Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

они тут думают, — сказала Рема. — В этом своем городище.

Старший итальянец, проследив, что Карло съел свою булку, откусил от своей.

— О-о-о, — сказал он, и это был почти стон. — Mio Dio.

Довольная Рема снова взялась за свое вязанье.

— Ну, и тебе mio Dio, сынок.

Ее спицы снова застучали. Снаружи начало смеркаться, и все посерело, но висящие в вагоне лампочки светились теплым желтым светом. Поезд постукивал и покачивался, и все они, сидящие в первом вагоне, постепенно смолкли. Заходящее солнце посылало сквозь окна свои последние лучи.

Керри пыталась представить себе, что ей нужно будет сказать. Как ты себя чувствуешь, папа?

Неплохо.

Я слышала, ты бросил пить. После всех этих лет, когда ты довел маму до могилы. Эгоистичная сволочь.

Она вздохнула. Не самое лучшее приветствие после двухлетней разлуки.

Ей хотелось бы, чтобы он умолял о милосердии. Вымаливал прощение.

Чего Джонни МакГрегор — окажись он хоть в пекле, хоть в потопе, а потом снова в пекле — не сделал бы никогда.

Керри ощущала убаюкивающее качание и постукивание поезда. Взбираясь все выше на Голубой хребет, вагон все сильнее раскачивался из стороны в сторону. Слева от нее попутчик с маленьким братом и свернутым рулоном бумаги, прижатым к груди, поглубже уселся на сиденье, опустил голову и задремал.

Поезд замедлил ход, и пролетающие за окном размытые зеленые контуры начали формироваться в очертания деревьев. Мимо нее по проходу пробирался пассажир. Керри почувствовала, что ее тело расслабилось впервые за все время после получения телеграммы.

И тут внезапно раздался визг тормозов. Поезд засвистел и накренился.

Итальянец вскрикнул, просыпаясь, и схватил своего маленького брата.

— Нет! — вскочил он на ноги. — Нет!

Глава 3

В темноте раздался резкий свист струи вырвавшегося из котла пара. Должно быть, это корабль. Приближается к верфи.

Или… нет… Только не корабль.

Он не мог размышлять. Не мог заставить себя думать. Перед глазами замелькали искры, руки опалило.

Они поймали его. Теперь вот-вот появятся их лица, злобные, распаленные.

— Нико, — пробормотал он. — Держись ближе ко мне.

Под ним тряслась земля, за первой на него накатывала другая волна этих яростных лиц.

Даже сквозь облако собственного страха он чувствовал запах смолы и дегтя, морской воды и пота.

— Мафиозные крысы, — ухмыльнулся один из них. — Чертовы лживые чесночники.

— Кто убил шефа, — поддразнивал другой. — Гнусные слизняки.

Один он бы еще мог спастись. Но он обещал.

Пригнувшись, прячась за корабельными клетями, он притянул к себе брата.

Снова крики, снова визг где-то внизу.

Все случилось сразу, внезапно: свист, возня. Схватив Нико, он вскочил. Его тело врезалось во что-то спереди, он отлетел назад.

И резко проснулся.

Вокруг была не тьма, а сумерки, как будто время повернуло вспять, и солнце, почти утонувшее в водах залива, стало возвращаться на небосвод. Не было больше никаких мигающих фонарей. Лишь слабый золотой отсвет на ярко окрашенных деревьях, да светящаяся лампочка, свисающая с потолка в паре метров от него.

Он рухнул на скамью. На сей раз не корабль, а поезд.

Он не пересекает океан, он пробирается через горы.

Полупривстав, опираясь всем весом на одну ногу, маленький Нико приоткрыл один сонный глаз. Увидев Сола рядом, он снова закрыл глаза и опустился обратно на скамью.

Нико привык к таким вспышкам.

Но про остальных пассажиров такого сказать было нельзя.

Все, кто был в вагоне, обернулись и смотрели на него — из-под полей шляп, поверх черно-белых страниц газетных баррикад. Шуршали толстые глянцевые страницы дамского журнала, из-за которого на него испуганно взирала плотная дама в сиреневой шали.

Он знал, что вызывал в них страх. Не только этим своим криком, но еще и раньше. Самим своим видом, даже если бы он вообще ничего не говорил и не делал.

Позади хлопнула открывающаяся дверь, и Сол подскочил. Но это был всего лишь идущий по проходу кондуктор.

— Старый Форт! Кто сходит, приготовьтесь! Следующая — Черная гора. — Он остановился, окинув Сола подозрительным взглядом. — Ваши билеты?

Кондуктор уже проверял билеты у всех пассажиров. Помедлив, Сол потянулся за своими. Таким, как им с Нико, лучше не спорить.

Кондуктор внимательно изучил их — и его самого.

— Эй. Вы. Вот этот вашенский концерт…

— Мне просто приснился сон.

— Да-да, но я не позволю никаких таких снов, что пугают до смерти моих пассажиров. Понял, макаронник?

Вашенский. Ох уж эти американцы в разных частях своей огромной страны! Похоже, у них тут и языки-то разные.

Развернувшись на каблуках, кондуктор направился к выходу. За ним был проход, напоминающий сложенную гармошку — тамбур между вагонами. Для большинства пассажиров он, наверное, был нужен для того, чтобы смягчать резкие повороты. Но для Сола это означало, что одним местом для спасения меньше.

Как всегда, кошмар отпускал его медленно. Пульс все еще колотился, сам он покрылся потом, как будто они с Нико снова бежали, спасая собственные жизни.

Прямо напротив, через проход, сидела эта молодая женщина, Керри, которая усомнилась в его имени. Достаточная причина, чтобы общаться с ней как можно меньше.

Там же сидел репортер. Они с Солом из осторожности не подавали виду, что знакомы. Для этого еще будет время. Если все пройдет, как планировалось.

Чувствуя, как грудь сжимает старая тревога, Сол посмотрел на молодую женщину, Керри. В ее лице была красота, но еще и — как это? — risentimento.

У нее и у ее брата с сестрой были волосы цвета крыш в Палермо, этой темно-рыжей черепицы. И такие же у той седеющей женщины, которая поглядывала на них с Нико поверх своего вязания. Вьющиеся волосы выбивались из-под ее чепчика, рукава блузки протерты чуть не до дыр, из поношенных туфель выглядывали кончики пальцев, но она смотрела на них с Нико с жалостью. Ну что же, они это заслужили.

— Тетя Рема, — сказал мальчик Джарси, глядя в сторону Сола. — А что, этот дядя, должно быть, спятил?

Женщина прижала палец к губам.

— Да все они такие, — высказался мужчина, сидевший перед ними, — громко, на весь вагон. Сдвинув котелок на затылок, он захлопнул газету. — Все газеты полны тем, как они сами себя же грабят. Да и убивают, чего уж там.

Убивают.

Сотни миль от верфей Нового Орлеана, но это слово преследует их и здесь. Как будто оно написано кровью на лице Сола.

Может, тот человек в котелке узнал его. Вместе с фотографией в газете того начальника полиции, которого застрелили, но он успел назвать имена своих убийц.

Взглянув вперед, на другую сторону вагона, Сол теперь, в сумерках, смог разглядеть отражения в окнах