дон еще не перестал дуться после утренней взбучки: он опоздал, а Сьюзи отчихвостила его на глазах у всех. Вдохновение меня так и не посетило.
Я уставился на пропуск после «мне» и, захихикав, напечатал «в карман». Потом вместо «кармана» поставил (по очереди): «сумочку», «волосы», «глаза», «обед», «бабушкину шуньку-муньку» и напоследок — «домашнее задание». Я перестал хихикать и стер последний вариант, так и оставив читателя заинтригованным. В конце концов я выбрал просто-напросто «сиськи», потому что выдумывать что-либо уже не мог.
Господи, как же все надоело… Я работал в «Блинге» два месяца и все это время сочинял читательские письма и писал девичьи аннотации. Вы, наверное, думаете, что писать на работе сальности очень даже весело. Один день — да, весело. Но заниматься этим восемь часов в день и пять дней в неделю (ладно, четыре: по пятницам мы уходим в паб чуть не с утра, а иногда и по четвергам тоже) — изматывающе тяжело. Нет-нет, ничего сложного в этом не было. Наоборот, скучно до слез, однако кто-то должен этим заниматься, и этот кто-то — я.
Вопрос о читательских письмах, настоящие ли они, встречается чаще всех, так что я отвечу на него поподробнее. Извините, если что.
В «Блинг», как и в любой другой журнал, каждый день приходило писем по шесть-семь. Они распадались на четыре группы: «запросы», когда читатель требовал сообщить адрес модели, чтобы написать ей (или, например, ее убить); «редакторские заметки», когда читатель хвалил или ругал качество девушек в последнем номере, а также учил нас уму-разуму; «заявка о приеме на работу» — читатели спрашивали насчет вакансий; «откровенные признания», в которых читатель рассказывал, что недавно трахался с одной, двумя, тремя красотками, и хотел увидеть свой текст напечатанным.
На «запросы» достаточно лишь взглянуть. Вот вам первое попавшееся:
Дорогая Таня!
Мне под сорок, и я ни разу не был женат. Я из года в год покупаю некоторое количество журналов, но, если честно, ты — самая сексуальная. Одно время у меня была девушка, которая тянула из меня деньги, а трахалась с кем-то еще.
Я довольно симпатичный (не совсем урод).
Возможно, ты меня пожалеешь и как-нибудь вечерком позвонишь. Телефон: ХХХХ ХХХ ХХХХ.
В данный момент я смотрю на твое прекрасное смуглое тело, и взгляд у меня — влажный и неотразимый. С нетерпением жду твоего звонка. Я знаю, что обязательно полюблю тебя.
С любовью, ХХХХХХ, Донкастер.
Я, конечно, не стану сообщать его имя и домашний телефон, а то вы завалите несчастного парня просьбами о женитьбе. Примечательно это письмо только одним: в нем нет ни одной ошибки — орфографической или пунктуационной. Чудеса, да и только! Надо было бы взять его на работу, чтобы читал письма, так как от меня толку не было никакого. Но главное — другое. Вот вы скажите, может ли Таня — порнобогиня — заинтересоваться автором такого письма? Этого я никогда не мог понять, не понимаю и теперь. Как парни, у которых по той или иной причине явно не ладится с женщинами, могли ждать взаимности от наших супердевушек, и чтобы те откликнулись на их отчаянные письма. Я не такой уж большой знаток женщин, но уверен: большинству моделей «Блинга» и «Эйса» не стоит появляться в пабе, баре или клубе где-либо на земном шаре без большой дубинки в руке. Разве придет в голову женщинам, которые снимают сливки со всего мужского поголовья, отвечать на письмо донкастерского страдальца? Такой оптимизм вызывает у меня головокружение.
Впрочем, не стоит переоценивать силу нашего воздействия на мужские умы. Можно не сомневаться, что, встреть парень красотку вроде Тани у себя в баре, он не отважился бы к ней даже подойти. А вот напечатайте ее фотографию (со спущенными трусами) в журнале, и он уже не сомневается, что ее стандартам вполне соответствуют бородатые мужчины, состоящие в местном обществе любителей игрушечных железных дорог.
