Гости Земли - Михаил Пруссак

Особенно их поражало, как мы описываем, излагаем словесно любой факт, любое явление. Это их даже смешило.

«Трамвай налетел на автомобиль и разбил его». Кажется, самая простая прозаическая фраза, не вызывающая никаких недоумений. Но марсиане спрашивали, как трамвай может «налететь» на автомобиль и «разбить» его. Разве он живое существо, а не простой механизм, который находится под управлением человека? Что, собственно, произошло — они поняли только тогда, когда Фримен выписал для них сложную физико-математическую формулу столкновения двух твердых тел. И так было во всем остальном: — пока Фримен не выражал события и явления строго математически, научно, марсиане становились в тупик. Только впоследствии они применились к своеобразию выражения человеком своих мыслей, формулировав это следующим образом:

«Если судить по языку, то у людей чрезвычайно странное мировоззрение. Все у них или рождается или делается. Причина явления — его отец или творец. И если бы не их наука, не их математика, где причинность понимается просто как функциональная зависимость явлений друг от друга, мы должны были бы сказать себе, что люди придерживаются невозможных взглядов на свою среду — взглядов, при которых они не в состоянии были бы строить свои машины, заставить двигаться свои механизмы. Лишь теперь мы понимаем, почему у них существует такое странное понятие, как бог. Они не могут себе представить, исходя из наивного понимания причинности, что за миром не стоит его отец или творец».

Вообще все отзывы марсиан звучали так наивно или так парадоксально, что были на руку только красным, этим динамитчикам и нарушителям общественного строя и его мировоззрения. В конце концов они и перекочевали в рабочие красные листки и в первую голову в местный лосанжелосский листок «Призыв». Номера этой газеты приобрели сплошь скандальный характер, стали образцом самой гнусной демагогической и безбожной пропаганды, прикрывающейся авторитетом марсиан.

Молодые люди из американского легиона дважды громили помещение редакции этой газеты, но листок продолжал выходить, становясь все более дерзким. Благонамеренной печатью, конечно, не было допущено в отношении марсиан ни одного резкого выражения, но она уже начала бить тревогу. Нельзя допускать, чтобы какие-то политиканы использовали некоторые неудачные выражения марсиан для своих целей. Недоставало еще, чтобы эти нарушители общественного строя проникли к марсианам и установили с ними связь. Это могло дать самое неверное представление о всей сущности современного человеческого строя в его самой прогрессивной американской форме.

X

В кабинете Фримена происходило обычное собеседование с марсианами.

Окна и двери на балкон были открыты, и из них открывался изумительный вид на город с красивыми зданиями, многочисленными парками и бульварами. Недаром город служил местом заслуженного отдыха американской буржуазии, городом наслаждения жизнью и красотами пышной южной природы. Солнце уже зашло и заливало красным пламенем коротких сумерек отдаленный холмистый горизонт. В кабинет проникали смягченные звуки замирающей городской жизни и вечерняя прохлада.

Редко удавалось слышать более блестящий и глубокомысленный обзор Америки, чем тот, который сделал Волслей.

Конечно, у американской нации, как и всюду на земле, имеются элементы здоровые и нездоровые. Сейчас эта борьба здоровых элементов с нездоровыми немного обострена. Гниет Европа, пребывает в варварстве Восток, берут кое-где верх анархические элементы, разлагающие общество. Но незыблемой скалой порядка, свободы и демократии стоит Америка. Она — образец здорового человечества, знающего, куда оно идет. Правда, и здесь есть люди, готовые во имя своих идей посягнуть на общество и ниспровергнуть его. Происходят промышленные конфликты и волнения. Труден путь здорового прогресса, и всегда найдутся люди, которым он нежелателен. Но эта группа людей, пытающихся во имя своих идей использовать временные затруднения общества, не должна интересовать марсиан. Она ничего не может сказать им. Марсианам предстоит другая достойная их задача. Например, профессор Хьюк в отчаянии, что без некоторой помощи марсиан он не в состоянии повторить их опыта.

На губах Уайта все время играла нетерпеливая улыбка.

