КГБ. Последний аргумент - Игорь Атаманенко

«Что ещё за особенности? – спросил Грибанов. – Мочится в постель, что ли?»

«Нет-нет! Громко разговаривает во сне… Да и потом, Олег Михайлович, как-то несолидно получается… Негоже всё-таки, нашей прославленной артистке занимать комнату в коммунальной квартире… Полагаю, что ради того, чтобы привлечь Раневскую к секретному сотрудничеству и эффективно её использовать в наших интересах, надо бы ей выделить отдельную квартиру… У меня – всё!»

«Что ж, подумаем…» – ответил неопределённо Грибанов, но через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.

И тогда Коршунов вновь пошёл на приступ, стал названивать в театр Моссовета, где трудилась Раневская, чтобы, значит, встретиться с нею и формально узаконить состоявшуюся вербовку отбором подписки о добровольном сотрудничестве, неразглашении и т. д. Ну, в общем, соблюсти все формальности.

Однако каждый раз выяснялось, что Фаина Георгиевна не может с ним встретиться либо по причине своей занятости, либо состояния здоровья – то она готовится к премьере, то у неё сплин, то насморк.

Когда же наконец в телефонной трубке он услышал её воркующий голос, очень доверительно сообщивший ему, как коллеге и товарищу по борьбе, что у неё начались какие-то «критические дни», и поэтому она просит вновь перенести свидание, он рассвирепел и в сердцах бросил ей что послезавтра приедет к ней домой, в новую отдельную квартиру, для окончательного расчёта. Не знал молодой лейтенант с начальным школьным образованием, с кем столкнула его судьба, и какой прожжённой бестией оказалась обхаживаемая им «кандидат на вербовку»!

…На следующий после разговора Коршунова с Раневской день, рано утром, в приёмной КГБ при Совете Министров СССР появился некий мужчина с испитой рожей неопределённого возраста – от пятнадцати до восьмидесяти пяти – и попросил принять от него заявление.

Настаивал, чтобы оно было обязательно зарегистрировано, потому как дело чрезвычайной государственной важности…

Коллективное заявление жильцов высотки на Котельнической набережной, где уже месяц проживала Раневская, через час лежало на столе у Грибанова, потому что ему и было адресовано.

В своём обращении квартиросъёмщики (всего десять подписей), проживавшие над квартирой Раневской, просили органы госбезопасности разобраться с некой артисткой (фамилия Раневской в заявлении не указывалась), которая ночи напролёт вопит о происках империалистических разведок. Рассуждает, как разделается с ненавистными супостатами, и какую Кузькину мать она им покажет, едва только её примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.

Через час Коршунов стоял по стойке «смирно» в генеральском кабинете. Грибанов отдал ему заявление со словами:

«На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого… Молчащего во сне. Всё! Свободен!»

По прошествии некоторого времени Коршунову от агентуры, окружавшей Раневскую в театре им. Моссовета, стали известны подробности создания пресловутого «коллективного заявления».

Артистка за две бутылки водки соблазнила на эту акцию сантехника из ЖЭК, того самого заявителя с испитым лицом. В общем, наш поезд проследовал дальше без Раневской…

– А квартира, товарищ генерал-майор? – хором воскликнули курсанты.

– Квартира осталась Раневской! Как сказала бы артистка, перефразируя свой собственный афоризм об отношении больного и медицины: «Если прославленная артистка очень хочет жить в элитном доме, то КГБ бессилен!»

Впоследствии Фаина Георгиевна, приглашая коллег – среди них было немало наших агентов, которые по ней и работали, что для неё секретом не являлось – на чашку чая в свою новую квартиру на Котельнической набережной, ещё долго вспоминала общение с Коршуновым. Как бы оправдывая свой дьявольски изощрённый трюк с «коллективным заявлением», неизменно повторяла:

«Девочки, вы должны меня понять. Я отказала гэбэ лишь по одной причине. Дать органам много я не могу, а мало мне совесть не позволяет – проклятое воспитание!»

Вот после такого её фортеля Олег Михайлович и принял решение срочно заменить Фаину Георгиевну…

Слава Богу, не скудеет земля русская красивыми умными женщинами! Нашли! Ларису (Лору) Кронберг-Соболевскую, разведённую актрису, которой предстояло сыграть в своей жизни главную, а в жизни посла Франции – роковую роль.