Объяснить этот феномен я могу только одним: журнал старается всех своих девушек представлять одинокими. Ничто так не расстраивает вашего доброго приятеля, как бабские рассказы про секс с прежним бойфрендом, с которым она так славно трахалась, пока вы довольствовались сотней свернутых в трубу листов или смазанной маслом боксерской перчаткой. Так что мы старались сделать наши журналы более привлекательными и заставляли моделей рассказывать, как страшно им хочется потрахаться: они готовы вцепиться в первого незнакомца, утащить его к мусорным бачкам и делать ему там минет. Читатель все это читает, и вот — алле-гоп! — уже верит, что страна ломится от истосковавшихся по сексу девушек, которым нет дела ни до внешности, ни до денег, ни до запаха. Они всегда готовы перепихнуться. Конечно, фантазия придет и уйдет, но в этот момент читатель опорожняет свои закрома и забрызгивает страницу. Тогда действительность вновь к нему возвращается. Вроде бы это и есть фантазия — добровольный отказ от неверия (фраза принадлежит, если я не ошибаюсь, Блакадеру[8]). Женщины воображают себя рядом с какой-нибудь кинозвездой, а парни мечтают о покладистых симпатичных девчонках, которым неймется так сильно, что они готовы снизойти даже до них. Мужчинам нравятся потаскухи. Покладистые и развратные, доступные и на все готовые. Представляя наших моделей именно в таком свете, мы нажимали на максимальное количество мужских кнопок. Все бы хорошо, да вот беда: некоторые принимают наши слова за чистую монету. Например, рядом с фотографией очередной девушки мы размещаем такую надпись: «Просто обожаю делать минет! Могу сосать всю ночь напролет, и мне ни капельки не надоест! При этом я всегда глотаю». И вот мы получаем три десятка писем следующего содержания:
«Любишь делать минет? Я люблю, когда мне делают минет. Нам надо встретиться. Позвони мне по…»
Им даже в голову не приходит, что:
1. Стоит ей только захотеть, и в любом супермаркете найдутся толпы желающих;
2. Им предстоит выдержать конкуренцию со стороны трех десятков таких же простаков.
И чуть не забыл!
3. Они еще не успели дописать свое письмо, а ему уже предстояло отправиться в корзину. Причем в корзину, с которой Таня и рядом не стояла. И уж если Тане захочется, то разве не мы первые в очереди?
Пока мы разбираем первую разновидность писем, я хочу вскользь коснуться одной их подкатегории. В «Блинге», как и во многих других журналах, есть отдел, посвященный читательским женам. Казалось бы, все ясно: сюда посылают фотографии жен для дальнейшей публикации. Так ведь нет!
Дорогие читательские жены!
Пишу вам это письмо, чтобы сказать: я очень хочу иметь жену. Пусть она придет в мою квартиру и живет там со мной. Мне нравятся блондинки вроде Джеммы, и я очень здорово умею трахаться. Будьте добры, найдите мне жену!
Благодарю за понимание и с нетерпением жду ответа.
Такой-то.
Вторая разновидность — «Редакторские заметки». Обычно это коротенькие записки вроде: «Очень понравился последний номер. Джеки была великолепна — потрясающая жопа! Побольше бы таких». Или: «Очень хочу увидеть в вашем журнале фотографию Софи Раворт, ведущей новостей Би-би-си. Пусть она будет с голой задницей и с фруктами на ней». Софи я выбрал не просто так. Почему-то именно о ней писали чаще всего. Через мои руки прошли сотни и сотни таких писем. Некоторые были снабжены простенькими рисунками, на которых она закидывала ноги за уши или делала еще что похуже. Думаю, Софи есть о чем подумать — на тот случай, если ей надоест читать новости. Каково бы ни было ее решение, я нахожу такой широкий интерес к текущим событиям весьма обнадеживающим.
- Глаз бури (в стакане) - Al Rahu - Менеджмент и кадры / Контркультура / Прочие приключения
- Симоно-Савловск - Дмитрий Маркевич - Контркультура / Русская классическая проза
- Том Стволер - Дарен Кинг - Контркультура
- Дневник наркоманки - Барбара Росек - Контркультура
- Парадоксия: дневник хищницы - Лидия Ланч - Контркультура
- Суета Дулуоза. Авантюрное образование 1935–1946 - Джек Керуак - Контркультура
- Adibas - Заза Бурчуладзе - Контркультура
- Жопа, как символ - Александр Бурьяк - Контркультура
- Коммунотопия. Записки иммигранта - Инженер - Контркультура / Путешествия и география / Социально-психологическая
- Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов - Сергей Михалыч - Контркультура