Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

утратить наш прогресс. Уж точно не меньше быка.

Сол представил себе быка, вертящегося высоко над дымовой трубой, а потом бездыханно падающего на землю.

Мулы, уже находящиеся в нескольких метрах от рельсов, испугавшись свистка поезда, рванули вперед. Пассажиры первого вагона вцепились в сиденья.

Сзади послышался невозмутимый голос Гранта:

— Подозреваю, мы сейчас оставим позади себя куски животных, кучку досок и фермера.

Голос Кэбота, более громкий и нервный, тут же произнес:

— Господи, Грант. Для вас что, это и в самом деле лишь умозрительный вопрос?

Но Грант, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть, оставался таким же невозмутимым.

Встав на козлах, фермер всем своим весом пытался натянуть поводья. Когда поезд, грохоча, поравнялся с ними, мулы отпрянули назад, и фермер свалился на днище телеги.

В наступившей тишине слышались лишь облегченные вздохи пассажиров.

— Может, — наконец сказал Кэбот, — нам стоит вернуться назад в Сваннаноа?

Грант немного понизил голос.

— А также, возможно, нам стоит говорить потише. Сейчас в стране есть такие, кто хотел бы повредить ее лидерам, и любая связь с Вандербильтом…

Кэбот сухо ответил:

— Что, за каждым деревом скрывается анархист, да?

Сол с трудом заставил себя сдержаться.

— Угроза вполне реальна, — возразил Грант. — Взять ту бомбу на рынке в Чикаго. Или кафе «Терминус» в Париже. Анархия. Проклятые иностранцы. Да хмурьтесь вы сколько хотите, но Вандербильты — ну, кроме Джорджа, конечно, — перерезали больше корпоративных глоток, чем им полагалось бы. И в Билтморе соберутся очень важные и влиятельные гости… — Грант повел рукой, включая в эту группу и себя с Кэботом.

Сукин сын еще опасается анархистов, подумал Сол, а сам не может удержаться, чтобы не быть узнанным — даже незнакомцами в вагоне третьего класса — так он кичится собственной важностью.

Все прочие пассажиры как-то неестественно притихли. Глаза Гранта снова скользнули по Солу. Потом по Берковичу.

Дверь в конце вагона снова распахнулась. Сол инстинктивно пригнулся на сиденье. Потянулся к Нико. Он должен защитить Нико.

Над пассажирами и их газетами проплыл плоский верх фуражки кондуктора. Сол перевел дух, но так и оставил руку на плечах братишки.

— Следующая станция — Билтмор! Ранее известная как, — ухмыляясь, кондуктор глянул в окно на деревню, — Бест!

В свете нескольких газовых фонарей на столбах и висящих ламп Сол разглядел лужи грязи, тянущиеся непрерывной коричневой чередой от станционной платформы до кучки облезлых сосен вдали. Укрытые туманом, станция и пристройки расплывались, за ними едва проглядывались намеки на очертания остального поселка — в основном бревенчатые хижины и фермы, лишь несколько новых строений, утонувших в тумане.

Талли МакГрегор наклонилась к нему через проход.

— Мистер, если вам нужно в Билтмор, то вам лучше выйти здесь.

Сол рассеянно поблагодарил ее. В оконном отражении Грант все еще внимательно смотрел на Сола, на Берковича, снова на Сола. Грант пригладил кончики усов. После чего снова повернулся к своему спутнику.

Беркович развернулся на сиденье в сторону Сола. Берегись, беззвучно выговорил он, мотнув головой в сторону двух стоящих джентльменов, вон того.

Сол быстро кивнул. Он полагал, что понял, кого из этих двух имел в виду Беркович, но потом он уточнит, чтоб уж знать наверняка — но это потом, когда будет время спросить, почему.

Керри МакГрегор, кажется, могла заметить эти их переговоры, хоть и сидела, отвернувшись лицом к окну. По крайней мере, она могла понять, что между ними что-то происходит — что они не были совсем уж незнакомы друг другу.

— Возможно, Кэбот, — сказал Грант, — мы с вами и правда должны вернуться в Сваннаноа. Я так понимаю, что к нам вскоре должны присоединиться гости прекрасного пола, которые прибыли ранее.

Кэбот, отражающийся в окне, казалось, смотрел на поселок — а может быть, на юную Керри. — Полагаю, племянница Вандербильта, — сказал он безо всякого энтузиазма. — Мисс Слоан.

— Да, и ее подруга, кажется, из Нового Орлеана. Мисс Бартелеми.

Бартелеми.

Судорога сжала грудь Сола. Даже при том, что он знал, он не ожидал услышать в Северной Каролине это имя — эти слова подействовали на него, как удар током.

Он заметил, что Беркович что-то записывает в своем блокноте.

Голова Сола гудела от скрежета тормозов и свиста поезда, разносившегося по окрестным холмам и горам.

Но еще громче в его голове звенело это имя, которое он услышал, находясь четыре года в бегах. Четыре года он надеялся пережить все это.

Бартелеми.

Глава 4

Лиллиан Бартелеми никогда не позволяла себе никаких сожалений, так что это было не оно. Также она не позволяла себе никаких сомнений.

Но от раздавшегося где-то неподалеку свистка поезда у нее похолодела кровь. Потому что это значило, что час настал.

Живот скрутило спазмом — и это не было резью от слишком туго затянутого корсета или слишком тесной талии амазонки. Возможно, она слишком уж поспешила с тем, что устроила. Но на кону стояло семейное имя.

Наклонившись вперед, она отпустила поводья. Несмотря на мокрые листья на земле, несмотря на темнеющий лес, она пустила лошадь в галоп.

Эмили, ее подруга, осталась где-то позади. Но, как любил говорить ее отец: «Промедление никогда не было в характере нашей Лилли».

А случалось ли когда-нибудь, подумала теперь она, чтобы он произносил это с гордостью?

— В Лиллиан слишком много твоего характера, Морис, — всегда уточняла мать Лилли. — Слишком много этого безумного, бурного натиска. Это погубит нас всех.

К моменту, когда Лилли и ее мать прошлым летом уезжали в Нью-Йорк, Морис Бартелеми и сам увидел в своей дочери слишком много себя самого.

— Подумай о лилиях, ma chere, — произнес он ей вслед.

Уже поставив ногу на трап корабля, она изумленно обернулась.

— Excuzes-moi?

— Ну, знаешь, лилии. Полевые. Те, что ни сеют, ни жнут. И тебе, дочь, тоже не стоит спешить в жизни.

Это прозвучало так же нелепо, как если бы кто-то из священников храма Богоматери Гваделупской вдруг задудел в рожок в середине проповеди. Впрочем, в устах Мориса Бартелеми, портового гиганта это, скорее выглядело как шутка. Словно он подмигнул. Или сделал неприличный жест.

— Но ты же построил свою империю совсем не так, верно, mon pere? — Она провела рукой по щеке отца. И заметила, как он исхудал.

— Меня беспокоит, что я подал тебе пример того, как…

Она не дала ему закончить. Потому что он, конечно же, был для нее примером. Конечно, она была дочерью своего отца. Даже когда он обижал и разочаровывал ее, как снова сделал на прошлой неделе, она его понимала. Потому что она была такой же.

Даже сейчас, на полном галопе, ее пульс вел себя совсем не так, как был должен. Биение ее сердца замедлилось,