Без жалости - Лоис Гилберт

Когда три года назад в резервации Онондага открыли казино, Райан начал ездить туда чуть ли не каждый вечер. Билли был профессиональным жокеем, отлично знал, что такое тотализатор, азарт и страсть к выигрышу, и умел подмечать нездоровый блеск в глазах записных игроков. Точно такой же блеск он заметил в глазах у Райана и посоветовал ему отказаться от игры. Куда там! Страсть к игре настолько увлекла брата, что он стал проигрывать вещи из дома, в котором они жили с Билли. Как-то раз, вернувшись домой, Билли увидел в прихожей свернутый в трубку иранский ковер и перевязанный веревками антикварный столик из гостиной. Эти вещи предназначались для продажи барышнику. Без этого рассчитаться с проигрышем Райан не смог бы. Это была, что называется, последняя капля. Билли раз и навсегда отказался помогать Райану в решении его проблем. Что же касается Райана, то он, как обычно, заявил, что никаких проблем у него нет.

Играть он продолжал, причем все с большим азартом, целиком посвящая себя игре. Успехи на этом поприще у него были неважные — после возвращения из Африки я заметила горькие складки, которые залегли у него в уголках рта.

Обычно одевался брат очень элегантно: английские рубашки с пуговичками на воротнике и твидовые костюмы от Харриса. Теперь же он был облачен лишь в халат и шлепанцы. Пробормотав сонным голосом еще несколько слов в трубку, он повесил ее и обратился ко мне:

— Они уже едут. Готовься к вторжению.

— Может, сварить кофе?

Райан вскинул вверх руки.

— Я тебя умоляю…

Я знала, как он относится к сваренному мной кофе, но мне не хотелось будить бабушку.

— Этот человек был убит, — сказала я.

— Откуда ты знаешь?

— Ему разворотило выстрелом брюшину, а ружья рядом с ним не было. Следовательно, это не несчастный случай.

Райан потер лоб, как он всегда делал, когда у него болела голова.

— Бедняга, — пробормотал он и шаркающей походкой направился на кухню, чтобы сварить кофе.

Я пошла за ним.

— Тебе приходилось бывать у ручья с тех пор, как мы ходили туда две недели назад?

— Нет. А тебе?

— Тоже нет. Я охотилась в другом месте. Я вот все думаю, сколько он там пролежал… — Я говорила высоким, срывающимся голосом. Можно было подумать, что я маленькая девочка, которая ждет, что ее старший брат сию минуту разрешит все возникшие у нее проблемы.

— Откуда мне знать, Бретт? И к чему эти бессмысленные вопросы? Дай мне спокойно приготовить кофе.

Хорошо ему было говорить о покое. Я вот его совершенно не чувствовала. Сжав кулаки, я принялась мерить шагами кухню.

— Когда они здесь появятся?

— Дэн сказал, что через четверть часа. Ты пойдешь будить бабушку?

— Сначала я выпью кофе.

— Да сядь ты наконец, — сказал Райан и гипнотизировал меня взглядом до тех пор, пока я не плюхнулась на стул.

Райан налил воды в чайник и поставил его на огонь. Я сидела и наблюдала за тем, как он вставлял в кофеварку бумажный фильтр. Потом перемолол кофе, высыпал его и залил кипятком. Я как завороженная следила за каждым его движением. Постепенно сердце у меня перестало колотиться, а дыхание сделалось ровнее и глубже.

Мы с Райаном родились на ферме. Родители у нас умерли так рано, что о матери у меня осталось одно-единственное воспоминание, похожее на старую цветную фотографию. Когда я думала о ней, передо мной возникали ее пронизанные солнцем золотистые волосы и прохладные руки, прикасавшиеся к моему голому животу. Если не ошибаюсь, мы лежали с ней на одеяле где-то за домом, в саду. Помню, над головой шелестели листья. Я столько раз возвращалась в детстве к этому воспоминанию в надежде высмотреть в этой картинке что-нибудь новое, что она почти стерлась в памяти.

Когда родители умерли, мне было всего два года. Об отце у меня не сохранилось никаких воспоминаний, и думаю, что именно по этой причине мне его особенно недоставало.

Наших родителей звали Эдвард и Каролина. Когда бабушка о них рассказывала, они представлялись мне сказочными принцем и принцессой, которые были очень красивы и мудры и в соответствии с правилами, существующими в сказках, должны были дожить до глубокой старости. На самом деле их жизнь была куда прозаичнее, а ее финал оказался трагическим. Они поженились совсем молодыми и жили на ферме, чтобы не тратить зря деньги за съем квартиры. Мой отец учился и работал в архитектурном институте в Корнелле, куда ему приходилось ездить чуть ли не каждый день. Каролина была единственным ребенком моей бабушки, и из того, что она мне о ней рассказывала, а еще больше из ее вздохов, которыми эти рассказы сопровождались, я поняла, что бабуля любила ее до безумия.

Каролина и Эдвард погибли в автомобильной катастрофе. Бабушка редко говорила об этом. Стоило мне только затронуть эту тему, как она замыкалась в себе, а ее лицо начинало болезненно морщиться. Со временем я приучила себя к мысли, что детали этого трагического происшествия так и останутся нераскрытыми и сведения о том, как и при каких обстоятельствах погибли мои родители, бабушка унесет с собой в могилу.

После смерти дочери и ее мужа бабушка усыновила и удочерила нас с Райаном, воспитала как родная мать. Когда случилась трагедия, ей было только сорок пять, и многие думали, что она и в самом деле наша мать. Я всегда ужасно гордилась бабушкой, особенно после того, как у меня появилась Эми и я на собственном опыте узнала, что значит быть матерью.

Бабушка — героическая женщина: одна, без мужа и всякой поддержки со стороны вырастила и воспитала нас двоих и, кроме того, ухитрилась дать нам образование. Не следует забывать, что, помимо нашего воспитания, она еще ведала делами фермы и написала тринадцать книг.

По-моему, ферма — лучшее место для воспитания детей. Это своего рода заповедник, где молодняк целый день носится на свежем воздухе и, находясь в неразрывной связи с природой, быстро набирается нужных для жизни сил.

Если считать и Эми, на нашей ферме воспитывалось пять поколений из клана Макбрайдов. Наш дом стоял на пригорке уже как минимум сто лет, а выстроил его мой прадедушка Мэтью Скотт Макбрайд. Дом был построен в псевдоклассическом стиле, очень популярном в этих краях в начале века. Он состоял из двух этажей и был выкрашен белой краской, а все ставни — темно-зеленой. С восточной стороны к дому примыкало высокое крытое крыльцо. Большинство окон сохранило еще стекла, вставленные во времена прадедушки Мэтью. Они были, казалось, неимоверной толщины и от времени слегка помутнели. Каждая дверная рама в доме по причине ее древности была укреплена досками, а все ступени на лестницах от времени и от поступи многочисленных потомков рода Макбрайдов истончились, рассохлись и теперь скрипели.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});