И она её исполнила с блеском. За что была награждена генералом Грибановым роскошными швейцарскими часами, выполненными из золота и бриллиантов. А ваш покорный слуга, – Козлов пальцем ткнул себя в грудь, – получил орден Красной Звезды!

Семинар второй. Руководитель генерал-майор Кудрявцев В. П.

– Уважаемые товарищи курсанты! На предыдущем занятии вы узнали, как реализуется операция под общим названием «медовая ловушка». Сегодня вам предстоит узнать подробности реализации аналогичного мероприятия, под кодовым названием «медовый капкан». Замечу, что по сути своей они сходны – всё сводится к обольщению объекта оперативной разработки. Различие лишь в том, что в первом случае в главной роли выступает женщина – «ласточка», а во втором – агент мужчина, на оперативном слэнге – «ворон».

Как вы понимаете, иногда при проведении подставы первый шаг может принадлежать агенту, но делает он его лишь для того, чтобы попасть в поле зрения объекта. Действительно, верится с трудом, что бы объект, нацеленный на приобретение связей среди военнослужащих МО СССР, упустил шанс войти в контакт, а затем и сблизиться со старшим офицером ВМФ. А лучших условий для секретного внедрения, чем подстава агента в форме капитана первого ранга в момент, когда объект попал в затруднительное положение в незнакомой (если не сказать, враждебной) среде, придумать сложно.

Итак, товарищи курсанты, подстава «ворона» в ходе реализации операции «РЕЗИДЕНТША»…

«Медовый капкан» для «Резидентши». Орудие главного калибра – к бою!

Был уже двенадцатый час дня, когда полковник Гасан Ахмед-паша, военный атташе посольства Турции в Москве и по совместительству резидент военной турецкой разведки, проснулся от тревожного сердцебиения.

Ценнейший дар жизни – оптимизм – полковник начал утрачивать на пятидесятом году жизни после того, как во время прохождения плановой диспансеризации в американском военном госпитале, узнал, что умирает из-за «тлеющего гепатита», который известен специалистам по болезням печени как «тихий убийца».

Врачи пояснили, что вскоре его печень больше не сможет фильтровать токсины из организма, и он начнет впадать в ступор: не сможет прочесть газету, закончить фразу, иметь дело с деньгами. При бездействии печени другие органы начнут разрушаться. Появятся эпизоды спутанности сознания, похожие на симптомы болезни Альцгеймера. Регрессия половой функции даст о себе знать в первую очередь, а это скажется на интимных отношениях с женой, двадцатипятилетней красавицей Ширин.

Выслушав вердикт врачей, Гасан Ахмед-паша не стал «сердиться на умирающий свет». Более того, он стал снова учиться жить, учиться вести жизнь по-новому, осторожно, как держат воду в ладонях кочевники в пустыне. Теперь ему постоянно приходили на память строки классика турецкой литературы Махмуда Абдул Бакы, признанного знатока искусства умирать:

«Все безнадежно больные, услышав свой смертный приговор, проходят через несколько кругов: отрицание, гнев и, наконец, принятие».

Подтверждение своему отказу от хирургического вмешательства военный атташе нашел в беседах по телефону из Москвы с Мусой, старшим братом, психиатром стамбульской клиники.

«Гасан, запомни, – неоднократно повторял брат, – больные с пересаженной печенью никогда не выздоравливают. Они только обменивают смертельную болезнь на тот срок жизни, который может обеспечить для них Аллах и достижения медицины. Поэтому стоит ли выбрасывать на ветер деньги? Не лучше ли довериться консервативному лечению химическими препаратами и аутотренингу, в крайнем случае, прибегнуть к помощи психоневролога или психиатра, в совершенстве владеющему искусством гипноза? Пойми, после трансплантации ты будешь чувствовать себя в обществе людей как прокаженный с колокольчиком на шее. Дар Аллаха – жизнь – превратится для тебя в пытку. На мой взгляд, надо дождаться кризиса, то есть того кровотечения, о котором тебе говорили американцы, а там будет видно. Сколько, кстати, запросили с тебя американцы за операцию?»

«Более полумиллиона долларов…»

«Ширин знает о диагнозе?»

«Нет, но врачи предупредили меня о неминуемом снижении половой потенции. Рано или поздно, она догадается, что со мной не всё в порядке…» «Думаю, Гасан, перед Ширин ты сможешь оправдать своё бессилие занятостью по работе. Да и вообще, тебе не следует преждевременно извещать ее о результатах медицинского обследования…»