— Боюсь, — заявил он, — что простое осведомление о существовании у нас рабочего вопроса — будем называть вещи своими именами — не удовлетворит наших гостей. Мы бы ничего против этого не имели, если бы не слишком, я сказал бы, острое внимание уважаемых гостей к нашим вооружениям, к составу общества, к политическому строю и так далее. Мне это кажется сторонним для них делом, отвлекающим от обмена между Марсом и Землей чисто научными знаниями. Мы знаем, какие уже слухи ходят в народе о марсианах, какие ожидания связывают с ними нездоровые элементы. Мы должны прямо и откровенно предостеречь наших друзей марсиан не давать пищи этим элементам. Иначе это будет связано для уважаемых друзей с некоторыми неудобствами их пребывания па Земле — в Америке.

Наступило неловкое и длительное молчание. Профессор Фримен то краснел, то бледнел, пытаясь остановить Уайта.

Слово взял один из марсиан.

— Мы рисковали жизнью, когда вызвались совершить перелет на Землю. Ждали всего. Поэтому можно представить, что мы не из пугливых. Это все, что можно возразить по существу на речь мистера Уайта. Да, мы принесем па Марс, если только там будем снова, известие, что мы нашли прекрасную планету, по сравнению с которой Марс — мертвое кладбище. Мы нашли, как и предполагали, разумных существ. Что же странного в том, что мы стараемся уяснить себе, что такое представляют собою эти разумные существа и степень их цивилизации. Не скроем, мы нашли их на намечающемся уже переходе от одной умственной ступени к другой, к которой принадлежим уже давно мы, марсиане. Доказательством этому еще на Марсе были ваши световые сигналы. Но мы не предполагали, что вы еще так глубоко сидите в старом, а новое у вас только намечается. Вы еще разъединены на народы и стараетесь сохранить это разъединение. Вы ведете войны, отнимаете друг у друга то, что должно принадлежать всем. У вас есть вещи, которые вы всячески защищаете, называя их собственностью. Это значит, что у вас, несмотря на богатства Земли и ваш ум, этих богатств или не хватает или вы отнимаете их у кого-то другого. Вы боитесь нас, потому что кого-то боитесь у себя на Земле. Иначе ваша боязнь непонятна. Вы — поработители чего-то и кого-то и поэтому подозреваете и нас, что мы можем стать вашими поработителями. Одно время мы думали, что вы порабощаете живые существа не одного с вами происхождения и рода. Но потом мы убедились, что вы порабощаете такие же существа, как и вы. Кто они — мы еще не знаем, но они такие же разумные существа, и мы хотим встретиться с ними. Они — угроза вашему обществу, и мы хотим узнать, чем они угрожают вам. И лишь тогда, когда мы узнаем, кто они, и убедимся, что они действительно ваши враги на тяжелом пути прогресса к высшей ступени развития, мы будем готовы помочь изысканиям мистера Хьюка и передать секрет сплава нашего металла, объяснить нашу передачу энергии на расстоянии и облегчить вам путь к расширению вашей власти над природой. Мы чувствуем, что вы осторожны. Больше — подозрительны. Разрешите и нам отвечать тем же: мы осторожны. У нас есть задача, и пока мы ее не выполним, мы будем осторожны и впредь. Угрозы на нас не подействуют, мы достаточно чутки к границам ваших угроз и соответствующим образом вооружены. Вот и все.

XI

Карты были раскрыты. Напрасно Фримен перебегал от марсиан к членам комиссии и обратно. Глаза Волслея не предвещали ничего доброго. Уайт пробормотал сквозь зубы:

— Все это проклятые социалисты!

— Благодарю вас, — быстро ответил марсианин, — мы теперь знаем, как вы называете этих людей.

— Но позвольте! — воскликнул Фримен. — Если пошло на то, я тоже имею право в некотором смысле называть себя социалистом. Здесь произошло печальное недоразумение, совершенно нежелательное. Позвольте мне разъяснить. Не смотрите на меня так дико, Уайт. Я конечно, не большевик, это слишком, но всегда признавал за рабочими право на самоорганизацию и отстаивание своих прав вплоть до политической и экономической борьбы и создания своей партии. В Англии, например, мы уже имели рабочее правительство. По нашим демократическим законам, ничто не препятствует быть президентом далее рабочему, если такова будет воля всенародного голосования. В Германии случилось, что рабочий, по профессии седельник, действительно стал президентом республики.

— И что же? — с интересом спросили марсиане.

— В том-то и суть, что ничего! — победоносно ответил Фримен. — Остался прежний порядок вещей.