Меняла - Андрей Снегов

разноцветными огоньками пульт. Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими тяжёлыми всхлипами перегруженных двигателей. До прибытия на личную прогулочную яхту господина Таками оставалось минут двадцать. Через некоторое время я задремал, и мне приснился дом на берегу Средиземного моря. Дом, который я скоро куплю. С юга дул холодный ветер и вместо водяных брызг нес тучи мелкого, всюду проникающего песка из Сахары. Я стоял на веранде и, дыша полной грудью, ловил лицом острые секущие струи, наслаждаясь пребыванием на Матушке-Земле. Огромные волны хищными языками лизали кромку прибоя, окрашивались в жёлто-бурый цвет и с грохотом обрушивались на берег, поднимая мириады тонн водяной пыли. Я поёжился, плотнее завернулся в махровый халат и вернулся в гостиную. В центре над журнальным столиком висел мёртвый разорванный в лохмотья серый ирис. А на прозрачном стекле лежал переливающийся всеми цветами радуги Окенит. Я схватил жемчужину и толкнул разлагающуюся плоть к окну. Но она не двинулась с места, в руках у меня осталась серая слизь, которая начала впитываться в кожу, разъедать её, и уже через минуту руки стали полупрозрачными и приобрели характерный пепельно-серый оттенок… Я закричал, и на меня навалилась пресная реальность, избавляя от привычных кошмаров сна.

– Ты опять кричишь, – тихо сказал уже привыкший к моим ночным воплям Панин.

– Старые грехи не дают покоя, – я мрачно усмехнулся и отстегнул ремни.

Челнок пришвартовался, и мы протиснулись в маленький шлюз с массивным контейнером в руках. Стоя под тёплыми воздушными струями дезинфектора, я мечтал. Грезил о долгожданном возвращении домой. Чек с кривоватой подписью, единица с множеством нулей – и ты человек. Можешь лететь куда угодно, проявлять независимость, надменно реагировать на тупые шутки окружающих, не боясь ни с кем испортить отношения, одним словом – можешь быть самим собой. И цена этому – всего ничего, жизнь мыльного пузыря с загадочным кристаллом внутри. Мои размышления прервал биппер, и внутренняя дверь бесшумно отъехала в сторону. Ступая по мягкому, податливому пластику, мы понесли контейнер с ирисом в лабораторию.

– Приветствую вас, – сухо сказал профессор Таками.

Он с закрытыми глазами сидел на пластиковом полу в позе Будды и меланхолично покачивал головой из стороны в сторону. На нём было ослепительно белое кимоно, а вокруг раздавались звонкие колокольчатые звуки кото – японской тринадцатиструнной арфы.

Мы остановились напротив профессора. Я оглядел раскрытые медицинские шкафы, покрытый свежим пластиком и тщательно приготовленный для препарирования лабораторный стол, стоящую подле него тумбочку, на которой сверкали никелем острые грани медицинских инструментов, и в очередной раз утвердился в мысли, что у нынешнего заказчика не всё в порядке с головой.

– Ириса привезли? – равнодушно поинтересовался Таками, не открывая глаз.

– Он в контейнере, – невнятно промямлил Панин и замолчал.

– Присаживайтесь в кресла, – японец открыл глаза и отстраненно уставился в одну точку. – Чеки лежат на столике.

Я обернулся и взял в дрожащие руки пластиковый квадратик с именной голограммой в правом верхнем углу. Рядом радостно воскликнул Панин. Когда я собрался произнести слова благодарности, в руках Таками появился бластер. Два неоново-синих плевка – и мы с Паниным недвижимыми мешками повалились в мягкие кресла. Оцепенение наступило мгновенно, по телу разлился ледяной холод, а язык беспомощно обмяк во рту. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, мысли стали медленными и какими-то неживыми, они нехотя ворочались в голове и клубились как дым, не давая возможности сосредоточиться. Японец применил парализующие заряды – это было единственное, что я чётко осознал. Лёжа спиной на кресле, я сквозь полуприкрытые веки мог видеть, что происходит в лаборатории.

Таками подошёл к контейнеру и отстегнул герметизирующие замки. Сняв крышку, он с каким-то благоговейным трепетом достал обмякшее серое тельце и бесформенной массой водрузил его на стол. Звездолёт очнулся и начал, издавая характерное шипение, наполнять тело воздухом. Японец повернулся к нам лицом, взял в руки бластер, и, переключив режим, выстрелил. Рядом грохнуло, пол содрогнулся, и запахло палёным мясом. Прощай Панин, подумал я, извини, что втянул тебя в эту авантюру. Захотелось крикнуть, заплакать от бессилия как ребёнок, уткнуться в подушку и реветь, вспоминая друга, но даже мысли не слушались, они расползались и растворялись в мутном тумане, окутавшем разум. Таками опустил оружие и медленно подошёл ко мне. Он наклонился, и я увидел узкие щёлочки карих глаз, в которых плавала пустота.

– Ну здравствуй, ловец! – он криво улыбнулся. – Кажется, так называли в древности охотников за жемчугом?

Безмолвствуя, я беспомощной куклой лежал в кресле.

– Наконец я поймал тебя, – медленно процедил он, подавляя эмоции. – А любое плененное существо нужно внимательно изучить.

Японец картинно медленно двинулся вокруг кресла. Он с грацией кошки приближался, затем отдалялся, щурился, что-то беззвучно шептал, опять подходил ближе, пристально разглядывал в профиль и анфас, и с необъяснимой настойчивостью снова и снова смотрел мне в глаза.

– Я ищу, где прячется твой разум! – прошептал он на ухо, приблизив свое лицо к моему, а затем снова заглянул в глаза. – Скольких Ирисов ты убил за десять лет?

Меня как током прошибло. Я не знал правильного ответа. Миллионы раз я задавал себе этот вопрос. Этот и ещё один. Ради чего? Их было много, убитых мною – не меньше десяти тысяч. Сверкающие голограммой кредитки за радужные переливы ириса.

– Всех вспомнил? – прошипел Таками.

Ответом ему был мой остановившийся взгляд.

– И мысли никакие в голову не приходили? – Таками глухо рассмеялся, запрокинув голову. – Какие же вы, люди, глупые! Ты так ничего и не понял? Представь себе, что существует разум настолько древний, что возраст его тебе не скажет ни о чём. Замечу лишь, что он пережил рождение и смерть многих звёзд. Этот разум тебе чужд. Его представители не способны к размножению, не нуждаются в технике и технологии, они лишь созерцают. Созерцают и размышляют. Однажды к ним приходит понимание, что планета, на которой они обосновались в последний раз, медленно умирает – одна из её звёзд становится пульсаром. Но древний разум должен спастись, спастись, во что бы то ни стало. И вдруг на планете появляются люди. Они ещё младенцы, неоперившиеся птенцы, молодая раса, интеллект которой находится в зачаточном состоянии. Они – дети, даже по сравнению с шишигами. А что нужно детям? Конечно, красивые игрушки! По-моему, на Земле есть растения, которые привлекают животных яркими плодами и с их помощью расширяют ареал обитания. И древний разум привлёк людей. На основе генокода шишиг он создал существ, которых Вы назвали звездолётами или ирисами, сотворил радужную приманку, которая должна была сработать. И она сработала. Вы спасли всех: просто вывезли с умирающей планеты в качестве сувениров и украшений. А сегодня ты доставил на борт корабля последнего представителя той древней расы.

Таками